Именем королевы

Мгновением позже в комнату входит мужчина. Ларк идет ему навстречу, берет его за руку и подводит к краю кровати. Сначала Филиппе показалось, что это Ричард, но затем она поняла, что мужчина старше. У него светлые волосы, и он красив, почти так же, как Ричард.

Папа.

Она сидит не дыша. И они стоят и боятся пошевелиться, разглядывая ее, а она в свою очередь смотрит на них. Буря чувств обрушивается на нее. Потрясение, смущение, неверие, ярость, беспомощность… и жуткая слабость.

Но не любовь.

Глядя на них, она видела перед собой двоих чужих, очень милых людей, у которых по щекам текли слезы. Наконец она обрела способность говорить.

– Вы Ларк и Оливер де Лэйси, граф и графиня Вимберлийские?

– Да, это мы.

Блестящие от слез глаза лорда Оливера были голубыми. Не такими темно-голубыми, как у Айдана, чуть светлее. Он взял ее руку и прижал к своему сердцу. Затем он расцеловал ее сначала в одну щеку, потом в другую, потом в губы и нос. И только в этом порядке.

И она припомнила ласковое прикосновение именно этого мужчины.

– Добро пожаловать домой, Филиппа, моя дорогая дочурка.

– Его приговорили к казни? – спросил у графини Донал Ог шепотом.

Он скакал во весь дух из замка Росс, вымок под дождем и весь пропитался ветром дороги.

Она молча с горечью посмотрела на него, не в силах выговорить ни слова. Пока не переборола ком, застрявший в горле. Но она превозмогла себя, сглотнула с усилием и взяла его огромную руку в свои.

– Я старалась, но Фортитьюд Броуни отказался пересмотреть свои обвинения против Айдана.

Донал Ог вырвал руку и с силой ударил кулаком в свою ладонь. Лампа, висевшая на крючке в конюшне, исказила его облик, делая еще более крупным и грозным, чем обычно. Графиня пригласила его сюда тайно, поближе к резиденции Оливера де Лэйси в Килларни.

– Все, чего хотел мой кузен, – так это жить в мире, – медленно произнес Донал Ог. – Его отец не давал ему такой возможности. Теперь эта Фелисити. Оба уже мертвы, но даже теперь не отпускают его из своих смертельных объятий.

Его сердце оплакивало Айдана, оплакивало их всех.

– Любовь моя, мне очень жаль. – Он схватил ее за плечи, прижав к себе. – Я должен пробиться к Айдану и освободить его из заключения…

– Нет, – возразила она. – Боже, Донал Ог, я так боялась, что вы это предпримете. Это единственный способ наверняка убить обоих, себя и Айдана. Он не побежит, а вас поймают.

– Я заставлю его пойти со мной. Я крупнее его и всегда был сильным.

– Дело не в этом. Если вы увезете Айдана, Фортитьюд Броуни утопит Керри в крови.

Донал Ог свирепо стиснул челюсти и посмотрел в потолок.

– Соберитесь с силами, любимый. – Она прижала дрожащую руку к его щеке. – Они вам понадобятся. – Чувство разочарования охватило графиню. Она использовала все свое умение, обаяние, даже ложь и лесть, чтобы подвигнуть констебля на проявление великодушия. – Все, чего я смогла добиться от Фортитьюда Броуни, – так это заверений, что больше никто не пострадает, – призналась она.

Донал Ог стремительно вышагивал взад-вперед.

– Он у меня сам пострадает. Отправлю его на Небеса к его сумасшедшей дочурке.

– Возьмите себя в руки. Фортитьюд Броуни мошенник, и нам нужны доказательства. – «И очень срочно, – подумала она. – До того, как он приговорит Айдана». – Я повторно напишу лорду-наместнику в Дублин.

Донал Ог выдохнул, восстанавливая дыхание. Он раскрыл свои объятия и устало улыбнулся:

– Идите ко мне, моя радость.

Она с радостью прижалась к нему, находя удовольствие в объятиях мужчины, не похожего на остальных ее знакомых.

– А что будет с нами? – шепотом спросил он у нее. – Должен ли я исчезнуть, как раненый волк в дебрях Коннота, куда даже саксы боятся заходить?

– У меня есть предложение получше. Граф Вимберлийский выделит один корабль для вас и всех прочих, кто хотел бы покинуть эти края. Запас продовольствия на шесть месяцев, опытная команда, которая доставит вас туда, куда пожелаете.

– Яго это понравится. – Он хмыкнул. – Он потащит нас в Вест-Индию еще до конца недели.

– Разве его выбор так уж и плох?

– Плох, – он прижал ее к себе сильнее, – если это означает разлуку с вами, моя милая.

И тут среди черных туч отчаяния сверкнул луч надежды.

– А разве есть закон, запрещающий мне плыть с вами?

Ирландского великана словно молния пронзила.

– Вы это сделаете?! – воскликнул он радостно. – Вы поедете со мной в изгнание?

– Если будет нужно, то хоть на край света, – призналась графиня.

– О, дорогая моя Розария. Именно туда я и заберу вас.

Пиппа встала утром после на удивление спокойного сна. Пока умывалась и одевалась, она продолжала обдумывать детали удивительных событий предыдущего дня.

Мышцы болели после схватки с бурей, а голова была полна тем, что случилось. Если верить Оливеру, английский патруль заметил ее попытки добраться до берега. Один из солдат бросился в воду как раз в тот момент, когда девушка пошла ко дну. Она наглоталась воды и потеряла сознание. Солдаты доставили ее прямо в поместье де Лэйси.

После встречи с родителями она поела немного супа, выпила вина и уснула беспробудным сном.

Зал в доме в Килларни был залит солнцем. После бури сады и парки в поместье де Лэйси сверкали на солнце омытой дождем зеленью. Пиппа не удивилась, увидев в окно прыгающую во фруктовом саду высокую и тонконогую собаку с длинной шерстью. Борзая. Их разводил папа. Она даже вспомнила, что самого крупного и красивого щенка в помете всегда называли Павло.

Все трое, Оливер, Ларк и Ричард, встали из-за стола, когда Филиппа вошла в зал. Она медленно оглядела их тревожным взглядом.

– Ты присоединишься к нам? – поинтересовалась Ларк.

– Я не голодна. – Слова прозвучали несколько невежливо, и она сдобрила их нежной улыбкой. – Спасибо вам. – Холодными руками она отстегнула брошь и передала ее через стол Ларк. – Мне сказали, что эта вещь когда-то принадлежала вам.

Трясущейся рукой Ларк достала крохотный острый кинжал с алмазной рукоятью и вставила в ножны, вплавленные в брошь.

– До меня эта вещь принадлежала леди Юлиане, твоей бабушке.

Филиппа кивнула:

– Она пела мне. Я помню обрывки русской песни.

Ларк хотела вернуть ей брошь, но Филиппа покачала головой:

– Бывали времена, когда эта брошь была единственным моим сокровищем. Единственной вещью, которая действительно принадлежала мне.

– Алмазы из броши потеряны? – поинтересовался Ричард.

– Они проданы, чтобы выжить.

Ричард покраснел и уставился на свои руки.

– Филиппа. Дочь моя. – Оливер горестно вздохнул. – Господи, когда я думаю, что тебе пришлось пережить, я презираю себя. Я должен был почувствовать, что ты выжила. Должен был объехать всю Англию в поисках тебя.

Горло Пиппы перехватило, но она оставалась далека от этих троих красивых, богатых, хорошо воспитанных людей.

– Вы обо мне ничего не знаете, – сказала Филиппа. – Ничего не ведаете о той боли, что мне пришлось пережить, об одиночестве, которое глодало меня изнутри долгие годы.

– Мы тоже страдали, Филиппа, – мягко заметила Ларк. – Много больше, чем ты думаешь. Мы убивались по дочери, которую считали погибшей.

Филиппе стало только тяжелее от ее слов.

– Судьба, похоже, была жестока по отношению к каждому из нас.

– Мы были лишены возможности жить вместе в любви, – заговорил Оливер. – Но чудо снова свело нас вместе.

– Нет, не чудо, а Айдан О'Донахью, – заявила Филиппа. Ей было больно выговаривать это имя. – Мой муж.

– Ты вышла за него замуж? – Ричард провел рукой по волосам.

– Восставший ирландский лорд, – сказал побагровевший Оливер.

– Католик, – добавила побледневшая Ларк.

– Человек! – Филиппа уперлась руками в поверхность стола. – Вы говорите со мной о любви так просто, словно она передана нам вместе с кровными узами. Это не любовь. Это родство. Любовь – это нечто, что приходит с постоянным вниманием, заботой, преданностью. Все это мне дал Айдан, а не вы.