Райский остров

Маргарет зажмурилась. «Ты просто истеричка». Она подняла глаза. Красный след продолжал виться за ним по воде. Пуля задела его. «Господибожемой».

Маргарет пробежала еще немного по воде. Он что-то прокричал. Она застыла на месте, руки бессильно опустились.

– Вернись назад, черт подери! – Хэнк в это время шел по отмели к берегу.

Маргарет побежала навстречу, нырнула и поплыла так же яростно, как бежала. Вскоре она уже слышала, как он ругается.

– Разреши мне помочь тебе, Хэнк.

– Смитти! Какого черта!

Он стоял на отмели, странно скособочившись и как будто скрывая от нее свои раны.

– Да не будь же ты таким ослом, – причитала она. – Хоть раз в жизни ты можешь принять от кого-то помощь или нет? – Она подплыла поближе, но в этот момент волна накрыла их обоих. Вскоре она почувствовала, что ее ноги уже достают до дна, и встала. – Ты ранен? Я попала в тебя? У тебя кровь, Хэнк, Боже мой, кровотечение! – Она почти рыдала.

Но Хэнк в ответ выругался, сделал непонятное резкое движение, и она наконец увидела, что он не закрывает раны рукой, а тащит по воде за собой огромный чемодан. Маргарет схватила баул за ближайший к ней край и тут увидела, что рука Хэнка все-таки кровоточит. Она взялась-за ручку рядом с ним, и они вдвоем потащили свою кладь на берег. Там почти одновременно упали на песок, чтобы отдышаться. Маргарет села, а Хэнк откинулся на баул и вытянул вперед ноги.

– У тебя кровь, – повторила Маргарет, оторвала подол и так уже изорвавшейся юбки и обмотала небольшую, но глубокую рану на руке. Она взглянула на него, он все еще не мог восстановить дыхание из-за травмы и перенапряжения. Он попытался что-то сказать, но она видела, что словам не вырваться из судорожно сжатых губ. Хэнк посмотрел на свою руку, как на чужую, вздохнул, опять хотел сказать что-то, но на этот раз у него застучали зубы. Она догадалась, что все это от пережитого шока.

– Гадина чуть меня не слопала, – наконец удалось ему произнести. Хэнк поднял на нее глаза и покачал головой: – Ну ты и бегаешь, Смитти! Да и стреляешь тоже.

– Что ты там делал? Зачем тебе этот идиотский чемодан?

Она и сама еще тяжело дышала, никак не могла успокоиться. Вздохнув, она мокрой щекой прижалась к его плечу. Ей так хотелось прикоснуться к нему, чтобы окончательно поверить, что он жив и вне опасности. Она закрыла глаза и произнесла вслух то, о чем не могла и думать без содрогания:

– Мы чуть тебя не потеряли. Господи, Хэнк... Слава Богу!

– Мне нужна была эта вещь, – пробормотал он ей куда-то в макушку, поглаживая ее плечо.

Маргарет с удивлением посмотрела на него:

– Зачем?

– Для тебя.

– Для меня?

Он похлопал по чемодану рукой.

– Счастливого Рождества, дорогая.

И потерял сознание.

– За тобой по-честному гналась акула? – Теодор нависал над Хэнком, почти тычась ему в лицо своей рыжей головой.

Хэнк внимательно посмотрел на ребенка, который только что не совал веснушчатый нос прямо в рану.

– Отодвинь голову, дорогой, а то я не вижу, что делаю. – Смитти была вынуждена остановиться, потом снова сделать стежок.

Хэнк изо всех сил сжал челюсти и не проронил ни слова, пока она буквально заштопывала его руку.

– Все. Готово.

Он с облегчением выдохнул. Теодор склонил голову, задумчиво осматривая руку.

– Забавно.

Хэнк нахмурился:

– Правда?

Теодор кивнул и спокойно сказал:

– Теперь мускулы не торчат.

Хэнк усмехнулся:

– Это хорошо или плохо?

Мальчик пожал плечами:

– Наверное, хорошо, – и вернулся к сестрам и к рождественскому дереву. Он уселся рядом с ними на пол, больше не интересуясь ни следами акульих зубов, ни заштопанными ранами. Рождественские подарки – вот что снова занимало его.

Маргарет и Хэнк переглянулись.

– Кровожадный мальчуган, – засмеялась она, – и не очень тактичный. Кого-то мне сильно напоминает.

– Я очень деликатный, Смитти, сама посуди. Будь я проклят, если мне не хватает такта.

– Можно открывать подарки? – заныл вдруг Теодор.

– Конечно. – Маргарет встала и подала Хэнку руку.

Он засмеялся:

– Да что ты, дорогая, я прекрасно себя чувствую. – И поднялся одним движением.

– Все равно, возьми мою руку.

Хэнк внимательно посмотрел на нее, потом подхватил ее под руку, но, видимо, не этого хотела Маргарет – она ловко вывернулась и вложила ему в ладонь розовую жемчужину. Он ошеломленно уставился на свою ладонь, а она улыбнулась:

– Счастливого Рождества.

Хэнк подбросил жемчужину в воздух, поймал, усмехнулся, подмигнул ей, взял ее за руку, и они вместе пошли к детям. Маргарет сразу обратила внимание на то, что Мадди сидит в углу, в стороне, как будто не уверен, пригласят ли его. Она тут же зашептала что-то Теодору на ухо, тот немедленно встал, подошел к джинну, взял за руку.

– Счастливого Рождества, Мадди.

– Счастливого Рождества, хозяин.

Теодор подвел джинна к остальным. Подарков было множество, дети были счастливы. Хэнк потянул за веревку и завел волчок, который сделал для Аннабель. Малышка, смеясь, в восторге бегала за ним, хлопала ладошками, но никак не могла поймать. Теодор, едва получив наряд индейского воина, тут же превратился в Большого Вождя – Победителя Больших Окуней.

Лидия сидела важная, как дама на великосветском приеме. Она надела все подаренные ей ожерелья и бусы из раковин и воткнула в волосы все новые гребни и банты. Лидия походила на девочку, в которой просыпается женское начало, и в то же время была сущим ребенком: она не в силах была оторваться от козы и с упоением баюкала тряпичную самодельную куклу.

Мадди внезапно скрылся в своей бутылке и скоро появился в красно-зеленом облаке.

– Скорей смотрите! У Мадди теперь дым другого цвета.

Волшебное облако рассеялось, и перед ними предстал Мадди с полными подарков руками.

И праздник продолжался.

Теодор получил ракетки и волан для бадминтона, Лидия – шарманку, Аннабель – золотую чашечку, Маргарет – хорошенькую серебряную рамку для фотографий. Затем джинн достал из-за спины сверток и подошел туда, где сидел Хэнк. Чем ближе подходил Мадди, тем сильнее прищуривался Хэнк. Маргарет с интересом следила за обоими, гадая, что же между ними произошло. Наконец джинн вручил Хэнку нечто, завернутое в старые газеты. Тот что-то проворчал себе под нос, направился к единственному оставшемуся нераспакованным подарку, поднял его и сунул Мадди в руки.

– Вот тебе.

Присутствующие затаив дыхание ждали, когда будут сняты с пакетов желтоватая бумага и обертка из банановых листьев. Хэнк и Мадди сидели и смотрели на подарки, как на гремучих змей.

Маргарет решила ускорить события:

– Веселого Рождества вам обоим.

Никто не шевельнулся.

– Ты – первый, – сказал Хэнк.

– Нет. Ты. – Мадди скрестил руки на груди и упрямо выпятил подбородок.

Оба смотрели друг на друга, не отводя взгляда, и Маргарет торжественно объявила:

– Считаю до трех, и тогда оба открывайте.

Взглянув друг другу в глаза, они кивнули.

– Раз... два... три!

Оба продолжали сидеть неподвижно, и каждый пробормотал:

– Болван!

Тогда Маргарет пошла на крайние, непопулярные меры.

– Если вы сейчас же не развернете подарки, то я попрошу Теодора, и он усладит ваш слух двухчасовым концертом на губной гармонике соло.

Джинн и Хэнк в ужасе переглянулись, побледнели и одновременно вскрыли свои свертки. Последовала мертвая тишина.

Хэнк вытащил биту и мяч, отличную перчатку с ловушкой и бейсбольную кепку лучшей чикагской команды.

А Мадди? Мадди держал в руках ботинки Хэнка.

Луна стояла высоко над соломенной крышей в Рождественскую ночь. Доносились взрывы смеха, шутки и звуки шарманки. Меж щелей пробивался голубоватый свет, песок вокруг хижины блестел и искрился. Хэнк, прислонившись к стене, сидел в сторонке, наблюдая за детьми, Мадди и Маргарет.

Какие у нее все-таки исключительно красивые ноги! Она стояла, подхватив подол, и раскачивалась под звуки музыки. Теодор, Аннабель и Мадди держались за руки и танцевали. Лидия крутила ручку шарманки и играла польку. Хэнк тряхнул головой. Да, теперь он будет по-другому относиться к Рождеству. Оказывается, оно может быть веселым и задушевным праздником не только для детей.