Из золотых полей

Чесс проснулась; в ее горле застрял крик. Судорожная боль свела все ее тело, и чтобы облегчить ее, она поджала колени к груди.

Ее резкое движение наполовину разбудило Нэйтена.

— В чем дело? — пробормотал он спросонок.

— Судорога, — ответила она.

Ей было больно говорить, голос звучал сдавленно.

Он сел на кровати.

— Одеяло соскользнуло, и ты замерзла.

Он поправил одеяло и подоткнул его ей под спину.

— Спи.

Сам он мгновенно заснул опять. Чесс положила руку ему на спину и стала дышать в такт его медленному, ровному, глубокому дыханию, пока не заснула тоже.

Наутро она проснулась, чувствуя себя усталой и разбитой. Она не помнила свой сон. Зато хорошо помнила, что поклялась себе быть счастливой.

«Все зависит от меня самой, — сказала она себе. — Я вела себя глупо и даже хуже того — проявила слабость. Только слабодушная, бесхребетная дурочка станет оценивать свою жизнь и саму себя в зависимости от того, как часто какой-то человек улыбается ей, и от того, доволен он ею или нет. Я так беспокоилась о том, уважает ли меня Нэйтен. А почему он должен меня уважать? Почему меня вообще кто-то должен уважать, коли уж на то пошло? Если я дошла до того, что сама себя не уважаю. Да, не уважаю, раз униженно выпрашиваю внимания к себе, как дворняжка выпрашивает крошки, оставшиеся от обеда.

У меня есть очень многое. Все, чего я когда-либо хотела, и даже больше. Я мечтала иметь мужа, ребенка, собственный дом, и вот они у меня есть. А в придачу ко всему этому я еще и богата — а ведь желать богатства мне никогда и в голову не приходило. Я с четырнадцати лет обходилась без него. А теперь я могу получить все, что захочу. Все, что понадобится для меня, для моего ребенка, для обустройства моего дома.

Романтическая любовь бывает только в книгах, в жизни ей места нет. Веря в нее, желая достать луну с неба, я попусту тратила свое время. Для чего желать несбыточного, когда уже обладаешь тем, что намного лучше?

Мы с Нэйтеном компаньоны, мы вместе трудимся, чтобы расширить наше дело и сделать лучше нашу жизнь. Это куда больше, чем то, что есть у большинства женщин. Обычный удел женщины — быть покорной, делать то, что говорит муж, и выставлять на стол готовую еду всякий раз, когда он захочет поесть.

И с чего это мне вздумалось себя жалеть? Право же, мне стыдно за себя. Это необходимо прекратить. Немедленно, у меня есть куда более интересные занятия».

Эдит Хортон с восторгом приняла приглашение Чесс съездить на десять дней в Роли. Она даже предложила воспользоваться ее собственным экипажем и кучером. Что до развлечений, то их обеспечивала Чесс. Она обставляла свой новый дом, заказывая в самых роскошных магазинах мебель и убранство по образцам и каталогам, а что могло быть увлекательнее?

Чесс купила все изукрашенные вазы и вазочки, с широкими и узкими горлышками, на ножках и без ножек, которые смогла найти. Она накупила множество материи для занавесок и штор с бахромой на каждое окно; узорчатых ковров; резной мебели с бархатной обивкой; зеркал в позолоченных рамах; написанных маслом пейзажей с утесами и натюрмортов с цветами в вазах, грудами фруктов и битыми птицами, живописно уложенными рядом.

По совету Эдит она заказала четыре разных фарфоровых сервиза. И двадцать четыре массивных серебряных столовых прибора из двенадцати предметов каждый. А сверх того — отдельные серебряные посудины для солений, маслин, сардин, сыров, соусов, супов, пунша, пирогов, торта, сандвичей, пирожных, пудингов, салатов, рыбы, отбивных котлет, жаркого, ветчины, бекона, колбасы, дичи, черепашьего мяса и мороженого. Еще она приобрела десять дюжин простыней, пододеяльников, наволочек, скатертей, салфеток и полотенец для рук и для лица.

— Неужели твой Нэйтен не рассердится, узнав про такие траты? — изумилась Эдит.

— Нисколько, — ответила Чесс. — Он настолько поглощен строительством электрической станции, что ничего не заметит. К тому времени, когда электричество будет проведено, я рассчитываю закончить меблировку дома, и мы сразу же въедем.

Эдит состроила гримасу.

— Мой Генри замечает все, даже то, что в подсвечники вставлены новые свечи. Он требует, чтобы я сообщала ему обо всех своих расходах до последнего цента. Тебе очень повезло, Чесс.

— Я знаю это и благодарю судьбу. «И я счастлива, — мысленно напомнила она себе. — Быть богатой очень и очень приятно».

Пять машин конструкции Стэндиша вырабатывали четверть миллиона сигарет в день, шесть дней в неделю. Мельница была загружена от восхода до заката с понедельника по субботу, а для некоторых клиентов работала и в воскресенье. Торговля в магазине шла так бойко, что Джиму пришлось нанять в помощь мальчика и не закрывать дверей до восьми часов вечера.

Доллары текли рекой, только успевай тратить.

Наступала золотая эпоха американского бизнеса. Его мощное развитие стремительно двигало вперед всю страну. Во все стороны протягивались железные дороги, они строились во всех штатах и пересекали континент из конца в конец. На патентное бюро изо дня в день обрушивался шквал изобретений, и каждую неделю на рынке появлялись новые товары, делающие жизнь более легкой, удобной, утонченной и увлекательной. Везде вставали фабрики, рождая новые города там, где прежде были только перекрестки сельских дорог. Повсюду энергичные молодые люди сколачивали себе состояния. Нэйт Ричардсон был всего лишь одним из многих и многих тысяч.

Стимулом прогресса были деньги. Их можно было делать всюду, и для того, чтобы получить свою долю богатства, притом за очень короткий срок, нужны были только целеустремленность и упорный труд. Со всего мира люди стремились в Америку, где улицы были вымощены золотом.

В стране шел бурный рост. Росло население, богатство, росли возможности — и все благодаря бизнесу. Предприниматели становились новой аристократией, а такие воротилы, как Вандербильты, заняли место особ королевской крови. Всего лишь одно поколение назад некто Вандербильт выращивал овощи на небольшом острове в окрестностях Нью-Йорка. В прошлом году сын и невестка этого Вандербильта устроили прием, на который ушло 250 000 долларов.

Жить в Америке в 1884 году было чертовски интересно.

Глава 26

30 апреля Бак Дьюк установил на своей фабрике на Прэтт-стрит сигаретную машину конструкции Бонсака. В последовавшие за тем шесть лет он неизменно оставался самой важной фигурой среди конкурентов Нэйта и Чесс.

Но жизнь не останавливалась, пока они сражались с Дьюком, она продолжала идти своим чередом. Напряженная, увлекательная, полная перемен. Электрическая станция Нэйта была завершена вскоре после того, как в пяти милях от нее, в Дерхэме, появилась машина Бонсака, и все лето люди приезжали из ближних и дальних мест, чтобы своими глазами увидеть яркий свет, горящий в окнах фабрики, мельницы и магазина. Это было похоже на ярмарку: вокруг выросло множество наспех сколоченных ларьков, в которых продавали жаренное на вертеле мясо, галеты с ветчиной, вареные початки кукурузы с маслом, пироги, пирожные, фрукты, овощи, отварные яйца и всякие кустарные изделия. Привлеченные скоплением публики, приезжали продавцы чудодейственных эликсиров и во всеуслышание обещали покупателям исцелить их от всех недугов. Здесь же выступали скрипачи и жонглеры. Закончив представление, они пускали свои шляпы по кругу.

Чесс и Нэйт стали самой популярной парой в дерхэмском обществе, их наперебой приглашали на всяческие приемы и вечеринки. Сами они каждую неделю устраивали прием гостей в своем сверкающем электрическими огнями новом доме. Нэйт получил приглашение вступить в клуб, в котором состояли самые влиятельные бизнесмены Дерхэма. Чесс стала членом дерхэмского Литературного общества. У них появилась собственная ложа на ипподроме в Блэкуэлл-парке.

В их небольшом поселке открылись скобяная лавка, кузница и платная конюшня. Другие предприниматели стали советоваться с Нэйтом о приобретении или аренде зданий с электрическим освещением. А заказов на пиленый лес было так много, что он расширил лесопилку.