Твоя, только твоя

– А я – тебя! – ответила она, прижимаясь щекой к его обнаженной груди.

– Так как насчет заката? – спросил, улыбаясь, Клей. Он усадил жену на диван и сел рядом. Потом улыбнулся и расстегнул крошечные крючочки на вороте ее отделанного кружевом халатика. Раздвинув полы халатика, так что стала видна бежевая атласная рубашка, он запечатлел поцелуй на обнаженном участке груди.

– Господи, какая же ты красивая! И моя! Я просто не могу в это поверить!

– А ты поверь!

Неожиданно для Мэри Клей уронил голову ей на колени и вытянулся на диване.

Она тихонько рассмеялась и ласково и осторожно провела пальцем по его лицу, коснувшись темных волос сначала на висках, потом там, где они так соблазнительно курчавились вокруг ушей.

– Ты хоть когда-нибудь бываешь абсолютно спокоен? – Закрыв свои серебристо-серые глаза, так что длинные ресницы легли на загорелые щеки, капитан ответил:

– До этой минуты никогда не был.

Потом они оба замолчали. Догорали последние, красные как кровь краски заката. Мэри продолжала гладить лицо Клея, его волосы и широкие плечи.

Она весело улыбнулась, заметив, что муж уснул. Во сне его лицо утратило свою твердость. Оно расслабилось и стало тем самым лицом красивого юноши, в которого она влюбилась, когда была молоденькой девочкой. Сейчас ему было восемнадцать, а не тридцать два.

Мэри и не думала будить Клея. Она сидела, обнимая его голову и наслаждаясь прелестью этих минут, и размышляла о том, что мужчине никогда не понять, что для женщины подобные минуты без секса значат так же много, как и недавний экстаз под душем.

Держа на коленях голову спящего мужа, единственного мужчины, которого она любила всю свою жизнь, Мэри Пребл Найт приказала времени остановиться.

Глава 38

И время действительно остановилось, словно из вечности вырезали кусочек.

На душе у Мэри было спокойно и радостно. Она держала на коленях голову мужа и в угасающем свете летнего дня изучала дивные контуры его лица.

Блаженство, которое она при этом испытывала, превосходило ее самые заветные мечты.

Она была так счастлива, что боялась, что все это только сон, чудесный сон, который исчезнет, как только она проснется.

Мэри закрыла глаза и медленно и глубоко вздохнула. Она молилась о том, чтобы все это не оказалось сном, чтобы ее обожаемый Клей и в самом деле был здесь, и в самом деле принадлежал ей. Просидев некоторое время с закрытыми глазами, Мэри осторожно, со страхом и надеждой, открыла глаза.

И тотчас же радостно рассмеялась как маленькая девочка.

Клей проснулся и лукаво улыбнулся ей. Худой мускулистой рукой он обнял жену за шею и сказал тихо и проникновенно:

– Я хочу, чтобы отныне и навсегда, каждый раз, когда я просыпаюсь, первым, что я увижу, было, твое лицо. Как ты думаешь, тебе это удастся?

– Я сделаю все, что в моих силах, – улыбаясь, пообещала Мэри, наклонилась и поцеловала его.

По молчаливому обоюдному согласию молодые люди перешли в спальню, на большую удобную кровать. И в сгущающихся сумерках супруги, не спеша, с упоением занимались любовью. Потом они лежали, держась за руки, крепко прижавшись, друг к другу, разговаривали, строили планы и мечтали до поздней ночи. Новобрачные пообещали друг другу, что станут проводить в этом номере каждую годовщину своей свадьбы. В этом номере и в этой постели.

В конце концов, они оба устали, обоим захотелось спать. Прекрасный день свадьбы подошел к концу. Тихонько вздохнув, Мэри задремала на крепкой груди мужа.

Проснувшись на следующее утро, она открыла глаза и увидела, что Клей улыбается ей. Она вся задрожала от радости. А когда он притянул ее к себе, она ощутила сильное волнение. Ласковая рука мужа нежно гладила ее.

– Доброе утро, любовь моя! – сказал он, целуя ее. И прекрасное утро стало еще лучше.

К полудню молодожены покинули отель «Гайосо» и отправились домой. Домой, в Лонгвуд, который опять стал тем, чему ему полагалось быть: уютным семейным гнездом. В качестве свадебного подарка Мэри Клей отдал приказ своему штабу занять пустующее здание на Мэдисон-стрит. Так что в Лонгвуде больше не было посторонних. Старый дом был полностью в распоряжении молодой четы.

В штат Теннесси пришло чудесное бабье лето. Клей и Мэри купались в реке, качались на качалке в беседке, играли на фортепьяно и пели, играли в карты в кабинете и в крокет на лужайке. Они потягивали ледяной лимонад на тенистой галерее и ездили верхом по лесу на черном коне Клея. Рука об руку они гуляли по улицам города, неторопливо разглядывая витрины.

В один из чудесных осенних дней Клей и Мэри купили арбуз, принесли его домой и, сидя на галерее, наслаждались его прохладной сочной мякотью. Вечером они лежали на траве рядом со старыми солнечными часами и изучали звезды. Молодые люди частенько читали друг другу стихи и совершали долгие прогулки по обрыву на закате дня. А иногда в полночь танцевали на балконе второго этажа.

Клей и Мэри, как никогда прежде, радовались жизни. Вдвоем они открывали волшебство в ее самых простых радостях.

Краткие часы, проведенные порознь, были настоящим мучением. Но тем радостнее были встречи. Мэри все еще работала в госпитале графства Шелби, а у Клея были обязанности в штабе. Но обоим удавалось заниматься делами меньше, чем обычно. И не раз в полдень Клей покидал штаб на Мэдисон-стрит, чтобы заглянуть в клинику, и тогда супруги устраивали пикник на лужайке перед госпиталем, закусывая хлебом, сыром и холодным ростбифом.

Клей неизменно встречал жену в конце дня. Иногда они отправлялись прямо в Лонгвуд. В других случаях супруги ужинали в одном из многочисленных ресторанов Мемфиса, процветавших в тяжелое военное время как никогда прежде.

Клей и Мэри жили только этими счастливыми часами. Они вдыхали жизнь полной грудью, как двое беззаботных детей. Они использовали любую возможность, чтобы доставить удовольствие друг другу, и вели себя как счастливые дети, занимаясь тем, что делали в юности.

Войны для них не существовало.

Жизнь стала раем на земле.

Глава 39

Лето кончилось, но еще долго стояла прекрасная погода, и только в октябре появились первые признаки настоящей осени. Листья огромных дубов и вязов начали менять цвет и постепенно опадать. Солнце теперь поднималось не так высоко, и его лучи хотя и были жаркими, но уже не такими палящими, как летом.

Конечно, изменилась и река. Добрая старая Миссисипи всегда была разной в зависимости от времени года.

В долгие жаркие дни июля и августа широкая река принимала яркий золотистый оттенок. Над ее поверхностью кишели мириады насекомых. На закате река сначала ненадолго обретала цвет расплавленной меди, потом, когда солнце начинало прятаться за ее западный берег, река становилась кроваво-красной.

Теперь, когда осень полностью вступила в свои права, изменив цвета буйной растительности, по широкой реке лениво плыли разноцветные листья. Скоро, очень скоро берег по утрам начнет покрываться кружевом льда, ночи станут совсем холодными, река остынет и в западную часть штата Теннесси придет зима.

Никто не говорил о том, что расставание неизбежно, но и Мэри, и Клей чувствовали, что им не доведется вместе встретить Рождество. Это было их первое Рождество после свадьбы.

Клея удивляло, что его оставили в Мемфисе на столь долгий срок. В управляемом федералами городе было тихо и спокойно. Оккупационным властям удалось если не совсем искоренить, то существенно снизить активность контрабандистов. В сущности, Клею нечего было здесь делать. В любой момент капитан мог получить приказ отправиться в район боевых действий.

Но Мэри он об этом ничего не говорил.

Когда на утес Чироки пришел ноябрь, с севера подули холодные ветра. Несмотря на холод, Мэри напоминала весенний цветок. Ее темные глаза светились внутренним светом, на бледных щеках появился румянец.

Клей спрашивал себя, не чудится ли ему, что его молодая жена с каждым днем становится все прекраснее. Он не догадывался, что глаза Мэри сияли от того, что она хранила чудесный секрет. Мэри не без оснований подозревала, что беременна, но она решила сказать об этом мужу только после того, как будет абсолютно уверена.