Вне закона

Лобо хотел остаться с ним, но его грубо оттолкнул воин, который потом обвязал его веревкой вокруг пояса и тащил за лошадью по земле, пока ему не удалось подняться на ноги. Целую милю он с каждым, еле дававшимся ему шагом, слышал зов брата, с плачем выкликавшего его имя. Иногда по ночам ему все еще слышались эти звуки. Он слышал их сегодня, когда ребенок упал в колодец. Будь проклят Алекс Ньютон.

Утром он скажет ему, куда тот может засунуть эту работу. И у Лобо останутся две тысячи долларов. За беспокойство.

Он удобно устроился на одеялах, откинув голову на седло, поглядывая вокруг. Закат солнца входил в число немногих вещей, доставлявших ему удовольствие. Мальчиком и подростком он не знал ощущения свободы. Теперь он был волен как ветер, не подчиняясь никому, не устанавливая себе ни правил, ни ограничений.

Он потянулся, наслаждаясь ощущением каждой мышцы тела. Он был тощим, как хлыст, что объяснялось как обстоятельствами, так и необходимостью. У апачей никто не мог набрать лишнего жира, в особенности белый невольник. Ко времени, когда он их оставил, ему для выживания требовалось совсем мало пищи, и он по несколько дней мог обходиться без воды. Он мог пробежать двадцать миль, не запыхавшись, мог усмирить любую лошадь. Он знал дюжину способов убить человека и мог это сделать, не испытывая сожаления.

И неизбежно он приобрел репутацию, которой он специально не искал — но он и ничего не делал, чтобы ее смягчить. Его репутация держала людей в отдалении. Иногда только от взгляда его ледяных голубовато-зеленых глаз они вздрагивали и торопились убраться подальше.

Именно этого он и хотел.

Огонь в небе теперь был притушен мягкими тонами сумерек, и пейзаж потерял для Лобо свою привлекательность.

Он повернулся на бок, но сон не приходил. Он вспомнил мальчишку, предложившего печенье. Черт побери, вот бы перепугалась эта… учительница!