Дорога на Компьен

И в этот момент появилась Луиза Мари. Из-за своего уродства она потратила много времени, чтобы преодолеть расстояние до апартаментов сестры.

Луи почувствовал грусть: ах, если б эта его дочь имела внешность Аделаиды! Ведь она была самой умной, самой блестящей из всех его дочерей... Если бы не уродство... Он встал и в приливе жалости обнял Луизу Мари.

— Извините, дитя мое, но вы появились как раз тогда, когда мне пришло время покинуть вас.

— Если бы Аделаида позвонила всем нам фазу, как только вы выразили желание повидать своих дочерей, я бы успела раньше.

Аделаида резко оборвала ее:

— Вы забываете о том, что вы младшая. Вы обязаны считаться с этикетом Версаля.

— С этикетом Аделаиды, — усмехнулась Луиза Мари. — А не Версаля. Может быть, Ваше Величество прикажет установить новые правила этикета?

Луи погладил ее по щеке:

— Неужели вы хотите, чтобы я лишил мадам Аделаиду удовольствия?

Ему уже надоели и сердитые взгляды Аделаиды, и неповиновение Луизы Мари, и лень Виктории, и глупость Софи.

— Adieu, дети мои. До скорой встречи.

По знаку Аделаиды все его дочери присели в реверансе, и он по потайной лестнице отправился к себе.

Да, дочерям не удалось рассеять его меланхолию, но тут он вспомнил, что вечером его ожидает подготовленный маркизой праздник в Беллевью, и несколько оживился.

А королева молилась. Она стояла на коленях перед человеческим черепом, украшенным лентами и освещенном лампадой. Она молилась о многом: о здоровье супруга и о возвращении его благосклонности, о том, чтобы дочерям ее нашлись хорошие мужья, которые составили бы честь и ее семье, и стране, чтобы мадам Помпадур отправили в изгнание, и чтобы король вернулся к своей супруге.

Просто поразительно, какую власть имеет над королем его любовница. Совсем недавно от двора отлучили графа Филиппа де Морена и за что? За то, что он написал о мадам де Помпадур фривольные куплеты. Морена был другом королевы и дофина, и его отъезд весьма их опечалил.

— Святая матерь Божья, — молила королева, — укажи королю на ложность его пути...

Она не просила о чуде. Луи, вопреки своей кажущейся силе — он мог скакать без устали, загнав нескольких лошадей и удерживаясь в седле дольше, чем все его сопровождающие, а что касается его сексуальных притязаний, так она слишком хорошо о них знала, они доставили ей много неприятных минут — был подвержен приступам лихорадки. И мог внезапно умереть.

Она считала, что и его меланхолия была рождена постоянными размышлениями о внезапной кончине и о том, что умрет он большим грешником.

Королева трепетала при мыслях о грешной душе Луи и при каждом удобном случае напоминала ему об этом. Правда, оказий этих в последнее время выпадало немного. Разговаривали они редко, разве что на публике. И если она хотела обратиться к нему по какому-либо вопросу, то делала это в письмах: только таким способом могла она заставить его прислушаться к ее увещеваниям. Она встала с колен и послала за своими любимыми дамами — герцогиней Люин, мадам де Рюплемон и мадам д'Ансени. Все они были одеты строго, как и королевами тоже держались со скромным достоинством.

— Я полагаю, — сказала королева, — что теперь мы можем почитать.

Мадам д'Ансени отправилась за книгой по теологии, которую они читали вслух, а герцогиня Люин сказала:

— Я надеялась, что Ваше Величество сыграет для нас. Королева не смогла скрыть радости, которую доставили ей эти слова:

— Если вы просите, я, конечно, же сыграю, мы почитаем позднее.

Дамы уселись вокруг нее, а она тронула клавиши клавесина. На устах королевы появилась счастливая улыбка: музыка казалась ей прекрасной.

Мадам де Люин смотрела на нее и думала: «Бедняжка, она так радуется, а мы с трудом переносим ее игру».

После этого они разглядывали фреску, которую королева нарисовала на стене одной из небольших своих комнат. Королева вновь, как ребенок, радовалась вниманию к своему произведению, а мадам де Люин заметила про себя, что хотя учителя королевы и подправили рисунок, он все равно ужасен.

Дамы ахали от восхищения, и мадам де Люин понимала, что все они, подобно ей самой, жаждут доставить королеве хоть немного радости и потому несколько кривят душой.

Итак, королева получила свою порцию удовольствий и теперь считала необходимым заняться чтением. Дамы уселись в кружок, достали рукоделие, и каждая по очереди читала вслух отрывок из книги.

Никого из них эти скучнейшие наставления не увлекали, однако все они сидели прямо, сохраняя на лицах выражение почтительного внимания. Мысли дам где-то блуждали. Королева вспоминала прошлое, потому что как раз сегодня получила письмо от отца. Письма Станислава, который когда-то был правителем Польши, а сейчас вынужден был довольствоваться герцогством Лотарингским, доставляли ей самые сладостные минуты в жизни, поскольку в этой жизни она могла полагаться только на верную отцовскую любовь.

Она повторяла про себя слова, с которых письмо начиналось: «Моя дорогая и единственная Мари, ты — мое второе я, я живу лишь ради тебя...»

И это были не просто слова. Отец любил ее больше всех на свете. Она часто вспоминала тот день, когда он пришел к ней с матерью и объявил, что она станет королевой Франции. При этом воспоминании на глаза ее всегда наворачивались слезы,

но это были не слезы горечи из-за утраченного счастья, а слезы тоски по отцу: они, естественно, не могли встречаться так часто, как обоим хотелось бы.

Но жизнь продолжается, думала она, и каждый новый день как две капли воды похож на вчерашний. Она и ее маленький двор, отдельный от большого двора короля, жил по правилам, установленным ею: молитвы, встречи с ее придворными дамами, вот как сейчас, игра на клавесине, немного рисования, карты по вечерам и ранний отход ко сну.

Луи теперь редко ее посещал, и она была ему за это даже благодарна. Пусть теперь другая страдает от его любовных страстей! Бедная мадам де Помпадур, как она все это выносит? Она вдруг поняла, что высказывает свои мысли вслух:

— Мне кажется, маркиза сегодня выглядела довольно усталой. Маленькая группка оживилась. Герцогиня оторвалась от книги.

— Ваше Величество, я слышала, она страдает от истощения, — сказала мадам д'Ансени. — И у нее бывают приступы слабости.

— Правду знает только мадам дю Оссэ, — вставила свое слово мадам де Рюплемон. — Но она преданно оберегает и маркизу, и ее тайны.

— Как хорошо, что у мадам де Помпадур есть такой преданный друг, — сказала королева и улыбнулась своей троице. — Я знаю, что значит дружба.

— Эта дама весьма непопулярна в народе, — пробормотала герцогиня де Люин.

— Подобные дамы не всегда пользуются народной любовью, — добавила королева.

— Народ был бы доволен, если бы вы, мадам, почаще появлялись в обществе Его Величества, — заявила герцогиня. — Я слышала, что в городе постоянно обсуждают дорогу на Компьен.

Эта ссора между королем и столицей — она рождает множество неудобств. Кое-кто говорит, что...

— О! — воскликнула мадам д'Ансени. — Если бы Его Величество расстался с маркизой и вел бы себя с Вашим Величеством так, как когда-то...

Королева стиснула рубашку, которую она вышивала для какого-то парижского бедняка, и мысли ее унеслись далеко-далеко — прочь из этих апартаментов, прочь от этих дней, в прошлое: вот она прибывает на свою первую встречу с королем в маленькое местечко поблизости от Море, которое с тех пор известно под именем Королевского перепутья. Вот она выходит из кареты и видит своего пятнадцатилетнего мужа — самого красивого из юношей. Она счастлива, она знает, что любима — она, нищая дочь бездомного короля, девушка на семь лет старше своего юного супруга. Но для него все это не имеет значения... Счастливые дни давно миновали и не вернутся вновь. Следовательно, ей не стоит о них вспоминать — сожаления рождают слабость.