Неотразимая герцогиня

— У тебя приказ миледи, — напомнила Онор. — Герцог послушается, если ты скажешь, что это она велела. Он безумно ее любит.

— А я бы рад полюбить тебя, — хитро прищурился Хокине.

— Когда хозяева будут тобой довольны, тогда и увидим.

Может, я позволю тебе пройтись со мной.

— Насчет пройтись сказано не было, — возразил Хокинс.

— В таком случае никакой любви. Я порядочная девушка, Хокинс, и тебе лучше сразу это понять, — фыркнула Онор и, вызывающе взмахнув юбками, удалилась.

Аллегра тем временем написала Юнис и Кэролайн, отправила записку с лакеем и вернулась в спальню, где изнывал ее муж. Принесли ужин. Кухарка выполнила приказание герцогини, поэтому на подносе стоял густой наваристый суп, которым Аллегра собственноручно накормила мужа с ложечки. Кроме того, она уговорила его съесть грудку каплуна с маслом и хлебом, а на десерт — нежный яичный крем, любимое блюдо герцога. Только потом она поужинала сама за маленьким столиком. Куинтон, потягивая портвейн, не сводил с жены глаз.

Вошедший лакей унес пустые тарелки, и Онор помогла хозяйке приготовиться ко сну. Приняв ванну и надев ночную рубашку и чепчик, Аллегра отпустила горничную, завернулась в кружевную шаль и села у огня.

— Иди ко мне, — позвал герцог.

— Подожди.

— Почему ты сидишь у камина? — допытывался он.

— Чтобы спокойно и без помех помолиться, — объяснила она. — Я всегда молюсь по утрам и вечерам.

— Но кто тебя научил? — удивился он. — Ведь у тебя не было матери!

— Отец. Сказал, что когда-нибудь у меня будут собственные дети и моя обязанность — научить их просить милости у Создателя. А разве твоя мама не сделала того же самого перед смертью?

— Я едва ее помню, а Джордж тогда был слишком мал, — отозвался герцог.

Последующие несколько минут тишину нарушало только потрескивание поленьев. Наконец Аллегра встала и, задув свечи, легла рядом с мужем.

— Ну вот, — прошептала она, прижимаясь к нему.

— О чем ты молилась? — не выдержал он.

— О нас. О тебе. О детях. Мы должны лучше стараться, Куинтон, чтобы зачать ребенка.

— Мадам, я более чем счастлив ответить на ваши молитвы, — с шутливой серьезностью объявил он.

— Не богохульствуй, — хихикнула Аллегра и только собралась было прочесть ему нотацию, как он закрыл ей рот поцелуем. — О, Куинтон, — вздохнула она, исступленно целуя его в ответ.

Сирень. Она всегда благоухала сиренью, и это пьянило его. Он нежно провел ладонью по ее щеке.

— Почему я был так уверен, что не полюблю тебя, Аллегра? Как я мог не любить тебя, дорогая? Ты стала главным в моей жизни. Смыслом моего существования. Я не смог бы без тебя жить.

Он снова завладел ее губами и почувствовал, как она тает в его объятиях. Его пальцы распустили бант на ее рубашке, теплая рука скользнула под батист и сжала маленькую грудь.

Под его ладонью тревожно билось ее сердце.

Аллегра закрыла глаза. О, она любит его, любит, но, когда пытается выразить свои чувства словами, язык отказывается ей повиноваться. Как-то раз ей удалось сказать Куинтону о своей любви. Но как высказать все, что лежит на душе? Ах, ну почему мысли так путаются?

Он не может жить без нее? Это она не может жить без него, не в силах представить, что Куинтона вдруг не будет рядом!

Блаженно вздохнув, она сосредоточилась на тех восхитительных ощущениях, которые пробуждал в ней муж.

Каждым движением, каждой лаской она давала понять, что хочет большего и ей нравится все, что он с ней делает. Она на мгновение вырвалась из его объятий, чтобы сбросить чепец и рубашку, и снова легла на подушки, призывая его манящим взглядом.

Он ответил тем же, отшвырнув свою рубашку. Потом наклонился, чтобы поцеловать ее соблазнительную грудь, и долго ласкал губами ее соски. Она билась и что-то несвязно бормотала, воспламеняя его страсть, пока он вдруг не понял, чего именно хочет от нее в эту ночь. Того, что он никогда не осмеливался сделать до этой минуты. Но сегодня его терзала потребность посвятить ее еще в одну тайну чувственного безумия. Подняв голову от ее молочно-белой груди, он тихо попросил:

— Только не бойся, Аллегра. Только не бойся.

Голова его снова опустилась. Он стал осыпать поцелуями ее тело, медленно и страстно. Аллегра мурлыкала от удовольствия.

Он спускался все ниже, сжимая ладонью пухлый венерин холмик и ощущая мягкие темные волосы. Наконец, раскрыв сомкнутые лепестки ее плоти, он дотронулся до крошечного бугорка, и Аллегра, самозабвенно извиваясь, забыла обо всем. Ощутив, что она истекает влагой, он удвоил старания и остановился, только когда услышал гортанные стоны. Она и опомниться не успела, как его голова оказалась между ее разведенных бедер.

— Куинтон?! — ахнула она.

— Я же просил тебя не бояться, Аллегра, — взмолился он и, подавшись вперед, стал ласкать языком набухшую горошину, Ее напрягшееся тело судорожно выгнулось, но Куинтон держал жену крепко, и Аллегра поняла, что попала в сладостный плен. Сначала она возмутилась. Никогда, даже в самых безумных фантазиях, она не представляла такое… И все же наслаждение было необычайно острым! О да! Ей нравится.

Безумно нравится!

Она трепетала от предвкушения. Крохотная частичка ее тела, о существовании которой она не подозревала, пульсировала, исходя жемчужными каплями, пока Аллегра не распалась на сотни сверкающих осколков, осыпавших ее брызгами экстатического удовольствия и оставивших без сил и движения.

— О, пожалуйста… — беспомощно пробормотала она.

Куинтон приподнялся, подмял под себя ее трепещущее тело и медленно вошел в тугие, истекающие любовным зельем ножны.

— Боже, Аллегра, я так отчаянно хочу тебя, — выдавил он.

Неумолимо-твердый меч вонзался в нее, и она отвечала на каждый его выпад, каждый удар всем своим существом.

Стенки ее грота сомкнулись вокруг него в попытке удержать.

— Не останавливайся, — бормотала она, — не останавливайся… я умираю от желания… Как сладостно! — вскрикнула Аллегра, когда они вместе достигли нирваны.

— Ах, моя великолепная ведьма, ты выпила меня до дна, — признался герцог, когда его кипящее семя излилось в нее и они напоследок сжали друг друга в объятиях.

Они долго лежали среди измятых простыней и скомканных одеял, пока дыхание немного не успокоилось. И тут герцог чихнул!

— О Боже! — воскликнула Аллегра. Она сползла с кровати и схватила с пола его сорочку. — Немедленно надень, Куинтон, пока я не убила тебя своей любовью! — Она быстро натянула ее на мужа. Он, смеясь, подчинился. — Что тут забавного? — обиделась она, снова ложась и укутывая его одеялом.

— Я так чертовски счастлив, — признался он. — Год назад, когда мы четверо решили найти себе жен и наконец остепениться, я никогда не предполагал… да что там, даже надеяться не смел на такое чудо! И все это ты подарила мне, сердце мое.

Только благодаря тебе я живу полной жизнью.

— Ты дурачок, Куинтон, — объявила она, хотя ей самой хотелось петь от счастья.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — И ты любишь меня.

— Предположим, — нехотя призналась она.

Он снова засмеялся.

— Признай же это, моя обожаемая колдунья. Скажи, что любишь и никого не полюбишь, кроме меня!

— Да и нет, — шаловливо бросила она.

— Скажи это, черт возьми!

Он приподнялся над ней, обдавая свирепым взглядом.

Сердце ее тут же растаяло.

— Я люблю тебя, Куинтон Хантер, и всегда буду любить.

Я ожидала от брака дружеских отношений и взаимного уважения. И хотя не понимаю, как это произошло, но я горячо полюбила тебя. Ну, теперь ты доволен? И заснешь, пока в самом деле не разболелся?

— Да, герцогиня, — кивнул он, взяв ее руку, и смежил веки.

ЧАСТЬ III

Зима и весна 1796 года

ОПАСНАЯ ИГРА

Глава 13

Настал день приема у герцогини Седжуик, на который были приглашены две тысячи гостей. Никому не пришло в голову отказаться. К счастью, была только середина зимы. Можно представить, что творилось бы в пик сезона! Количество приглашений пришлось бы удвоить или утроить. На таких приемах ожидалось, что визитеры будут присутствовать всего четверть часа или оставлять карточки, если им не удастся лично поприветствовать герцога и герцогиню, что чаще всего и случалось. Поскольку в этом случае не требовалось ни музыки, ни угощения, то и приготовления были несложны: по вестибюлю и парадным комнатам были расставлены высокие консоли с цветочными вазами. Из оранжерей поместья лорда Моргана доставили охапки роз, лилий, тюльпанов, ирисов и нарциссов. Букеты получились большими и яркими.