Девочка из рода ОХара

«За мою неотлетевшую голову, — значилось в записке, — и за ваше бесподобное мужество, мистер. А за своего сына я вас прощаю, мистер. Он с вами драться не будет, хотя, я полагаю, именно этого вы и хотели. Но увольте, увольте.

И еще. Вчера я была на собрании, которое проходило у миссис Мерриузер в доме. Вы действительно становитесь персоной номер один нашего графства. Собрание было по вашему поводу. Так вот, я им сказала, что если хоть кто-то посмеет оскорбить вас в моем присутствии, будь то мужчина или женщина, получит от меня пощечину. Я сказала им, что сама могу решить, нанесено оскорбление городу или нет. И я считаю, что этот город достоин той оплеухи, которую получил.

Всего наилучшего. Остаюсь искренне ваша

Эльза Робийяр».

— Вот так фокус, — сказал Батлер вслух. Она признала меня победителем. Я не пристрелил ее. И она заплатила мне деньги.

В тот же вечер таинственный организатор гастролей намеревался расплатиться с директором цирка и отправить его догонять труппу. Но этому не суждено было осуществиться.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Встреча

Последний момент, который помнил Филипп, — это то, что они оба и все остальное потонуло в бесконечном потоке солнца. Оно погрузилось в их комнату, как в море, и в самом его центре — он нашел Эллин.

И только тогда, когда солнечный поток ослабел — он увидел Свою Любимую явственно. Ее имя испарилось из памяти Филиппа, но это казалось неважным.

Он знал, что это — Она. Его — Единственная и Неповторимая, с которой он наконец встретился.

И тогда началась сказка.

Дом, где они жили принадлежал не им. Филипп помнил об этом, и одновременно забывал, настолько это казалось ему неважным.

Он был со своей Любимой.

Филипп и Его Любимая оказались вдвоем — в Раю. Целый день, как Адам и Ева, они проводили под солнцем любви друг к другу. Они возлежали — на кроватях. Они валялись — на кроватях. Они бесились — на кроватях.

Когда им это надоедало, они начинали бегать наперегонки — по пушистым персидским коврам, что покрывали полы и стены их огромных бесконечных комнат.

Эти комнаты были лабиринтами.

Они анфиладами уходили вдаль. Куда они могут привести? Филипп не знал и не пытался узнать.

Со своей Любимой он переживал все чувства первого человека: смеялся и плакал. Гордился и выказывал мощь. Наконец — то Он — мог рассказать Ей о своих приключениях, которые испытал прежде, чем нашел Ее.

Это было очень важное условие их встречи. Он — ее добился.

Они — были счастливы.

Хотя что-то темное, похожее на облачко в ясном небе, проскальзывало иногда в их отношениях.

Филиппа удивляло, что иногда Любимая Его! — не видит.

Она застывала в двух шагах от него и начинала жалобно звать, как будто потеряла. А он думал — что это шутка и не откликался.

Любимая начинала шарить руками. Пугалась, и делала два неуверенных шажка вперед, как будто в темноту!

Филипп хохотал и подставлял ей ножку. И тогда: Любимая спотыкалась — и падала — прямо ему в объятия.

Страх оставлял Ее.

Мир принимал осязаемые очертания.

Филипп думал, что Бог не хотел, чтобы любимые пользовались конкретными именами. Для Филиппа не было Эллин — он видел только Любимую. Для Эллин не было Филиппа — она видела Любимого.

И все.

Они потеряли счет времени, которое кружило им голову. Они сами стали временем.

Как-то они питались, но Филипп не думал об этом, не чувствовал голода. Иногда Любимая почти насильно заставляла отведать какого-то кушанья. И оно возвращало Филиппу силы.

А иногда он этого не делал и тогда солнце, которое сияло всегда с того момента, как он ее увидел — начинало меркнуть.

Начинало выходить из комнат, как выходило оно из моря. Филипп негодовал и пытался вернуть его обратно.

Оно появлялось вместе с Любимой.

Она вносила роскошные фарфоровые блюда, полные явств, из которых они ели, а потом, бросались на тончайшего фламандского полотна простыни и начинали говорить друг другу простые и гениальные как жизнь слова:

— Я люблю тебя.

— А я люблю тебя.

Иногда, он с ужасом видел как фигура Любимой, опоясанная солнечным светом, испаряется на глазах, словно пожираемая неким чудовищем, и остается — Нелюбимая, которую он никогда не знал: ни в лицо, ни по имени.

Филипп пугался. Звал Свою Единственную и она приходила! Бросалась к нему! И он вновь обретал покой и счастье.

В один такой торжественный миг встречи, Филипп сказал самое важное: «Мы должны пожениться. Пригласим к себе священника, он сотворит обряд в доме, где мы оказались счастливы».

Девушка согласилась и сказала, что уже позвала этого человека.

После этого она заснула и забыла дать питье измученному жаждой Филиппу. И Филипп почувствовал страшную муку во всем теле.

Он поднялся с роскошного ковра и уставился на кувшин для воды. Ему хотелось пить, а Любимая, которая приносила всегда питье — спала. Филипп не хотел ее будить и потому он ждал. И ждал очень долго. Наконец, он решил съесть то, что лежало рядом с кувшином в блюде — недоеденное раньше.

Вдруг отворилась дверь и на пороге возник неизвестный.

Толстый священник, в костюме светского человека. Филипп ободряюще ему улыбнулся, а человек вдруг произнес какие-то слова. Филипп не разобрал их смысл, только из комнаты ушло солнце и как показалось Филиппу — навсегда.

Юноша посмотрел на себя и увидел, что он наг и смутился этого.

Толстый господин, которого Филипп принимал за священника, вдруг представился дядей… Любимой. Филипп перестал смеяться. Он посмотрел на Любимую и увидел, что она — нага. Двое влюбленных перед неизвестным — наги как Адам и Ева. Сказка вдруг прекратилась.

— Вам, молодой человек, видимо приятно было общаться с моей племянницей, — заговорил тихим голосом толстый человек в лиловом сюртуке. — Что же, я очень рад, если вы нашли общий язык. Завтра у вас свадьба — как вы сами недавно пожелали. Поздравляю вас, вы будете мужем Роз Бибисер.

Филипп с ужасом оглянулся, желая, чтобы Любимая пришла на помощь. Но в комнате ее не было. На полу скорчившись сидела незнакомая девушка. Та, что встречала Филиппа.

— Я вас первый раз вижу, мистер, — прошептал он. Вы не могли бы мне объяснить, как я здесь оказался?

— Я не могу вам это объяснить, молодой человек. Я могу вам только сказать, что вас зовут Филипп. И вы успели тысячу раз обесчестить мою племянницу, которую зовут Розалия Бибисер.

Тишина, новая, незнакомая, во мраке.

— Я — не потерплю оскорбления.

Чужие слова, чужой голос. Юноша с трудом произнес.

— Я не знаю никакой Роз Бибисер. Я был здесь со своей Любимой. Не подходите ко мне. Верните мне Ее.

Вместо возражений, тот, кто назвался дядей, ударил Филиппа ногой. В грудь. Филипп упал. Вскочил, ринулся на обидчика, и получил второй удар.

— Сиди спокойно, щенок. Я найду с десяток белых слуг, что подтвердят, как ты использовал эту девушку и… тебе не отвертеться от суда. Учти это. А то, что ты ничего не помнишь — твое дело, или врачей, но никак не Роз. Не вздумай обижать бедную девушку.

Филипп испугался, потому что все, что происходило с ним было наяву, но он то знал, что это сон.

Бибисер спокойно взглянул на Филиппа.

— У вас скоро свадьба. Не дурите, мистер. И оденьтесь в следующий раз к моему приходу, — сорвался он на крик и вышел.

Филипп остался наедине с незнакомкой. Она сидела повернув к нему свое лицо и Филипп с ужасом понял, что девушка — слепа.

— Тебе сделали плохо, мой милый. Мой дядя? Да? — спросила она.

Филиппа обманули. У него украли Любимую. Кто?

— Роз, — сказал он, с испугом ощущая новое имя на языке. — Вас ведь зовут Роз? Сколько времени мы провели с вами здесь?

— Я не знаю, — Роз запнулась, как будто что-то скрыла.