Нескромное предложение

Наконец, когда Брайан проиграл все наличные и начал расплачиваться с маркизом векселями, возмущенный Чатам встал и ушел, пробубнив себе под нос что-то такое про деньги и судьбу дураков.

Но Брайан только напомнил снова свой бокал и остался. Он знал, что совершает ужасную глупость, играя на деньги, которых у него нет. Но что-то заставляло его продолжать игру.

Брайан надеялся, что ему повезет, потому что случится какое-то чудо. Он был уверен, что так всегда и бывает. Но никакого чуда, конечно, не случилось, и Брайан вынужден был признать себя побежденным.

Он также вынужден был признать неприятный факт, что если даже продать двух своих лошадей, всю одежду и драгоценности, свой патент на офицерский чин, а возможно, и свою душу – то и тогда ему не хватит, чтобы покрыть хотя бы четвертую часть тех векселей, которые он так беспечно выписывал и которые маркиз небрежным жестом запихнул себе в карман.

Чатам был прав, подумал Брайан почти равнодушно. Маркиз не улыбался, получив свой очередной громадный выигрыш. Конечно, для такого человека пятнадцать тысяч фунтов скорее всего ничего не значат. Эту сумму маркиз проиграет, возможно, следующим вечером.

– Завтра я уезжаю на неделю в свое имение, – услышал Брайан будто издалека голос лорда Монрояля, – а после моего возвращения мы уладим дело с вашим долгом, если вы не возражаете.

Брайану оставалось только согласиться.

Они вместе с маркизом вышли в предрассветный туман и попрощались.

Только теперь Брайан понял, что же он сделал. Он невольно вздрогнул. Теперь ничто ему не поможет, думал он, шагая по улицам. Если он через неделю не достанет пятнадцать тысяч фунтов, – а у него не было возможности их достать, – то он должен будет пустить себе пулю в лоб.

Весьма отрезвляющая мысль…

На следующий день леди Синтия сидела за фортепиано и лениво перебирала пальцами по клавишам.

Она не могла сосредоточиться и сыграть свою любимую сонату. Вместо этого ее пальцы сами собой наигрывали старинную французскую любовную песенку. Слова этой песенки тронули ее душу, еще когда Синтии было семнадцать лет.

И она начала тихонько напевать, неожиданно с новым чувством ощущая грусть этих слов.

«Когда ты состаришься,// Однажды вечером при свечах…»

Неужели когда-нибудь, думала Синтия, ее любимый сочинит песню о ней? Как Ронсар о Елене?

Синтия почувствовала странное томление. Насколько она знала, ни один мужчина не любил ее, и никто не сочинял песен о ее красоте. Такие мысли не пришли бы Синтии на ум еще год назад, а теперь ей стало вдруг очень грустно.

Чтобы сбросить с себя это печальное настроение, Синтия сыграла песню снова, но жалобные ноты продолжали звучать в ее душе, говоря о неразделенной любви, об одиночестве.

Это слишком напоминало Синтии, чего ей самой не хватало: мужских любящих рук, обнимающих ее, мужских ласк, мужских губ, мужского…

Короче, ей не хватало мужчины! И щеки Синтии покраснели от того, куда завели ее мысли.

Ах, даже Джеймс с его флегматичным характером и ужасной привычкой обсуждать за обеденным столом овечьи болезни, даже и он лучше, чем та пустота, которая окружила Синтию несколько последних месяцев.

Синтия вздохнула и пробежала пальцами по клавишам. У нее не было никакого желания разучивать сонату к музыкальному вечеру у миссис Саммервиль. Может, тогда и не тренироваться вовсе? – подумала Синтия, потеряв интерес к музицированию.

В это время открылась дверь, и в комнату вошел дворецкий.

– Что случилось, Хастингс?

– Пришел маркиз Монрояль, миледи, – ответил дворецкий. – Я позволил себе проводить его наверх.

– Спасибо, Хастингс, – сказала Синтия.

Она почувствовала, как у нее сразу улучшилось настроение.

Если кто-либо и может развеять ее меланхолию, то это только Робби, подумала Синтия.

Кузен прошел небрежной походкой через музыкальный салон. Как всегда, маркиз был одет безупречно. Его фрак великолепно сидел на широких плечах, а узкие светло-желтые брюки облегали его стройные ноги так провокационно, очевидно, чтобы приковывать все женские взгляды в любой гостиной, куда бы он ни вошел.

Синтия была неравнодушна к столь прямому проявлению мужских достоинств. Но она не хотела потакать тщеславию своего кузена.

– Ты выглядишь сейчас так, будто очень доволен собой, Робби, – сказала она и протянула руку, которую он поднес к своим губам невероятно галантным жестом. – Я так понимаю, что миссис Скэнтон-Джонс уже капитулировала? – улыбнулась Синтия.

Маркиз посмотрел на нее, изобразив страдальческое выражение на лице и подняв высоко бровь.

– Ты меня огорчаешь, моя дорогая. Я всегда думал, что ты выше всех этих сплетен.

Синтия рассмеялась.

– Ты не собьешь меня с толку, кузен. Я слышала это от моей мамы. Сомневаюсь, что ты можешь назвать ее сплетницей.

Ленивая улыбка появилась на губах кузена.

Синтия поразилась снова, как и много раз в прошлом, прямо-таки сказочному магнетизму этого мужчины. У бедной миссис Скэнтон-Джонс не было ни единого шанса, конечно, чтобы устоять против такого очаровательного повесы, подумала Синтия. По довольной гримасе, мелькнувшей на его лице, Синтия поняла, что угадала, и почувствовала – совершенно неожиданно – легкий укол зависти.

– Ты никогда не устаешь от этих бесконечных побед, Робби? – спросила она иронично, приглашая его сесть рядом с собой. – Я думала, что за двадцать лет это все может надоесть.

Маркиз засмеялся.

– Я еще не так стар, моя милая. И не всегда мне сопутствует успех, должен сознаться. Да ты сама дала мне на днях хороший урок. Я все еще не пришел в себя от такого удара!

– Фи! – воскликнула Синтия. – Ты просто издеваешься надо мной, кузен. Но я рада, что ты пришел, Робби. У меня было жуткое настроение утром, и я срочно нуждаюсь в твоем остроумии.

– Ты же знаешь, что я всегда к твоим услугам, – ответил маркиз. – И, между прочим, я специально нанес тебе визит, чтобы сообщить хорошие вести о том, как идет твоя охота за молодым мужем.

Леди Синтия тут же взвилась.

– Ты так говоришь, будто я какая-то старуха, которая решила любым путем заполучить себе достойного джентльмена. Постарайся все-таки выбирать выражения, дорогой Робби.

Маркиз хмыкнул.

– Ты не можешь отрицать, что богатство – это хорошая приманка для любого джентльмена, моя дорогая Синтия.

Он замолчал, и Синтия заметила хитрый блеск в его серых глазах.

– Но ты и сама хорошая приманка, и, уж конечно, совсем не старая, – сказал он и пробормотал себе под нос, но так, чтобы она слышала: – Пока, по крайней мере.

– Это сомнительный комплимент, который я когда-либо слышала, – ответила Синтия.

Она сразу расхотела продолжать словесную дуэль со своим кузеном.

– Какие новости? – спросила Синтия. Конечно, ее поразило то, что маркиз взялся за это дело. – Кто он? – Ей не удалось скрыть волнение.

Лорд Монрояль цинично улыбнулся, и Синтия почувствовала, как ее щеки заливаются ярким румянцем.

– Я никогда не думал, что получу такое удовольствие, моя дорогая кузина, – проговорил он. – Ты открыла для меня новые источники наслаждения, Синтия. Я навечно у тебя в долгу.

Он замолчал, потому что в комнату вошел дворецкий и принес поднос с напитками.

– Спасибо, Хастингс, – сказал маркиз, беря предложенный бокал шерри и отпил глоток.

Дворецкий тем временем подал бокал своей хозяйке, затем поклонился и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Ты меня совершенно заинтриговал, Робби! – воскликнула Синтия. – И это нехорошо с твоей стороны дразнить меня. Брак для меня не шутка, как, может быть, это тебе кажется, бессовестный прохвост. Я должна была знать, что ты просто посмеешься над моей идеей…

Она вдруг замолчала, чувствуя, что вот-вот разрыдается.

– Извини, я огорчил тебя, Синтия, – сказал он, и его лицо сразу стало серьезным. – Ты права, – продолжал маркиз, – для меня брак ничего не значит. Буду честным с тобой и признаюсь, что я вообще не намерен жениться. Но, умоляю, не говори об этом моей матери. Зато я умею держать слово, и если я обещал найти для тебя мужа, то сделаю это непременно, моя дорогая. Положись в этом полностью на меня.