Валентинов день

Это были окна гостиной Аласдэра. И в них она видела самого Аласдэра. Он держал в объятиях женщину — маленького роста, такую, что ее голова доходила ему только до груди, — поглаживал ее ладонью по затылку.

Эмме сделалось дурно, и она забралась обратно в экипаж.

— Эй, кучер, поезжай в конец улицы и остановись на углу.

Возница пожал плечами и повиновался. На углу Стаффорд-стрит он натянул вожжи, и сидевшая в экипаже женщина уставилась на дом номер 16.

Неужели она в самом деле видела это? Как Аласдэр обнимал женщину в своей гостиной? В голове проносились один за другим вопросы. Он обещал, что она будет его единственной женщиной. Он же поклялся!

Застыв в оцепенении, она смотрела на дом. И в этот миг дверь отворилась. На ступеньках показался Аласдэр — одной рукой он обнимал женщину. А та смотрела на него снизу вверх, как показалось Эмме, с явным восхищением. Девушка продолжала наблюдать. Вот Аласдэр обнял свою гостью за плечи, поцеловал, потом стиснул так, что ее ступни едва не оторвались от земли.

А ведь считалось, что Аласдэр залечивал раны… слишком серьезные, чтобы выйти из дома и доехать до Маунт-стрит. Оказалось, не такие уж они серьезные, его раны, раз он мог развлекаться с женщиной. Аласдэр улыбнулся и нежно потрепал женщину по щеке.

Эмма почувствовала, как на нее нахлынула волна ярости. Как он посмел ей солгать?! Нисколько не изменился — такой же бесстыжий развратник, как всегда! Предлагает женщине брак и тут же тешится с другой, которая подвернулась под руку.

Эмма смотрела, как женщина шла вдоль улицы, а Аласдэр стоял у двери и махал ей вслед. Когда он скрылся внутри, Эмма покопалась в кошельке, подала вознице шиллинг, спрыгнула на землю, даже не коснувшись ногой ступеньки, и бросилась обратно к номеру 16.

Она ударила в дверь так сильно; что стало ясно: ее душит нестерпимая ярость.

Кранем с удивлением уставился на женщину, у которой на бледном от злости лице бешено сверкали глаза.

— Полагаю, лорд Аласдэр дома, — проговорила она и шагнула по коридору налево мимо оторопевшего слуги.

Кранем закрыл парадное и поспешил назад, чтобы отворить перед Эммой дверь гостиной, но не успел — девушка сама распахнула створку и, ворвавшись внутрь, захлопнула ее перед носом дворецкого.

— Эмма! — воскликнул удивленно Аласдэр и привстал из-за стола, где наливал себе в бокал херес. — Чему обязан таким удовольствием, дорогая? — Он подошел к ней, протянул навстречу руки, но, заметив выражение лица, опустил их. Его улыбка погасла, глаза погрустнели.

— Только не говори, что ты не принимаешь дам! — презрительно бросила девушка. — Я в это не поверю, сэр! Они тут стоят гуртом, ждут своей очереди, чтобы удостоиться чести…

— Эмма, ради Бога, прекрати! — перебил ее Аласдэр. — Какого дьявола? Ты сама не понимаешь, что говоришь. — И колко добавил: — Впрочем, как и всегда, когда бросаешь мне обвинения. Что я сделал на этот раз?

— А ты не знаешь? — Девушка не верила собственным ушам. — Это уже слишком, Аласдэр! — Взволнованными шагами она обошла комнату, и при каждом ее движении вихрем взлетал кружевной подол юбки из бледного крепа.

Аласдэр смотрел на нее в замешательстве, но уже готов был тоже взорваться от гнева, хотя и не мог догадаться о причине негодования Эммы.

Она остановилась прямо перед ним и заговорила очень медленно, выделяя каждое слово, как будто что-то хотела внушить тупице:

— Ты сказал, что я единственная женщина в твоей жизни. Помнишь это, Аласдэр? Помнишь?! — Она ткнула его указательным пальцем в плечо. — И вот я вижу, что в твоих объятиях другая…

— Думай что говоришь, Эмма! — перебил он ее и схватил за запястье все еще протянутую в его сторону руку. Голос прозвучал очень тихо. — Думай что говоришь.

Эмма решила, что не стоит винить ту женщину, кто бы она ни была: шлюха или высокородная дама.

— Так кто же она? — спросила девушка с нарочитым сарказмом. — Женщина, которую ты обнимал в этой самой комнате десять минут назад? Которую целовал на ступенях перед парадным? Не незнакомку же в самом деле? Кого-то, кого хорошо знаешь. С кем состоишь в очень близких отношениях. — Эмма презрительно отвернулась. — Впрочем, какое это имеет значение? Я никогда тебе не верила. Ты мне всегда лгал!

— Я тебе никогда не лгал, — спокойно ответил Аласдэр. — И не стой ко мне спиной! — Он схватил ее за плечо и дернул к себе. — Говоришь о доверии, Эмма? А скажи, тебе не приходило в голову: чтобы тебе доверяли, ты должна доверять сама? Об этом ты не подумала? Почему всегда из того, что видишь, ты делаешь самые немыслимые заключения? Только представь, насколько тяжело постоянно находиться под подозрением. Чувствовать, что ты постоянно следишь за мной и стараешься на чем-то поймать.

— Неправда! — воскликнула девушка. — Я совсем не такая! А вот ты постоянно от меня таишься. Многое, что происходит в твоей жизни, отказываешься вообще обсуждать. Как я могу тебе доверять, если не представляю, что с тобой происходит? Пусть даже ты сам не придаешь этому никакого значения. А когда тебе не хотят о чем-то говорить, естественно, начинает казаться, что от тебя что-то скрывают. После этого последнего раза… после того, что было раньше… разве я могу тебе верить?

Эмма порывисто закрыла рукой глаза, потому что на них уже наворачивались злые слезы.

— Судя по всему, ты не собираешься говорить, кто та женщина. Что же мне остается думать?

— Хватит! — отрезал Аласдэр с внезапной холодной решимостью. — Я думал, мы можем поладить. Но я ошибался. Ничего не выходит! Я не могу и не хочу жить под постоянным подозрением и остерегаться каждого своего шага.

— Согласна, хватит! — огрызнулась девушка. — Ничего не выходит. Об этом я и ехала тебе сказать! — Она повернулась к двери, от резкого движения взметнулась пышная юбка. — Прощай, Аласдэр! — Дверь с треском захлопнулась за ее спиной.

Аласдэр подошел к окну — губы сжаты, глаза злые — и смотрел, как Эмма не оглядываясь быстро удалялась по улице.

— Упрямая, недоверчивая ведьма с несносным характером, — объявил он бархатным шторам. Ни один мужчина его положения ни за что не смирится с такой. Неужели кто-нибудь захочет одергивать себя каждую минуту, контролировать себя при каждом разговоре, шарахаться от любой знакомой?

Аласдэр не ожидал прихода Люси этим утром. Никогда прежде она так не поступала, но на этот раз была причина: Тим бесповоротно решил, что в школу он больше не пойдет. Майк отказался вмешаться. И Люси, чьей заветной мечтой было, чтобы сын, как и его отец, вырос настоящим джентльменом, прибежала к Аласдэру.

Молодой человек сам не знал, стал бы он все это объяснять, спроси его Эмма спокойным тоном вместо того, чтобы набрасываться, словно тигр, и смешить нелепыми выводами.

Аласдэр обмяк в кресле — ребра снова заныли, синяки саднило, будто в унисон мрачному настроению. Если быть до конца честным, решил он про себя, то, пожалуй, он ни в чем бы не признался Эмме. В ответ на ее расспросы он, как обычно, замкнулся бы, а то и обиделся.

Но имела ли она право на объяснения? Аласдэр потянулся к бокалу с хересом и машинально пригубил вино, чувствуя, как на волю вырываются боль и досада.

Черт побери! Существовала ли на свете еще одна такая злая, сварливая женщина? И вдобавок она якобы пришла ему объявить, что у них ничего не выйдет? Все-таки решила не выходить за него замуж?

Аласдэр осушил бокал и поставил его на стол. По спине, вдоль позвоночника, словно провели ледяным пальцем. Неужели сегодняшняя ссора серьезнее обычных? Конечно, она не думала то, что говорила. И он тоже. Оба в запале бросали друг другу в лицо фразы, которые не следовало принимать всерьез. Такие уж они были люди.

Но если Эмма пришла ему отказать и собиралась это сделать до их ужасной размолвки, дело другое. Ведь если она что-то решала, разубедить ее бывало очень непросто.

Но разубедить надо. Без этой женщины Аласдэр не представлял себе жизни. Да, без упрямой, недоверчивой ведьмы с несносным характером.