Под южным солнцем

— Может быть, и так, — раздраженно прервала его мать, — но Наталье не следует встречаться с кем-либо из них. Это неприлично.

— Полагаю, ни мои родители, ни Джулиан не сочли бы неприличными подобные встречи, — поспешно сказала Наталья. — В Белграде у меня всегда были друзья, и мои родители и король Петр не возражали. — Она подумала о Гаврило, о Неджелко, о встречах в «Золотом осетре» и скрестила пальцы, чтобы ее ложь никому не причинила вреда.

— Лондон — не Белград! — Тонкий с горбинкой нос леди Филдинг побелел, она с трудом сдерживала гнев. — Ты замужем за англичанином и должна придерживаться английских традиций и обычаев.

— Мне кажется, ты не все понимаешь, мама, — мягко сказал Эдвард. — Хотя Наталья и замужем за англичанином, но из-за этой проклятой войны она осталась без дружеской поддержки.

Поживи она с мужем в Лондоне немного дольше, у нее не было бы никаких проблем. Джулиан представил бы ее своим друзьям, и сейчас ей не было бы так одиноко. Думаю, он не стал бы возражать, если бы Наталья нашла себе друзей.

— Но он вряд ли согласился бы отпускать ее без сопровождения и заводить знакомства без представления!

— Я буду ее сопровождать, — сказал Эдвард, наклонившись и подхватив уставшую Беллу, лежавшую у ног Натальи. — У меня еще три дня до отправления в свой полк.

Этого вполне достаточно, чтобы найти в Лондоне место, где встречаются сербы. — Он пощекотал Белле шейку. — Собачка хочет пить. Как вы считаете, Наталья, ей понравится китайский чай или позвонить на кухню, чтобы принесли миску обычной воды?

Наталья одарила Эдварда благодарной солнечной улыбкой и, когда он направился в гостиную для традиционного чаепития, живо сказала:

— Я уверена, Белла обожает китайский чай. Это очень породистая собачка, в свое время она была подарена русским царевичем князю Александру. Сандро ездил в Санкт-Петербург на крестины своего племянника. Его сестра Елена замужем за сыном великого князя Константина. Там он неофициально обручился с одной из великих княгинь, и тогда-то царевич и подарил ему Беллу.

Наталья и Диана уже сидели за столом, и Диана смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

— Князь Александр собирается жениться на одной из великих княгинь? А на ком именно? Расскажи же! Ты тоже была в Санкт-Петербурге? Ты встречалась с царем и царицей?

Леди Филдинг многозначительно откашлялась.

— Мне кажется, эта беседа слишком несвоевременна при сложившихся обстоятельствах, Диана.

— Каких обстоятельствах? — Диана повернулась и посмотрела на мать. У нее были ярко-голубые глаза, которые сейчас широко раскрылись. — Ты имеешь в виду войну? Но Россия и Сербия союзники! Мы должны знать о них как можно больше!

И тебе не кажется романтичным то, что эта собачка когда-то принадлежала царевичу? А я считаю, это просто великолепно.

Ее мать не ответила. Она не верила ни одному слову из того, что говорила Наталья о царе, царице и князе Александре.

Девчонка просто шарлатанка, и Джулиан, несомненно, рано или поздно в этом убедится. Он явно поддался ее обаянию, которое, впрочем, по мнению леди Филдинг, отличало девушку от простой балканки. Не веря, что ее невестка принадлежит к королевскому дому Карагеоргиевичей, леди Филдинг считала: темные волосы Натальи и большие глаза с черными ресницами свидетельствуют о том, что она даже не сербка, а армянка, и, скорее, похожа на армянскую еврейку.

Наталья не обращала внимания на холодную антипатию леди Филдинг. Теперь у нее была подруга Диана, а Эдвард стал на время ее рыцарем в блестящих доспехах и завтра ей поможет установить контакт с сербской общиной в Лондоне. Жизнь снова казалась ей прекрасной и интересной. Наталья взяла еще одно пирожное с кремом, размышляя о том, как ее встретят сербские эмигранты в Лондоне, поверят ли, что она родственница Сандро, и будут ли соответственно к ней относиться.

Наталью приняли в сербской общине с большим уважением, что доставило ей глубокое удовлетворение. Хотя среди эмигрантов не было никого ее возраста и социального положения, все-таки разговор велся на родном языке. Говорили в основном о Сербии: о том, что сербская армия сдерживает многотысячные австрийские войска на Дунае и Саве; о том, что даже страдающий артритом король Петр находится в армии. Покидая церковь, где они обычно встречались, Наталья испытывала еще большую тоску по родине, чем прежде. Ей не хотелось сидеть в Лондоне, не зная правды о том, что происходит в ее стране, и пользоваться только слухами. Она жаждала оказаться в Белграде, где, несомненно, сейчас оставалась Катерина.

В течение последующих недель Наталья находила спасение в дружбе с Дианой. Несмотря на светлые волосы и ярко-голубые глаза, ее золовка не отличалась классической красотой, как мать, однако неиссякаемая жизнерадостность делала ее весьма привлекательной, и Наталья привязалась к ней всем сердцем.

Друзья Дианы тоже были веселыми, но многие из них покидали Лондон, прежде чем Наталья успевала как следует с ними познакомиться.

— Кузен Джон находится в воинской части в Дербишире, Руперт — в добровольческом полку в Глостершире, а Чарльз служит в Ричмонде, он гренадер, — перечисляла Диана в отчаянии, загибая свои ухоженные пальчики. — Скоро в Лондоне никого не останется. Даже девушки исчезли, как бабочки во время грозы. Все женщины устремились в госпитали или на перевязочные пункты Красного Креста во Франции. Тебе не кажется, что и мы должны сделать то же самое, Наталья? Отправиться во Францию?

— Я бы хотела помогать раненым в Сербии, — горячо сказала Наталья. — В «Тайме» пишут, что в Сербию направляется женский персонал шотландского госпиталя.

Диану одолевали сомнения. Сербия казалась ей далекой, крошечной и малопривлекательной страной.

— А я думаю, лучше работать в госпитале, устроенном в бывшем замке или казино, — честно призналась она. — Например, герцогиня Вестминстерская организовала госпиталь в казино в сосновом лесу. Туда бы я поехала, но не в Сербию.

Наталья же плакала, читая о том, что шотландские девушки уезжают в Сербию, покидая свой родной Саутгемптон. Ей казалось нечестным то, что они могли туда поехать, а она, одна из Карагеоргиевичей, — нет.