Озорница

С галстуком все было в полном порядке, но Пенфелд с готовностью сделал вид, будто его поправляет. Джастин снова шагнул было к двери, остановился на полпути и задумчиво посмотрел на огромную кровать, плававшую в море шелка и бархата. Герцог отодвинул воздушное платье и осторожно присел на краешек, боясь утонуть в ворохе перчаток и норковых муфт.

— Через несколько минут в этом доме появится дочь Дэвида, и первое, что мне надлежит сделать, это рассказать ей всю правду о смерти отца. — Джастин с тоской посмотрел на слугу. — Подскажи, как набраться храбрости?

— Если хотите, сэр, я сам готов это сделать, — вызвался Пенфелд.

Его предложение растрогало Джастина до глубины души. Это был героизм на грани самопожертвования, если учесть, что Пенфелд абсолютно терялся в присутствии детей и не мог слова вымолвить. Джастин взглянул на него с благодарностью и тихо сказал:

— Нет, я сам, но ты, надо признать, настоящее сокровище. Не ожидал, спасибо.

Благородство, проявленное Пенфелдом, придало ему новые силы, Джастин вскочил на ноги.

— Чуть не забыл, — весело сказал он.

— Слушаю вас, сэр.

— Счастливого Рождества, Пенфелд, — с теплой улыбкой пожелал герцог.

— И вам счастливого Рождества, сэр, — ответил слуга, вытянувшись по стойке «смирно».

Шагая по коридору, Джастин неожиданно для себя начал насвистывать веселую мелодию.

— Доброе утро, Мэри, — поздоровался он с горничной, попавшейся ему на пути. Это было так необычно, что она с испугу выронила свою ношу, по ковру рассыпались домашние туфли и начищенные до зеркального блеска ботинки.

На лестнице повстречался муж одной из сестер, уткнувший нос в газету, и его тоже приветствовал хозяин дома:

— Добрый день, Гарви.

— Гарольд, — недовольно буркнул любитель газетного чтения, переворачивая страницу.

Джастин запнулся, нахмурился, не поленился подняться на три ступеньки и, отстранив газету в сторону, внимательно изучил лицо родственника и признал свою ошибку:

— Действительно Гарольд, черт побери.

Добравшись до конца лестницы, Джастин огляделся и не смог удержаться от улыбки. На первом этаже царил полный хаос, из комнаты в комнату сновали слуги, протирали мебель и газовые светильники, украшали перила лестницы пахучими гирляндами.

Откуда-то взялась беззубая кухарка с огромным подносом, заваленным грудой горячего домашнего печенья, и, несказанно гордясь собой, заявила:

— Тридцать дюжин, ваше высочество, как вы велели.

Джастин с наслаждением втянул носом аппетитный аромат, исходивший от подноса.

— Молодец, Грейси, замечательно. Надеюсь, часть ты испекла с изюмом? Если не ошибаюсь, дети обожают изюм.

— Мои, сэр, только с изюмом и любят.

— В таком случае еще двенадцать дюжин, и не жалей изюма, — наказал Джастин, ущипнув кухарку за пухлую щечку.

— Будет сделано, милорд. Прямо сейчас и займусь, — весело пообещала кухарка и метнулась на кухню.

Продолжить обход своих владений герцогу помешал встревоженный дворецкий.

— Прошу прощения, милорд, но я обязан заявить решительный протест. Кто-то привел пони в библиотеку.

— Безобразие, — охотно согласился Джастин, не сбавляя шаг. — В библиотеке тесновато. Отведи пони в бальный зал, там ему будет где разгуляться.

Перед широко распахнутой дверью гостиной Джастин застыл, потрясенный чудесными преобразованиями. Всего за несколько часов комната превратилась в центр праздника. В углу царствовала огромная разлапистая рождественская елка, благоухающая хвоей, возле нее Эдит поставила лесенку и одну за другой зажигала крохотные свечи, укрепленные в густых ветвях. Рядом хихикали и подавали советы две младших сестры, Лили и Миллисент.

— Во что ты превратил наш дом, братец? Скупил все игрушки в магазинах Лондона? — окликнула брата Лили.

— Не все, далеко не все, — возразил Джастин. — Ты же знаешь, что в канун Рождества многие магазины закрыты.

Он несколько слукавил. Хозяева не могли устоять, когда молодой герцог открывал кошелек, предлагая любые деньги; перед ним распахивались двери даже тех магазинов, которые рано закрыли перед праздником, так что сейчас в комнате просто нельзя было повернуться из-за массы разбросанных повсюду детских игрушек, мягких и заводных. Здесь были слоны, способные самостоятельно передвигаться, медведи, бившие в барабаны, обычные скакалки и миниатюрные камины, наборы красок и грифельных карандашей, кукольный домик с жильцами и крохотным фортепьяно, целый поезд с рельсами и станциями, а также пара смешных железных птичек, чирикавших в позолоченной клетке.

Джастин не знал, что может понравиться десятилетней девочке, и пошел самым простым путем: покупал все подряд в двух экземплярах или двух комплектах, включая блестящие шарики, забаву мальчишек, и набор оловянных солдатиков, точную копию воинов наполеоновской армии. Возле сверкающего хромом велосипеда стояли санки, о которых сам Джастин мечтал в детские годы. В свое время герцог Уинтропский отказал сыну, но теперь ничто не мешало удовлетворить любую прихоть дочери Дэвида. Ей уж точно ни в чем не будет отказа, слишком долго бедная девочка была лишена всего, что могло бы скрасить ее нелегкую одинокую жизнь.

— Рада видеть, что ты не намерен баловать ребенка, — раздался за спиной сухой голос матери.

— Об этом не может быть и речи, — заверил Джастин. — Я полон решимости воспитывать ребенка в строгости, но наказывать почем зря не буду.

В комнату вбежал дворовый мальчишка, с трудом переводя дыхание.

— Милорд, к дому подъезжает карета, — сообщил он, — наверное, та самая.

— Молодец, не прозевал, — одобрил его действия Джастин. Он бросил мальчишке монетку, судорожно сглотнул и заорал во все горло: — Пенфелд!

Перед тем как уйти, он еще раз осмотрел комнату, дабы убедиться, что все в порядке, и задержался взглядом на фортепьяно, где расселись куклы от мала до велика, веселые и грустные, простые и необычные, утопая в шелках и бархате. На фоне этого великолепия в глаза бросился испачканный фарфоровый лобик с трещинкой. Рука сама потянулась к кукле, обнаруженной в конуре на чердаке пансиона, Джастин усадил ее на стул и тщательно расправил платьице. Она смотрела на него высокомерно и, казалось, с издевкой.

В комнату ворвался запыхавшийся Пенфелд, быстро огляделся и первым делом снял невидимую пушинку с брюк своего господина. Слух о прибытии гостей моментально распространился по всему дому, и едва только перед парадным входом остановилась простая черная карета, как в гостиной выстроились в ряд вдоль стены слуги, поправляя чепцы и передники, стараясь, не вытягивая особенно шеи, все же выглянуть в окно. По другую сторону во главе с величественной герцогиней расположились сестры Джастина, оживленно перешептываясь со своими мужьями, которые сохраняли выдержку и спокойствие.

Шум смолк, и все затаили дыхание, когда Джастин занял свое место перед разнаряженной рождественской елкой.

— Стой здесь, пожалуйста, — скомандовал он Пенфелду, когда тот попытался улизнуть и присоединиться к слугам. — Если я не выдержу напряжения и сомлею, ты меня подхватишь.

В окно было видно, как кучер открывает дверцу кареты. Показалась костлявая рука, и Джастин внутренне напрягся при виде Амелии Винтерс, ступившей на землю. Единственное, о чем горько сожалел молодой герцог в данную минуту, так это о необходимости выплатить вознаграждение, обещанное за пропавшего ребенка. Так уж распорядилась судьба-злодейка, что старой ведьме очень повезло: девочка решила вернуться именно в тот дом, который был знаком ей, хотя ничего там не видела, кроме грубости и издевательств.

Кучер мрачно оглядел жилище знати, и Джастин узнал парня, которого ранее повстречал в пансионе. С тех пор он приобрел заметную хромоту и даже издали виден был огромный синяк у него под глазом. Но долго раздумывать над странным видом кучера не пришлось, внимание герцога переключилось на тонкую фигурку в простеньком темно-синем платье и широкополой шляпе, показавшуюся в дверце кареты. Девушка будто не заметила руки кучера, пытавшегося ей помочь, и спрыгнула на землю.