Каждый твой взгляд

А вот с Эндрю все оказалось иначе. Они уже выяснили, что в принципе он не возражает против развода и в том случае, если Хелена выйдет за него замуж, готов расстаться с женой. Но без личной выгоды намерен и дальше держать несчастную в цепях бездарного брака, лишив всего, к чему она стремилась всей душой — только потому, что считает развод «нелепостью».

— Будь добр, выполни одну мою просьбу.

— Все, что угодно.

— Предоставь жене развод. Не держи на привязи просто так, из-за ленивого безразличия. Для нее свобода равноценна жизни. Как и ты, она согласилась на брак против воли, по принуждению. Поступи благородно: так, как хотел бы, чтобы поступили с тобой.

Мартин растерянно замер.

— И что же я буду делать потом?

— Все, что захочешь. Твоя жизнь практически не изменится, ведь вы и сейчас живете раздельно. Будешь продолжать писать свои исторические труды, а я буду их издавать.

Эндрю прикусил губу.

— Это означает, что замуж за меня ты не выйдешь?

— Прости, не могу оставить лорда Гастингса, мы уже женаты.

— О! — неопределенно произнес он.

— Обещаешь отпустить миссис Мартин?

Эндрю грустно кивнул. Хелена встала из-за стола и поцеловала его в лоб.

— Жду от тебя третий том «Истории восточной Англии». Присылай сразу, как только закончишь. И не трать время попусту, а то снова не уложишься в срок.

В поезд Хелена села в подавленном настроении. Даже не покидая Истон-Грейндж, можно было предвидеть, что мистера Мартина она не выберет, и все же встреча принесла глубокое разочарование: настоящий Эндрю оказался до обидного мельче того выдуманного образа, который жил в памяти.

Поезд набирал ход. Прошлое путешествие в Кент закончилось катастрофой: внезапное возвращение четырех лет жизни потрясло до глубины души. В этот раз ужасных открытий можно было не опасаться: память восстановилась почти полностью…

Так много разных голосов. Хелена узнала только Венецию и Фица. И все говорили о ней. Почему она до сих пор не проснулась? Наверное, прошло достаточно времени, чтобы сознание вернулось?

Значит, эти люди считали, что она лежит без сознания? Хелена попыталась дать им понять, что слышит и понимает все, что происходит вокруг. Однако, к собственному ужасу, не смогла пошевелить губами, приподнять веки или хотя бы двинуть пальцем: тело оказалось тюрьмой.

Голоса постепенно стихли. Больше никто ничего не говорил. Молчание невыносимо терзало: вдруг все забыли о ее существовании? Она кричала. Звала на помощь. Умоляла подойти. Все напрасно, точно так же можно было лежать на дне океана.

И вдруг послышался его восхитительный бархатный голос. «Никто не возражает, если я немного почитаю вслух?» — спросил он. Оказывается, один человек о ней все-таки помнил.

Он начал читать потрясающе интересное руководство по издательскому делу. Хелена любила книги: их внешний вид, их запах, их приятная тяжесть доставляли огромную радость. Она всегда с интересом рассматривала шрифт, с удовольствием проводила пальцем по тисненому названию на обложке и золотому обрезу страниц. С восторгом ловила едва слышный треск впервые раскрытого переплета. Если бы могла, непременно собрала бы в пузырек восхитительный аромат книг новых и старых, благоухание пергамента и кожи, смешанное с запахом свежей типографской краски.

Он читал и читал без конца. Глубокий голос удерживал, словно якорь: советы авторам книг, новости из свежих газет, «Приключения Алисы в Стране чудес» — все пошло в ход. А когда они оставались вдвоем, уговаривал проснуться; рассказывал, что любит и любил всегда, с первой встречи.

В его любовь она поверила так, как не верила ни во что в жизни, и начала изо всех сил тянуться навстречу ему и его волшебному голосу — прочь из невидимой тюрьмы. Она снова вернется в мир, встретится с ним и признается, что любит так же искренне и пылко.

Хелена вздрогнула. Так вот почему голос лорда Гастингса показался странно знакомым! Вот почему Чеширский кот сохранился в памяти именно таким, каким его представлял Дэвид. Теперь стало понятно и то, почему удалось с невероятной легкостью вернуться в издательский бизнес: он прочитал обо всем, что она знала раньше, но забыла из-за травмы.

Впервые в жизни Хелена заплакала на людях — от счастья и благодарности. Тот человек, которого она любила прежде, не оправдал ожиданий. Но герой всей ее жизни снова и снова подтверждал свое бесконечное благородство.

Какое счастье, что она возвращается домой… к нему.

В последние двадцать минут из сундука не доносилось ни звука. Наверное, малышка уснула — подобное случалось уже не раз. Как правило, во сне ее можно было без труда перенести в кровать. Но если открыть крышку раньше времени, тяжкие последствия не заставят себя ждать.

Гастингс встал с пола и застыл в нерешительности.

— С Беатрис все в порядке?

Он окаменел от изумления. Хелена!

Медленно, очень медленно повернулся.

Она подошла ближе.

— Как видишь, я вернулась. И страшно сожалею обо всех нелепостях, которые успела наговорить. Прости: не хватило ума принять очевидную правду.

Он не смог произнести ни слова, но взгляд, должно быть, оказался более красноречивым. Серьезное лицо Хелены осветилось улыбкой, а глаза засияли, как пронизанные солнцем чистые воды озера Сахара.

От счастья закружилась голова.

— Леди! — неожиданно послышался радостный детский голосок, и крышка сундука поднялась.

— Да, я вернулась, — повторила Хелена и улыбнулась еще шире. — Не желаешь ли выйти?

Крышка снова захлопнулась.

— Сэр Хардшелл умер.

— О, какая жалость!

К Дэвиду наконец вернулся голос.

— Почему бы вам, леди Гастингс, не рассказать мисс Хиллсборо о кузенах сэра Хардшелла? Например, о мистере Стаутбэке и мисс Керпейс. Мы вполне можем пригласить кого-нибудь из них поселиться у нас, в его чудесном стеклянном доме.

— Да-да, конечно. Не сомневаюсь, что именно об этом он и мечтал. Сэру Хардшеллу было бы неприятно, если бы террариум пришел в запустение: уютные камни, мягкая земля, вкусная свежая вода в миске, сытные листья одуванчика и салата на обед. Разве можно бросить все это богатство на произвол судьбы? Без заботливого хозяина дом пропадет.

Эмоциональный монолог Хелены остался без ответа. Дэвид схватил любимую в охапку и жадно поцеловал. К счастью, от нее ответа долго ждать не пришлось: он последовал незамедлительно и с должной убедительностью.

Голос страсти заглушил и без того негромкий голосок из сундука. Хорошо, что Хелена отстранилась и переспросила:

— Что ты сказала, милая?

— Ванна.

— Она ужинала? — уточнила Хелена шепотом.

Дэвид кивнул. Жестом показал, что все-таки сумел засунуть в сундук чай и сандвичи, а потом мягко обратился к добровольной затворнице:

— Наверное, дочка, сегодня придется обойтись без ванны. Уже слишком поздно. Лучше ложись-ка спать, а то завтра не сможешь вовремя встать.

Снова молчание, и еще один жаркий поцелуй. Однако на этот раз Дэвид не пропустил донесшийся из сундука короткий вопрос:

— Папа?

Он быстро поднял крышку вытащил Беатрис и, не теряя времени, отнес в детскую. А потом схватил Хелену за руку и потащил в спальню.

Спустя два часа Хелена ткнула его кулаком в плечо.

— Ой! За что?

— За то, что все эти годы вел себя как безнадежный глупец. Неужели для того, чтобы услышать от тебя признание в любви, нужно было оказаться на грани жизни и смерти? — Новый удар пришелся в грудь. — А это за то, что в детстве ущипнул за попу. Я наконец-то вспомнила и эту проделку.

— Мм… — неопределённо промычал Дэвид и по-хозяйски схватил за то самое место, о котором шла речь.

Хелена по-девчоночьи захихикала, приподнялась на локте и поцеловала в губы.

— И все же не мне тебя судить. Ты, конечно, поступал мерзко, но и я тоже была хороша — ничего не скажешь.