Жена русского пирата

— Господи! — ахнул он и побледнел при мысли о том, как было получено такое признание. — Ее пытали?

— Пока нет, — Гапоненко внимательно посмотрел в лицо военврача; он намеренно сказал "пока", чтобы выбить его из колеи — именно в таком взбудораженном состоянии люди проявляются наиболее полно.

— Пока, — растерянно повторил за ним Крутько, — но ведь она такая юная!

— А уже выступает против государства.

— Послушайте, товарищ Гапоненко, я не стану доказывать невиновность Светланы — вы мне все равно не поверите, хотя более чистого и честного человека, чем моя жена, я не встречал… Но, может быть, моя жизнь государству нужнее?

— Странные вопросы задает советский офицер! Разве ваша жизнь не принадлежит целиком и полностью стране победившего пролетариата?

— Может, я не так выразился… Но дороже жизни у меня ведь ничего нет… Что ещё я мог бы вам предложить?

— Пожалуй, все остальное можно было бы квалифицировать как взятку… Значит, вы готовы принять любое наказание вместо вашей жены вплоть до расстрела?

— Готов!

"Да, теперь он действительно созрел, — удовлетворенно подумал Гапоненко. — Видимо, душу дьяволу продают в такие вот моменты… Слаб мужчина любящий. И одновременно силен. А смог бы я ради Катерины пожертвовать жизнью? Ради Катюши и Пашки? Смог бы?"

Он подал Крутько бумагу и ручку.

— Пишите: я — фамилия, имя, отчество — являюсь членом монархистской организации, — следователь помедлил, подбирая слова: — "За веру, царя и отечество". Пойдет?

Он хотел пошутить, но увидел, что Крутько отложил ручку и застыл весь сплошной вопрос.

— Вы предлагаете мне это написать?

— Я не предлагаю, я требую, — сухо уточнил Гапоненко.

— Да после такого признания и меня арестуют, и Светлану отсюда не выпустят! — военврач с отчаянием взглянул на него. — Это ловушка? Вы хотите нас извести? Но за что? Может, когда-то я не смог вылечить вашего близкого родственника? Мы прежде где-нибудь встречались? Вы за что-то мне мстите?!

Следователь поморщился:

— Aу, Николай Иванович, не ожидал от вас такого примитивного мышления!

— А что я ещё могу подумать? Написать поклеп на самого себя и ждать за это награды? Что вы хотите?!

Тот, кого он так отчаянно вопрошал, обошел стол с другой стороны и, присев на краешек, шепнул ему в самое ухо:

— Вашу душу.

— Что-о?!

— Если вас пугает такая формулировка, тогда — беспрекословное повиновение в случае необходимости, а такая бумага сможет его гарантировать. Как только понадобится, вас об этом известят и, не задавая вопросов, вы будете делать, что прикажут! Условная фраза будет, скажем, такая: "Вам нравится в одежде черный цвет?" Ответите: "Только отдельные детали!"

— Лишь в том случае, если Светлана…

— И никаких условий, слышите, никакой торговли! Слепая вера, и все!

Крутько опять взялся за ручку.

— Как, вы сказали, писать дальше?

Хозяин кабинета смягчился.

— А вашу жену мы непременно освободим. К сожалению, это нельзя сделать немедленно — машина уже закрутилась. Чтобы её остановить, понадобиться денек-другой. В ОГПУ не любят признавать ошибки… Видите, как я с вами откровенен? Это потому, что я знаю: написанное вами заявление свяжет нас крепче кровного родства!

— Предлагаете мне всю оставшуюся жизнь прожить с дамокловым мечом над головой? — он сгорбился и как-то съежился, как будто из него выпустили весь воздух.

— А у вас есть выбор? Впрочем, есть: лишить жизни и себя, и жену… Могу вас успокоить — этот самый меч уже висит над всей Россией, причем большинство граждан об этом даже не подозревает!

Какая-то мысль пришла в голову Крутько: он оживился, поднял голову и посмотрел в глаза следователя.

— Кто знает, может, я буду ждать слов вашего пароля с нетерпением?

— Такое настроение мне больше нравится!

Черный Паша мысленно поздравил себя: первый воин его гвардии вызывал уважение и надежду, что со временем он обретет верного соратника. Однако каких преданных гвардейцев он себе ни подберет, для нужд гвардии генералу требуются деньги. И немалые.

Гапоненко распрощался с военврачом и вызвал из коридора изнывающего от долгого ожидания Яна Поплавского.

— Продолжим нашу дружескую беседу, — бывший разбойник и контрабандист, поднявшийся до немыслимых для простого студента высот, указал ему на стул. — Дела-дела, некогда поговорить, расспросить… Например, почему ты, Ян Георгиевич, не побоялся прийти в наше скромное заведение? Насколько я знаю, большой популярностью у населения оно не пользуется. Вознамерился освободить свою названую сестру Светлану? Не поделишься своими планами каким образом? Не мог же ты вот так, без рассуждений, по первому движению души сунуть голову в петлю?!

— Не знаю, — Ян повесил нос, только сейчас осознав безнадежность своего прихода: желания отдать жизнь за Светлану у него не возникало. Что же тогда делать? Эта мысль так взволновала юношу, что он произнес её вслух.

— Вопрос вполне своевременный, — хмыкнул Гапоненко и посерьезнел: Давай пока, друг мой, вернемся на пять лет назад к нашей первой встрече. Тогда Батя — мой друг и помощник — обнаружил в твоих вещах цветные алмазы. Помнишь?

Ян вздрогнул. Зрелище, открывшееся им с Марго на далекой лесной поляне, даже теперь, спустя столько лет, леденило кровь при одном воспоминании. Двенадцать трупов: взрослые, дети — таинственные убийцы не пощадили никого. Там, в тряпичной детской кукле, он и нашел эти самые алмазы…

— Кое-кто из моих высказывал предположение, что это сделали солнцепоклонники — они всегда наказывали смертью беглецов, — продолжал допытываться следователь, который вместо расспросов о Светлане вдруг вспомнил о каких-то сокровищах!

— Не знаю, солнцепоклонники или как там их зовут, но знак солнца на стенах и на их одежде я действительно видел.

— Ну вот, а ты говоришь, что не знаешь, где их искать!

— Я и правда не знаю, — устало проговорил Ян, настраиваясь на непонимание и бесплодные объяснения. — Видел их издалека, на расстоянии… Если я захочу, то у меня это получается. Как? Долго рассказывать!

— Я и не тороплюсь, — спокойный, доброжелательный майор на глазах юноши превратился в сурового и жестокого Черного Пашу, — так что давай не спеша, по порядку, рассказывай о себе и о том, что у тебя получается, если захочешь!

Слушал он молча, не прерывая Яна вопросами, только однажды уточнил:

— Много, говоришь, золота у них?

— Бездна! И камни, которые на свету блестят и переливаются. Такого богатства я даже в музее не видел!

Юноша закончил рассказ и некоторое время ждал, пока слушатель переварит его в голове.

— Н-да-а… Видеть видел, а где находятся — не знаешь?

— Не знаю.

— Может, помнишь подробности: особенности пейзажа, лес, степь…

— Вспомнил! Гора… Подземелье, где они молятся и сокровища прячут, под горой!

— Гора? Тоже мне, ориентир! Постой, а ты чувствуешь, когда отдаляешься от такого места или приближаешься к нему?

— Конечно, чувствую. Я уже пробовал: когда я иду в другую сторону, например, от грибного места, то мне его труднее видеть, понимаете? Для ясности образа больше напряжения нужно. И еще. Я потом опять пробовал этих солнцепоклонников увидеть — не получилось. Как будто мешал кто-то. Как бы мысленный щит выставил, чтобы другой ничего увидеть не мог…

— Сам не знаю, почему я тебе верю, — задумчиво проговорил Черный Паша. — Со стороны посмотреть, такого и быть не может, а поди ж ты…

— Мы с вами все о солнцепоклонниках, Дмитрий Ильич, а что будет со Светланой?

— Ничего с нею не сделается, она же в камере. Сама виновата. Могла бы вести себя поосторожнее. Пусть посидит, подумает…

— Но это опасно! В вашей конторе с нею что угодно могут сделать! Была одна попытка, будет и другая. Такая-то красавица! У нас студенты, на неё глядя, дара речи лишались.

— Что же ты такую кралю упустил? Считаешь, братом быть лучше?

— У меня другие планы.

— Ну хорошо, другие так другие… А откуда ты все же узнал?