Отчаянная

— Никому другому не было холодно, — объяснил он. — Только вам. Ваши чувства оказались более восприимчивы, чем наши.

— Но миссис Мэдкрофт, — возразила я.

— Какие-то способности у нее, несомненно, есть, — согласился он. — Но какие бы они ни были, я не заставлю себя довериться ей и не буду искать помощи у нее.

— И все же, у нее было много успехов, — не согласилась я.

Мой гнев поднимался, и я уже жалела о том, что потеряла те незримые, дорогие мне узы, которые ненадолго соединили нас.

Эдмонд устало вздохнул.

— Полагаю, что вы говорите это с ее слов?

— Да; И многие газетные сообщения подтверждают их. Она сохранила газетные вырезки за долгие годы.

— Действительно? Это дело требует исследования. Мое сердце невольно сжалось. Если он попросит посмотреть альбомы с вырезками, то, безусловно, узнает о связи моей матери с миссис Мэдкрофт. И я снова буду считаться «особой с сомнительной репутацией». И Фанни будет отказано в дружбе со мной. Я затаила дыхание в ожидании неизбежного.

К моему облегчению, вместо того, чтобы расследовать это дело, Эдмонд сжал мою руку.

— Мисс Кевери, вы действительно считаете, что моя мать была убита?

— Да.

— А вы имеете представление, кто может быть убийцей?

Он взглядом искал на моем лице следы того, о чем я могла думать. Но я уже убедилась, что он не может читать мои мысли, и это меня успокоило. Я уверенно покачала головой.

— И никаких подозрений? — не отступался он, чувствуя, что я что-то скрываю. — Не нужно быть вежливой со мной. Я сознаю, что у меня есть довольно уважительная причина желать ей смерти».

— Как, теперь это видно, у доктора Родеса и Урсулы, — добавила я.

Кто знал, до какой степени агрессивности дойдет она со своей раненой гордостью? Ее образ поющей вместе с Фанни все еще отчетливо стоял в моем воображении. Я посмотрела вверх и увидела, что брови мистера Ллевелина резко вскинулись. Я покраснела. Особые причины Кенета и Урсулы для убийства Лили находятся вне понимания для любой хорошо воспитанной и незамужней молодой женщины. Тем более, не стоит об этом упоминать в присутствии мужчины. Он наклонил голову и тихо кашлянул в руку, вежливо притворяясь, что думает о другом и его не интересует мое легкое бормотанье.

— В доме тогда были и другие, не так ли? — спросила я, испытывая чувство благодарности за эту маленькую игру.

— Винни, Эглантина и Фанни, хотя ей было всего лет десять, — ответил он.

— И ваш отец, я полагаю? — уточнила я.

— Он был в то время прикован к постели, — припомнил Эдмонд.

— И у него не было причин желать ей вреда? — все любопытствовала я.

— Наоборот, — сухо ответил он. — Вообще, любой, кто входил в контакт с моей матерью, имел причины желать ей вреда.

Все мускулы его тела, казалось, предельно напряглись. Я ощущала это исходившее от него напряжение, оно электризовало даже воздух вокруг. Мое обычное спокойствие улетучилось еще тогда, когда он взял меня в зале за руку, чтобы вывести на улицу. Все время после того момента я была переполнена чувствами, которые могли выплеснуться из меня в любую секунду. И эта секунда наступила. Я задрожала всем телом и склонилась к нему…

Не знаю, что он подумал. Может быть, что мне холодно или что все пережитое в музыкальном зале расстроило меня. Во всяком случае, он сбросил свой пиджак и накинул мне на плечи. Я оказалась укутанной чудесной шерстяной одеждой, которая пахла удивительно приятно. Интересно, каждый ли мужской пиджак, который стирают таким ароматным мылом, может оказывать на меня столь опьяняющее воздействие?

Заметив, что я все еще неуверенно стою на ногах, Эдмонд обнял меня за талию. В этом движении не было ничего неблагопристойного, тем не менее, я обнаружила, что мне стало трудно дышать и немыслимо трудно разговаривать.

— Вы думаете, ваш отец знал о ее… непристойном поведении? — подобрала я нужное слово в отношении Лили.

— Не думаю, чтобы он был таким слепым, каким прикидывался, — ответил Эдмонд. — И не виню никого из соблазнившихся. Возмездие. Это понятие кажется мне здесь более подходящим, чем убийство. Мне бы хотелось, чтобы имя ее палача ушло в могилу вместе С ней.

— Безусловно, она не была… — попыталась я подобрать нужное слово.

— Абсолютно и полностью дьяволицей, — выручил Эдмонд.

От его слов я пришла в ужас. Значит, впечатление, которое осталось у нас с Чайтрой, не было ошибочным. Мистер Ллевелин действительно защищал убийцу своей мачехи. Теперь я была убеждена, что он хотел, чтобы и я делала то же самое. Но какого мнения об этом я сама?

— Даже если я соглашусь с вами, это вам ничего не даст, — возразила я. — Миссис Мэдкрофт убеждена, что призрак Лили не успокоится до тех пор, пока она не назовет убийцу.

Эдмонд ничего не ответил. Он только еще крепче обнял меня за талию и прижал к себе.

— Тогда вы должны убедить ее в любом случае, — хрипло прошептал он. — Это дело нужно похоронить. Для нашего общего блага. Однажды вы сказали, что поможете мне. Можно мне рассчитывать на вас снова?

— Можете, — выдохнула я, и пламя страсти вырвалось из меня, — лишив меня здравого смысла, и сделав глухой к обещаниям, которые я произносила.

Уголки его губ изогнулись, и его дыхание нежно коснулось моей щеки.

— Временами вы, мисс Кевери, бываете невыносимо раздражающей молодой леди, — произнес он все тем же хриплым шепотом. — Но приятно знать, что вы можете быть поддержкой.

Глава 12

Лучше бы мне не давать обещание помочь мистеру Ллевелину. Миссис Мэдкрофт кипела решимостью разоблачить убийцу Лили. Это по крайней мере. А еще лучше отдать его в руки правосудия. Мои попытки отговорить ее она назвала глупостями неопытной молодой женщины, которая всех жалеет и всем сочувствует, не оценивая при этом потребности ее духовной сферы.

Судя по настроению миссис Мэдкрофт, не существовало преград, которые могли бы помешать ей довести до конца то, что она начала.

Теперь, когда мистер Ллевелин больше не подвергал меня своему очаровывающему воздействию, его просьба о помощи несколько удивила меня. Почему он просил меня убедить миссис Мэдкрофт прекратить спиритическую деятельность в Эбби Хаус, когда ему достаточно было приказать нам убраться из его дома? Он признавал свои обязательства перед Фанни? Или такими прямыми и грубыми действиями не хотел портить сложившуюся в обществе и в семье традицию гостеприимного хозяина?

Все это были лишь мои предположения.

Наша поездка в Дедл Доо не состоялась. Оказалось, доктора Родеса вызвали к больному кузнецу. Вроде бы, на один день. Но я предполагала, что у этого больного ему придется задержаться более, чем на один день. Он был унижен перед невестой, ее подругой и посторонними. К тому же, он был слишком чувствительным джентльменом, из тех, кто не может легко выбросить из своей памяти всякие малоприятные вещи.

Впервые за всю неделю Фанни появилась в это утро за завтраком, жалуясь, что умирает с голоду. Судя по тому, как отчаянно Фанни протирала глаза, она плохо спала. Но Фанни была не единственной, кому в минувшую ночь спалось неважно. Салли и Урсула явились тоже необычайно рано.

Фанни положила себе на тарелку яйцо-пашот и колбасу и плюхнулась на стул рядом со мной. Но есть почти не стала. Откусив кусочек намазанной маслом булочки, отодвинула тарелку в сторону.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя свинкой за то, что съедаю два кусочка, — пожаловалась Салли, с завистью рассматривая изящную фигуру Фанни.

— А Кенет считает меня слишком тонкой, — дружелюбно сказала Фанни.

— Тогда жаль, что ты не съедаешь все, что на тарелке, а выбрасываешь на ветер, — уколола Урсула.

В ответ на эту шпильку Фанни лишь передернула плечами и тут же спросила у Урсулы, не было ли писем? В ожидании ответа ее пальцы нетерпеливо постукивали по краю стола, и она заговорщически улыбнулась мне. Из этого я сделала вывод, что она ждала письмо от своих друзей, которым рекомендовала меня гувернанткой.