Неисправимый грешник

Данте сидел, удобно расположившись в кресле. Сдержан­ный и невозмутимый. Красивый, уверенный в себе мужчина.

Человек решительный, его ясные умные глаза смотре­ли на нее так, что становилось понятным: он готов терпеливо ждать и дождаться ее объяснений. Подождем, говори­ла вся его поза, у нас целый день в запасе.

– Я хотела бы, чтобы вы принесли мне платье, о кото­ром говорили, Данте. Я переоденусь и уйду.

– Вам нужен покой, и я не могу позволить вам уйти одной, даже если бы вы были здоровы.

– Я отправлюсь домой и попрошу помощи. Это будет лучше всего.

– Нет. – Он скрестил на груди руки.

Искушение рассказать ему все было очень велико. Вдруг ему придет в голову мысль, что нужно делать?

Он молча наблюдал за ней. Долго и неотрывно. Флер почувствовала странную неловкость.

– Давайте заполним время игрой, – сказал он.

– Какой еще игрой?

– Не смотрите на меня с таким подозрением. Не надо бояться. Хотя вы находитесь в моей кровати, но вы в таком положении, которое не позволяет мне сломить ваше сопротивление.

– О какой игре вы говорили?

– Правила очень простые. Я задаю вопрос, и вы честно отвечаете на него. Затем я снова спрашиваю, и вы опять да­ете мне ответ. И так до тех пор, пока не иссякнет мое любо­пытство.

– Это нельзя назвать слишком забавной игрой. По край­ней мере мы должны делать это по очереди. Вначале вы за­даете вопрос мне, потом я – вам. И так далее.

– Это несколько рискованно. Надо как-то обеспечить мне преимущество, потому что вы испытываете недомога­ние и вас нельзя соблазнить.

– Перестаньте дразнить меня, как неуклюжий донжуан. Все знают, что вы гораздо тоньше, когда на самом деле ухаживаете за женщиной.

Это заставило Данте потерять бдительность.

– И что же, об этом знают все?

– Наконец, – сказала Флер, довольная тем, что нару­шила баланс в этой игре, какой бы он ни был.

– Вы хотите сказать, что некоторые из моих любовниц оказались болтливы?

– О вас говорили в гостиных в течение ряда лет. Я слы­шала о вас все, еще когда была молодой девушкой. Удивительно, что вы до сих пор продолжаете пользоваться успе­хом, а это при вашей стратегии обольщения хорошо под­тверждается персональными свидетельствами.

– Это меня смущает. Лично я никогда и ни с кем не обсуждал то, что происходило между мной и женщиной.

– Очевидно, вы джентльмен. Женщины не столь сдержанны.

– Очень нехорошо с вашей стороны слушать подобные вещи.

Данте улыбнулся озорной улыбкой, и она поняла, что его замешательство было напускным. Он сознательно втя­нул ее в разговор на эту скользкую тему. И, судя по всему, не собирался уходить от нее.

– Я не думаю, что мог бы соблазнить вас сейчас, как бы мило вы ни выглядели в моей ночной рубашке, Флер. Я бы хотел, чтобы вы были наивной и неопытной. Вы же словно зачитываете список моих достижений и успехов.

Она с трудом сглотнула. Разговор неожиданно приоб­ретал слишком уж личностный характер.

Он наклонил голову. Опустил веки. Он ласкал ее настой­чивым взглядом. Какая-то странная лихорадка охватила их.

– Теперь понимаю. Если бы я стал ласкать вашу обна­женную ногу, вы напомнили бы мне, что я тоскую по чув­ствительному местечку под коленкой, которое я некогда об­наружил у какой-нибудь герцогини.

Он определенно нарушил допустимую грань этими сло­вами. Будь она способна заговорить, то отчитала бы его.

– Или если бы я стал целовать вам спину, вы потребо­вали бы, чтобы я не забыл поласкать впадинку у самого ос­нования позвоночника, как о том рассказала жена извест­ного члена парламента.

Это было возмутительно, но его шокирующие описа­ния любовной игры завораживали. Флер не могла отвести от него глаз. Пульс ее бился настолько громко, что она опа­салась, как бы он его не услышал.

Данте подался в кресле вперед, и его лицо оказалось со­всем близко от нее.

– Вероятно, если мои ласки не оправдают ваших ожи­даний, вы станете требовать, чтобы я показал, каким обра­зом некоторые части женского тела могут быть даже еще чувствительнее после любовной игры, чем до нее, что, попризнанию одной несдержанной баронессы, я ей продемон­стрировал.

– Вы настоящий греховодник.

– А вы покраснели и, можно сказать, готовы ощутить это, хотя я даже не дотронулся до вас.

Он взял ее руку своей теплой рукой. Флер с удивлением смотрела на него, когда он поднес ее к своему рту и поце­ловал ей пальцы. Все ее тело содрогнулось, и ей стало страш­но, что она вдруг лишится рассудка.

Она вырвала руку:

– Как вы смеете!

Он откинулся на спинку кресла, в глазах его сверкнули огоньки.

– Смею напомнить вам, что я не глупец. Вы в безопасности, но лишь потому, что я сам этого захотел. Не под­стрекайте меня, ибо если мне будет брошен вызов, то оружие выбираю я.

Ее сердцу, ее крови, ее дыханию требовалось успоко­иться. Она изо всех сил старалась не показать ему, какое волнение испытала от его прикосновения.

Возбуждающая и все нарастающая эйфория перераста­ла в леденящий душу ужас.

Флер посмотрела на руку, которую он поцеловал, и сно­ва ощутила тепло его дыхания. Ей стало не по себе от столь противоречивых чувств.

Подобного с ней раньше не случалось. Она никогда не знала страха, даже тогда, когда была совсем юной девуш­кой, и уж тем более после того, как махнула на себя ру­кой.

– Я очень вас напугал, да? – Данте потянулся рукой к ее лицу, но затем одернул себя. – Мне не следовало этого делать. Ваша добродетель в безопасности со мной. Но я дол­жен знать подоплеку событий.

Он в самом деле заслуживал объяснений. Она втянула его в историю, и уже другие люди видели ее здесь. У нее не было времени для того, чтобы сочинить правдоподобный рассказ. Ей придется сообщить ему правду. Или хотя бы ее часть. Просто придется опустить ссылки на свой большой проект.

– В пошлом году я в октябре отплыла из Англии во Францию, чтобы навестить подругу. Я оставалась там во время Нового года и вернулась два месяца назад, в феврале.

– В феврале? Никто не сказал ни слова о вашем возвращении или о том, что видел вас в городе.

– Это потому, что мой отчим Грегори Фартингстоун встретил меня в порту в Дувре. И с этого момента он заточил меня в тюрьму.

Глава 3

– Я написала, что собираюсь отправиться домой на «Морском драконе» в феврале. Грегори ожидал меня в Дувре. Я удивилась, но была рада его видеть. Всегда требуется помощь после долгого путешествия, – пояснила Флер.

– И тогда он заключил вас в тюрьму? – Данте поста­ рался спросить это таким тоном, чтобы скрыть свое недо­ верие. Обвинение было странным и чудовищным. Уж не по­ влияло ли ранение на ее умственные способности?

Грегори Фартингстоун был известен как человек здра­вого ума, который вел благопристойный образ жизни и был попечителем Банка Англии. Легче было бы поверить в то, что Флер заключила Фартингстоуна в тюрьму, чем наобо­рот.

Перед этим Флер возилась с простыней, подтягивая ее к подбородку, словно почувствовав себя обнаженной после игривых поддразниваний. Сейчас она забыла об этом, в ее глазах сверкали гневные искорки.

– Он заявил, что искал меня и хотел, чтобы я получила помощь и поддержку, в которой нуждалась. Он сказал, что как старинный друг семьи моей матери и как ее второй муж он исполняет свой долг. Однако его намерения были не столь благородными.

– И каковы же были его намерения?

– Он пытается доказать, что я неразумна и неправо­способна.

– Почему он так считает?

– Потому что я разбазариваю свое состояние. Так он квалифицирует мое участие в благотворительных акциях.

Дары Флер школам, больницам и на осуществление ре­форм были хорошо известны в обществе.

– Ваша щедрость поставила под вопрос ваше будущее?

– Я раздавала отнюдь не все, что имею, однако доста­точно много для того, чтобы Грегори решил, что это безот­ветственно. Однако мне остается довольно для того, чтобы жить очень комфортно. Я совершеннолетний человек и не­зависимая женщина. Он не является моим опекуном и не имеет права вмешиваться в мою жизнь. Он говорит, что он самый близкий друг семьи и должен быть уверен, что я получаю необходимую опеку и внимание.