Обитель страсти

— Ты говоришь о леди Треслин. Она была твоей любовницей.

Эти слова сорвались с моих губ совершенно непроизвольно. Я была ошеломлена тем, что могу говорить о подобных вещах. Но все же я хотела знать правду, и это желание было столь сильным, что я отбросила прочь всякую щепетильность.

Он кивнул.

— Больше никогда, — вырвалось у меня. — С этим покончено.

Он поцеловал мою руку.

— Разве я не поклялся тебе в вечной верности?

— Но, Коннан, — заколебалась я, — она такая красивая и по-прежнему будет жить рядом.

— Но я влюблен, — возразил он, — впервые в жизни.

— И ты ее не любил?

— Похоть, страсть, — ответил он, — иногда люди принимают их за любовь. Но когда встречаешь настоящую любовь, ее сразу узнаешь. Дорогая, давай похороним все наши прошлые ошибки. Давай начнем все заново, ты и я, в радости и в горе…

Я опять оказалась в его объятиях.

— Коннан, я ведь не сплю, как ты думаешь? Пожалуйста, скажи, что я не сплю.

Было очень поздно, когда мы наконец расстались. Я поднялась к себе, не чуя ног от счастья. Я даже боялась ложиться спать, опасаясь, что, когда проснусь, все окажется сном.

Утром я пришла в комнату Элвин и сообщила ей новость.

Несколько секунд в углах ее рта витала весьма довольная улыбка, затем она напустила на себя безразличный вид, но было уже поздно. Я знала, что Элвин обрадовалась.

— Теперь вы навсегда останетесь с нами, мисс? — спросила она.

— Да.

— Интересно, научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как вы.

— Научишься и, скорее всего, еще лучше. У тебя будет гораздо больше возможностей тренироваться, чем у меня.

Опять ее губы тронула улыбка. Затем она задумалась и с серьезным видом взглянула на меня.

— Мисс, — произнесла она, — как же мне теперь вас называть? Вы ведь будете моей мачехой?

— Да, но ты можешь называть меня, как захочешь.

— Только не мисс!

— Полагаю, что нет. Я ведь теперь не буду твоей гувернанткой.

— Наверное, мне придется называть вас мамой, — ее губы сжались.

— Если тебе этого не хочется, ты могла бы называть меня Мартой, когда мы будем оставаться наедине. Или Марти. Так меня всегда называли мой отец и сестра.

— Марти, — повторила она. — Это мне нравится. Похоже на имя лошади.

— Лучшей похвалы я и желать не могла! — расхохоталась я, а она с самым серьезным видом воззрилась на мое веселье.

Затем посетила другую девочку.

— Джилли, — произнесла я. — Я скоро стану миссис Тре-Меллин.

Из синих глаз ушло безразличие, и ее лицо озарила ослепительная улыбка.

Она подбежала и зарылась лицом в мои юбки. Ее тельце вздрагивало от веселого смеха.

Я никогда не могла быть уверена в том, что происходит в затуманенном мозгу Джилли, но знала, что в этот момент она счастлива. Она отождествляла меня с Элис, и я чувствовала, что она воспринимает все происходящее как нечто само собой разумеющееся.

Полагаю, что с этого момента она стала полностью отождествлять меня с Элис.

Поездка домой была очень веселой. Всю дорогу до станции мы распевали корнуоллские песни. Я никогда не видела Коннана таким веселым.

Элвин подпевала нам, и Джилли тоже. Я не верила своим ушам, слыша, как эта девочка, которая почти всегда молчала, тихонько напевает себе под нос, как будто разговаривая сама с собой.

Мы пропели «Двенадцать дней Рождества». У Коннана был очень приятный баритон. Мне казалось, я взлетаю к высотам невозможного счастья, слушая, как он выводит первые строки:

Мы принялись распевать эту песню, мне никак не удавалось припомнить все подарки, последовавшие после пяти золотых колец, и мы заливались смехом, споря, сколько служанок доило коров, а сколько гусынь-несушек прислал любимый.

— Все эти подарки довольно бессмысленные, — с серьезным видом заявила Элвин. — Конечно, за исключением пяти золотых колец. Наверное, он любил ее не так сильно, как уверял.

— Но это была настоящая любовь, — возразила я.

— Откуда она знала? — парировала Элвин.

— Потому что он ей об этом сказал, — пояснил Коннан.

— В таком случае, он должен был прислать ей кое-что получше куропатки на грушевом дереве. Я уверена, что куропатка улетела, а груши были очень твердыми. Такие груши только для варенья и годятся.

Так мы веселились, пока не пересели в поезд.

Билли Трехэй встретил нас на станции, а по прибытии домой нас ждала ошеломляющая встреча. Я догадывалась о том, что Коннан предупредил их письмом, и тем не менее оказалась совершенно не готова к приему, ожидавшему нас в большом зале.

Там собрались все слуги: семьи Полгрей и Тапперти, а также все остальные — садовники, конюхи, даже парни и девушки из деревни, которые приходили помогать по хозяйству.

Они выстроились двумя рядами в парадном зале, и Коннан, взяв меня за руку, торжественно произнес:

— Как вам уже известно, мисс Ли согласилась выйти за меня замуж. Через несколько недель она станет вашей хозяйкой.

Мужчины поклонились, а женщины присели в реверансе. Проходя по залу под руку с Коннаном, я обменивалась с ними улыбками, но при этом замечала настороженность в их глазах.

Как я и предполагала, они не были готовы принять меня в качестве хозяйки дома… Пока не готовы.

В моей комнате пылал камин, и там было очень уютно. Дэйзи, как обычно, принесла горячую воду, но выглядела при этом несколько отстраненно и не задержалась, как прежде, чтобы поболтать со мной.

Предстоит заново завоевывать их доверие, подумала я, но мне следует помнить, что хозяйке дома не пристало сплетничать со слугами.

Я пообедала с Коннаном и Элвин, после чего вместе с Элвин поднялась наверх. Пожелав ей спокойной ночи, направилась в библиотеку, где меня ожидал Коннан.

Нам предстояло выстроить очень много планов, и я всецело отдалась радостному созерцанию своего будущего.

Он спросил, написала ли я уже своим близким, и я ответила, что еще этого не сделала. Слишком трудно было окончательно поверить в то, что все это происходит со мной на самом деле.

— Возможно, этот маленький знак любви поможет поверить.

С этими словами Коннан извлек из ящика стола маленький футляр, открыл его и показал мне прекрасный, квадратной огранки изумруд, обрамленный бриллиантами.

— Он… изумителен… я недостойна его…

— Не существует предмета, которого Марта Тре-Меллин была бы недостойна, — строго произнес он, взял мою левую руку и надел кольцо на средний палец.

Я была не в силах оторвать взгляд.

— У меня еще никогда не было такого изумительного украшения.

— Это лишь начало. Куропатка на грушевом дереве, моя дорогая.

Затем он поцеловал мою руку, и я сказала себе, что когда меня будут одолевать сомнения относительно реальности происходящего со мной, то буду смотреть на этот изумруд и убеждаться в том, что не сплю.

Утром следующего дня, когда я спустилась вниз, Коннан уже уехал по делам. Я позанималась с Элвин и Джилли, потому что твердо решила, что все будет идти по-прежнему, и вернулась в свою комнату. Не прошло и пяти минут, как послышался осторожный стук в дверь.

— Войдите, — произнесла я, и на пороге возникла миссис Полгрей.

Вид у нее был заговорщический, и я поняла, что она хочет сообщить мне нечто значительное.

— Мисс Ли, — произнесла она, — я хотела бы кое-что с вами обсудить… Не могли бы вы спуститься в мою комнату? Я поставила чайник…

Я ответила, что с большим удовольствием. Хотелось, чтобы сложившиеся между нами отношения не пострадали из-за каких-то формальных изменений в моем статусе. Люди должны оставаться людьми при любых обстоятельствах.

В ее комнате нас ожидал чай. На этот раз не последовало предложения сдобрить его виски, что немало меня позабавило, хотя я не подала виду. Мне предстояло стать хозяйкой дома, и то, что о ложечках виски знала гувернантка, вовсе не означало, что это следует знать хозяйке.