Когда струится бархат

Адам обнял жену за талию и повел через зал, чтобы поручить попечению своего телохранителя, проследил, как она уходит, и вернулся к ожидавшему пажу, уже проявлявшему явные признаки нетерпения. Адам решительно игнорировал присутствие Варэна де Мортимера, хотя ни на минуту не забывал о его присутствии, поглядывал за ним боковым зрением и даже заметил, как тот медленно расстегивает кружевной лиф своей дамы.

* * *

Оруженосец разлил вино, оставил кувшин и блюдо с засахаренными фруктами и, поклонившись, вышел из комнаты. Один из псов Фульке сделал несколько кругов по комнате и улегся на полу перед огромным очагом.

Адам передал Фульке запечатанный пергамент, который бережно хранил несколько последних недель, и по знаку графа уселся на стул с подложенной для удобства гобеленовой подушечкой.

Фульке вскрыл печать, развернул пергамент и принялся читать. Джоффри взял засахаренный марципан и аппетитно откусил половину.

— Интересно? — с набитым ртом обратился он к отцу.

Скорчив гримасу, Фульке покачал головой, затем поднес документ к канделябру и принялся перечитывать заново. Джоффри приподнял одну бровь, но, бросив оценивающий взгляд на отца, потерял интерес к происходящему и отвернулся. Он взял второй кусок марципана и швырнул собаке. Та прыгнула, схватила лакомство и облизнулась.

— Вы когда-нибудь занимались упражнением с копьем, сэр Адам?

— Да, милорд, правда, от случая к случаю.

— А мне кажется, довольно часто, — возразил Джоффри. — Я недавно в конюшне видел вашего жеребца и разговорился с вашим оруженосцем. Так вот, он сообщил мне, что вы попадаете копьем точно в центр щита на столбе десять раз из десяти.

— Остин имеет привычку преувеличивать, милорд.

— Мы завтра организуем учебный бой, отряд ле Клито против моих бойцов. Сочту за честь пригласить вас принять участие... Разумеется, в моей команде.

Такое предложение было равносильно приказу, в какой бы небрежной манере оно ни прозвучало. Сохраняя на лице бесстрастное выражение, Адам рассматривал молодого человека, который явно привык во всем добиваться своего. Вполне возможно также, что в случае несогласия он даже мог быть опасен.

— Оружие выбирайте по своему вкусу, милорд. Нельзя только пускать в ход острые лезвия клинков, даже если возникнет сильное желание наказать противника.

Адам наклонил голову в знак согласия и отхлебнул вина из своего кубка.

— Нельзя пускать в ход острые лезвия клинков, — медленно повторил он, убедившись, что его голос звучит спокойно.

Фульке холодным пронизывающим взглядом посмотрел на Адама.

— Ты знаешь, что здесь написано?

— Да, мой господин.

— А что там такое? — заинтересовался Джоффри. — Король Генрих собирается нас подкупить, чтобы мы не очень дружили с его любимым племянником?

Фульке в ответ фыркнул.

— Можно сказать и так. — Он протянул пергамент сыну.

— Бог ты мой! — воскликнул Джоффри, добравшись до самой важной части письма. — Да ведь она мне в бабушки годится!

— Она не кто-нибудь, а вдовствующая императрица Германии и законная наследница короля Генриха, — с суровым предостережением в голосе обронил граф, — к тому же ей всего двадцать пять лет.

Лицо Джоффри густо залилось румянцем. Он нервно сглотнул подступивший комок в горле и стал перечитывать пергамент, словно надеялся, что смысл написанного может измениться.

— Это и корона, и герцогство, — тихо промолвил Фульке, не отрывая глаз от сына.

— Мне это не нужно. — Джоффри отбросил в сторону пергамент. Голос его дрожал.

— Думай головой, малыш, а не сердцем. Более выгодного предложения у нас не будет даже через сто лет.

Полностью утратив самообладание, Джоффри превратился в напуганного неопытного юнца. От растерянности и злости он грубо обругал отца, в ответ на что Фульке несколькими решительными шагами подскочил к сыну и наотмашь ударил его по лицу.

— Пошевели мозгами, глупый щенок! — взорвался граф. — Подумай, какая власть лежит перед тобой! Женщина — только средство для достижения цели. Боже правый! Да если тебе удастся оставить семя в ее животе, после этого ты сможешь гулять где угодно и с кем угодно! Воистину, провести несколько ночей в постели Матильды — просто смехотворная плата за то, что ты получишь потом!

Джоффри утер струйку крови в уголке рта, посмотрел на кровавое пятно на руке и перевел взгляд на отца. Грудь юноши лихорадочно вздымалась, в глазах блестели слезы. Но молодой человек уже овладел собой. Отвернувшись, тяжелыми шагами прошел к узкому окну и уткнулся головой в стену. Одна из собак поднялась с пола и подошла к Джоффри, тыкаясь мокрым носом в его бедро. После недолгой паузы юноша провел по глазам рукавом, отороченным мехом, и тяжело вздохнул. Не оборачиваясь, он промолвил:

— Ты же сам говорил мне, отец, что Генрих Английский — это паук, ткущий сети для поимки людей. Зачем же нам попадаться в его ловушку?

— А тебе разве не понятно? Да потому что мы сами — такие же пауки. — Фульке пересек комнату, приблизился к сыну и крепко стиснул его плечи. — А вообще-то такие вопросы лучше обсудить наедине.

Адам допил свое вино и поднялся. Движения были спокойные и размеренные, поэтому нельзя было сказать, что предостерегающие слова графа Адам воспринял как повод удалиться.

— С вашего позволения, милорды, мне пора.

Фульке оглянулся и кивнул.

— Да, оставьте нас одних. — Граф даже попытался улыбнуться. — Сами видите, новость застигла нас, мягко говоря, врасплох.

Обри и солдаты эскорта, кроме тех, кто сопровождал Хельвен, ожидали его у конюшен. Игра в кости была в самом разгаре, из рук в руки переходила фляжка с вином, а вместе с ней хихикающая служанка с кухни.

Адам набросил накидку и направился через двор.

— Как только вы закончите, джентльмены... — насмешливо бросил он на ходу.

Тьери хитро улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы, и поспешно убрал кости в карман.

— Все равно я проигрывал, — пробормотал он, поднимаясь. Жилистый и легкий, он был примерно на две ладони ниже своего хозяина. Тьери схватил девушку за руку, что-то прошептал ей на ухо и, шлепнув на прощание по ягодицам, услал прочь.

Адам, уже положивший руки на шею коня и поставивший ногу в стремя, выждав несколько мгновений, сурово предупредил:

— Ты проиграешь вдобавок и недельное жалование, если не прекратишь свои замашки.

Тьери наклонил голову, гадая, воспринимать ли услышанное как серьезную угрозу или обычную шутку, но на всякий случай подобрался и сделал серьезный вид. Лихо откозыряв, Тьери бегом пустился к своему коню и безупречным прыжком вскочил в седло.

— Готов в путь, мой господин, — громко объявил он, гордо выпятив грудь и чем-то напоминая в этот момент воробья.

— Оставь свою удаль на завтра. Молодой Джоффри организует учебный бой, мы будем драться за анжуйцев.

* * *

— Учебный бой! — Хельвен бросила на кровать гребень из слоновой кости, резко повернулась к мужу, обдавая его волной рыжих волос, и удивленно вскрикнула: — Ты совсем сошел с ума!

— Когда я на коне, Варэну со мной нечего тягаться. Согласен, на Рождество, когда мы оба были на ногах, мне пришлось туговато. Верхом — совсем другое дело.

— Ты серьезно полагаешь, что Варэн станет биться по вашим дурацким правилам?

— Пойми, Хельвен, я действительно хочу участвовать в этом бою.

Помедлив, начал подыскивать слова, способные выразить те чувства, которые он испытывал, чувства, идущие не от разума, а от сердца, заряжавшего его задором и храбростью.

— Это все... о, даже не знаю, как тебе объяснить. Это просто есть во мне, от воспитания, от рождения, что ли, но это где-то в крови, в сердце, всюду. Вот возьми меч, он всегда останется мечом, хоть ты его весь покрой позолотой. — Говоря, Адам, жестикулировал, и Хельвен видела жесткие твердые мозоли на его ладонях — свидетельство долгих упорных занятий с оружием. Она обратила внимание и на широкий белый шрам, оставшийся на ладони от старой раны и пересекавший линию жизни. — Тем более все ждут моего участия, даже если бы я сам и не испытывал особого желания. Ведь на карту брошена не только моя честь, но и честь нашего короля, Генриха!