В поисках любви

Эмме с трудом удалось оторвать взгляд от главного здания.

– Может, мне тоже не стоит здесь селиться? Если твои друзья и гости не живут в главном здании, чем я лучше их?

– Чепуха! Как няня моих детей ты всегда должна быть рядом с ними. Комнат здесь более чем дбстаточно, так что ты не будешь испытывать никаких неудобств. Это мое желание, наконец.

«Он хочет, чтобы я была рядом. Так ему будет проще наведываться ко мне ночами…»

От радости у Эммы затрепетало сердце. Она не только не могла представить себе раньше красоту этого дома, но и не подозревала, что будет так счастлива, когда наконец здесь окажется и поймет, что ее ждет сладостная близость с Кингстоном. А ей-то уже казалось, что он передумал и не собирается продолжать близкие отношения с ней; к тому же она сомневалась, правильно ли поступила, проявив такую безграничную готовность. После той страстной ночи – какой далекой она теперь казалась! – он ни разу ее не поцеловал, даже не искал случая остаться с ней наедине.

С одной стороны, Эмма приветствовала его осторожность, с другой – это ее пугало. Несмотря на тяготы путешествия – а возможно, именно из-за них, – она изголодалась по его прикосновениям и, может быть, еще чему-то большему, что было бы проявлением его симпатии к ней. Ни один мужчина в жизни не вызывал у нее таких чувств, как Сикандер. И если это ее шанс познать любовь, то ничто не может ее остановить. Она была готова рисковать ради счастья всем.

– Если ты настаиваешь, я согласна жить в этой роскоши, – заявила она. – Уверена, что твой дом ничуть не уступает в изяществе самому Тадж-Махалу.

– Мне очень приятно, что он произвел на тебя хорошее впечатление. Некоторых отталкивает, что я скопировал его с усыпальницы. Сакарам, например, отказывается в нем спать, предпочитая ночевать в задней постройке, соединенной с главным домом длинной крытой галереей.

Сикандер бросил осуждающий взгляд на слугу, который со своим обычным непроницаемым видом отвесил господину легкий поклон.

– Для вас я на все готов, саиб, и вам это отлично известно. Но место для ночлега позвольте мне выбирать по вкусу.

– Ты с большей готовностью улегся бы в кишащем крокодилами болоте, чем согласился переночевать в моем доме, дружище! Лучше признайся: ты попросту суеверен.

Сакарам вежливо промолчал, не согласившись, но и не возразив.

– На мой взгляд, это совершенно не похоже на усыпальницу! – воскликнула Эмма. – Больше походит на место религиозного поклонения – скажем, мечеть.

– Да, дом можно принять за мечеть, только я сомневаюсь, чтобы кто-то упрекнул меня в избытке религиозного рвения, бесценная Эмма. Здесь никто не захоронен, это просто мой дом, выстроенный в приятном мне стиле. И мнение других меня не интересует. Идем! Мне не терпится все тебе здесь показать.

Он поскакал к мерцающему розовому сооружению; Эмма завороженно последовала за ним, открывая с каждым шагом новые чудеса. Несмотря на угнетающую жару, дом Сикандера окружала прохлада. Благодаря фонтанам, чудесным цветам и близости изумрудных джунглей здесь легко дышалось.

Попугаи, обезьяны, газели, фазаны и прочие обитатели джунглей при желании могли подходить к самым ступенькам дома, однако главный вход перекрывали узорчатые ворота; сам дом стоял на фундаменте из розового песчаника, как на пьедестале. Он не был обнесен стеной – ее роль прекрасно выполняли джунгли. Арочные окна располагались достаточно высоко от земли, так что обитатели джунглей никак не могли проникнуть внутрь. Более того, дом окружала веранда с надежной чугунной решеткой. Отсюда можно было наблюдать даже за охотящимися тиграми, не опасаясь нападения.

На минаретах располагались чугунные балкончики, с которых можно было любоваться фонтанами и дикой растительностью. Все вместе напоминало райский сад, где люди могли бы гармонично сосуществовать с джунглями, не вторгаясь в их мир. Эмма была очарована. Она полагала, что так же полюбила бы Уайлдвуд, но у нее не хватило бы воображения выстроить посреди джунглей Тадж-Махал в миниатюре. Дом Сикандера многое рассказал Эмме о его характере. Несомненно, что под напускной циничностью и насмешливостью скрывается романтическое сердце: ведь что может быть романтичнее жизни в мавзолее, посвященном памяти любимой жены?

Подъехав к ступенькам, Сикандер громко позвал:

– Майкл! Виктория! Папа вернулся! А с ним – ваша новая няня!

Улыбаясь Эмме, он крикнул что-то на урду. Уловив знакомые слова, она догадалась, что он повторяет то же самое на родном языке. Тут же ему навстречу кинулись два маленьких человечка: мальчик в белом тюрбане, накидке и штанах точь-в-точь как у Сакарама, и девочка в золотисто-розовом сари.

Эмма глубоко вздохнула: перед ней были индийские дети, вплоть до кастовых отметин на лбу. Сикандер спрыгнул с коня и взбежал по ступенькам. Майкл и Виктория бросились в объятия отца. Следом за ними из дома вышла улыбающаяся айя; слуги суетились у ворот.

Дети, щебеча на урду, с нежностью льнули к отцу. Такую картину Эмме редко приходилось наблюдать у английских детей.

Мальчик внезапно отступил и отвесил отцу изысканный поклон; девочка же не отходила от отца. Сикандер поднял ее на руки, и она спрятала лицо у него на груди.

– Здравствуйте, мои маленькие! Я так скучал без вас, но теперь мы будем вместе… Хватит кланяться, Майкл, лучше как следует меня обними! – Он поймал сына свободной рукой, но был вынужден повторить сказанное на урду, чтобы ребенок понял.

«Настоящие индусы! – думала Эмма с тревогой. – Внешность, одежда, поведение – все стопроцентно индийское! Даже по-английски не говорят…»

Она сделала над собой усилие, чтобы не выдать своего замешательства. Сикандер обернулся к ней, не выпуская дочь и сына из объятий. Эмме стало ясно, как день, что в детях не было ничего британского. Темные волосы, смуглая кожа, белозубая улыбка… Голубоглазым был один Сикандер, тогда как у его детей глаза были черные, как смородины. Неудивительно, что он прячет их в джунглях, куда никогда не забираются его знакомые британцы.

Его дом, дети, все, что его окружало, красноречиво свидетельствовало о его индийской сущности. Несмотря на одежду и голубые глаза, Сикандер выглядел сейчас в большей степени индийцем, чем Сайяджи Сингх или Сакарам. Не хватало только кастовой метки, чтобы подтвердить его происхождение.

Улыбаясь, Эмма стала подниматься по ступенькам.

– Значить, это и есть Майкл и Виктория.

– Поздоровайтесь с новой няней, дети. – Кингстон подтолкнул детей к Эмме, но они испуганно таращили на нее глаза и не говорили ни слова.

– Я мисс Уайтфилд, ваша новая няня, – произнесла Эмма, желая сгладить неловкость. – Вы говорите по-английски? Можете повторить мое имя?

Мальчик отрицательно покачал головой, девочка закрыла лкчико краем сари.

– Дети немного говорят по-английски, – вступился за них Сикандер. – Просто в мое отсутствие они отвыкли от этого языка. Но с сегодняшнего дня они начнут говорить по-английски.

– Не хочу по-английски, – обиженно произнес Майкл и надул губы. – Урду. Хиндустани.

Сикандер легонько его встряхнул:

– Придется тебе смириться с этим, Майкл. Мы уже это обсуждали, и ты понимаешь, как это важно. К тому же я твой отец, и ты пожалеешь, если меня ослушаешься.

– Да, папа, – согласился Майкл. Однако его рот сохранил непокорную складку. Как видно, упрямством он пошел в Кингстона.

«Боже, что же я с ними буду делать? – с ужасом подумала Эмма. – Как превратить их в английских детей, когда в них так сильно выражено их индийское начало?»

Сикандер бросил на Эмму быстрый взгляд. Казалось, он прочел ее мысли.

– Я же этого добился, – сказал он решительно. – Значит, и у них тоже получится. Я вам доверяю. Вам предстоит полностью их переделать.

Эмма открыла было рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказала. Сейчас было не время спорить.

– Очаровательные дети, – сказала она. – Очень похожи на вас.

– Не совсем. У них нет моих голубых глаз, о чем приходится только жалеть: эти голубые глаза во многом бы облегчили их жизнь в будущем.