Горе от богатства

Среди лугов и выпасов стоял белый дом постройки прошлого века, почти весь увитый плющом, с длинными узкими окнами, с классическим портиком с колоннами. Не было ни излишних украшений, ни вызывающих невольную улыбку бесчисленных завитушек, ни безвкусной вычурности, которые так портили впечатление от особняка на Пятой авеню. Вдали виднелись поросшие лесом горы, вокруг, среди лютиков и асфоделей, паслись жеребцы и кобылицы. Это был настоящий рай – американский Баллачармиш. Мауре казалось, что все это ей снится, что она опять стала восьмилетней девочкой, которая, сидя в карете Клэнмаров, в восторге разглядывает дом, в котором отныне ей предстояло жить. Тогда она стояла на пороге новой жизни, и сейчас – тоже, но еще более удивительной и неизвестной.

– Скорее, пожалуйста, скорее! – шептала Маура приземистым лошадкам. Ей не терпелось, чтобы ее новая, захватывающая жизнь поскорее началась. – Пожалуйста, скорее!

ГЛАВА 13

Александр спрыгнул на землю, забыв о еще не окрепшей ноге. Он вернулся домой и больше никогда не хотел видеть Европу.

– Рад вас видеть, Доуз, – полным искренней радости голосом приветствовал он дворецкого, встретившего их на крыльце.

– С возвращением, сэр, – ответил Доуз так же искренне, стараясь не выдать своего любопытства к спутнице Александра.

– Моя жена, – коротко представил Мауру Александр.

Доузу стоило огромного труда сохранить невозмутимое выражение.

– Добро пожаловать в Тарну, мадам, – произнес он, почтительно склоняя голову.

– Благодарю вас, Доуз.

Хоть Александр и смирился, что Маура вовсе не неотесанная деревенщина, за которую он принял ее вначале, его все же кольнула досада. Каким образом она вызовет бурю в гостиных и салонах Шермехонов и Де Пейстеров, если держится так свободно и естественно, с таким достоинством? Ответ, возможно, заключался в следующем: его жену просто не пригласят в эти гостиные и салоны из-за ее национальности и веры, этим ему и придется довольствоваться.

– Сообщите Иеланду, что я желаю его видеть, – распорядился Александр и, насколько позволяла неокрепшая нога, быстро поднялся по ступенькам и вошел в дом.

Маура следовала за ним, с облегчением глядя вокруг. Большой, просторный вестибюль ничем не напоминал чудовищный городской дом Каролисов. На стенах висели картины с изображениями лошадей. Выложенный красно-коричневой плиткой пол украшало изображение фамильного герба. Маура вспомнила, что прадед Александра был простым венгерским крестьянином, происхождение герба оставалось загадкой. «Возможно, это фамильный герб Шермехонов», – решила Маура. Она невольно улыбнулась, сообразив, что теперь это и ее герб.

– Кто такой Иеланд? – поинтересовалась Маура, когда они шли к парадной лестнице, где в ожидании господских распоряжений собралось уже человек двадцать челяди.

– Он был главным конюшим деда, а после его смерти служит у меня управляющим. Он великолепно разбирается в лошадях.

Маура промолчала, но не удивилась, поскольку Иеланд – ирландское имя. Челядь кланялась и приседала, пока Александр представлял Мауру. Он опять делал это с оскорбительной небрежностью. Но Маура подавила досаду. По крайней мере, Александр не стал распространяться о том, что она – ирландка, католичка и незаконнорожденная. Так что улучшения в его отношении налицо, пусть даже незначительные.

Комната, которую отвели Мауре, оказалась очень уютной, с красивыми портьерами и тончайшей работы лоскутным одеялом. Единственными признаками роскоши здесь были дверные ручки из серебра, серебряные же тазик для умывания и кувшин на туалетном столике. В этой комнате Маура почувствовала себя удивительно хорошо и спокойно, будто она всегда здесь жила. Маура подошла к одному из трех больших окон, выходивших на выгоны, луга и видневшиеся вдали горы. Александр рассказывал, что дед построил Тарну лично для себя, а не для того, чтобы демонстрировать свое богатство. Для этой цели служил особняк на Пятой авеню.

– Когда дед приезжал в Тарну, ему казалось, что он возвращается в Венгрию, – сказал Александр, когда они поднимались по лестнице. – В Тарне поклонялись не богатству, а лошадям.

Александр неожиданно улыбнулся и добавил, глядя на Мауру сверху вниз:

– Здесь до сих пор поклоняются лошадям.

После этих слов Маура вошла в отведенную ей комнату с легким сердцем. Ей хотелось петь от радости. Александр улыбнулся ей тепло, как друг. Какой бы странной ни была свадьба, у их брака прочное основание – они нравятся друг другу, у них много общих интересов. Александр сказал, что хочет встретиться со своим управляющим и осмотреть молодняк.

– Можно мне с вами? – спросила тогда Маура.

Несмотря на усталость, накопившуюся за этот бесконечно длинный день, она умирала от желания посмотреть на лошадей. Александр удивленно поднял брови.

– Но вам понадобится шаль или накидка, через несколько минут начнет темнеть. – Он посмотрел на ее изящные светло-кремовые ботиночки, которые Мириам подобрала к розовому платью. – И на ноги надо что-нибудь попроще.

В дверь постучали. Маура неохотно оторвалась от созерцания величественного вида и повернулась к двери. Вошла Мириам, она немного запыхалась.

– Ваш багаж сейчас принесут, мадам. Распорядиться насчет ванны?

– Нет, спасибо, Мириам. Я только умоюсь. Я собираюсь вместе с мистером Каролисом посмотреть лошадей. Подготовьте мне накидку и простые туфли, пожалуйста.

Мириам задержала дыхание, пытаясь успокоиться. Сначала – спешка в Нью-Йорке, теперь то же самое здесь. Откуда она возьмет накидку и обувь, когда чемоданы еще не распакованы, их даже не занесли в дом?

Маура налила в тазик воды из кувшина, а Мириам выскочила в коридор, чтобы поторопить лакеев с багажом миссис Каролис.

Чемодан за чемоданом вносились в спальню и ставились на середину комнаты, Мириам открывала их один за другим в поисках нужных вещей. Она быстро нашла накидку, а вот отыскать простые туфли оказалось гораздо сложнее.

– Горничная, которая покупала вещи, не думала, что вам понадобятся простые туфли, мадам, – сказала она, наконец, в отчаянии.

Маура набросила светло-коричневую накидку, которая выгодно подчеркивала ее тонкую талию спереди и свободно спадала сзади.

– Тогда дайте мне любые темные ботинки, – попросила Маура, ей не хотелось испачкать о солому или обо что-нибудь похуже изящные светлые ботиночки, что были на ней.

Наконец Мириам отыскала пару темно-коричневых элегантных ботинок, и с помощью рожка Маура надела их. Горничная опустилась на колени и быстрыми ловкими движениями, пользуясь специальным крючком, застегнула ботинки.

– А я сейчас примусь раскладывать вещи, мадам, – сказала Мириам, когда Маура буквально полетела к выходу, задержавшись лишь на долю секунды, чтобы поблагодарить горничную. Она вихрем пронеслась по широкому коридору и вниз по лестнице туда, где ждал ее муж.

В сгущающихся сумерках, как два приятеля, они переходили от денника к деннику. Поверх невысоких дверей на них вопросительно смотрели темные влажные глаза.

– Это Мечта Хальциона, – сказал Александр, доставая из кармана сюртука морковку. – А рядом жеребец по кличке Корнуолис.

Черные, мягкие как бархат губы ощупали его руку и забрали морковку. Александр похлопал коня по морде.

– Корнуолису уже семнадцать, стареет, но потомство от него – что надо.

Молодые конюхи сновали по конюшне, выполняя свою обычную работу и стараясь держаться на почтительном расстоянии от хозяина. Стук ведер с водой и кормом, запах соломы и лошадей был так знаком, что Мауре стоило лишь закрыть глаза, чтобы представить себя в конюшне Баллачармиша рядом с Кироном.

– А это Шейх Пустыни. Хотите посмотреть поближе?

Маура кивнула, она ничуть не боялась зайти в денник. Шейх Пустыни был еще совсем молодым жеребцом и встревожился, когда они вошли. Александр взялся за его уздечку и ласковыми словами успокоил его. Маура протянула руку и погладила жеребца.