Начало

– Боюсь, что вы считаете меня чистюлей, – сказал Джеффри, обороняясь от напора Дженни и от ее порхающего фартука.

– Бог ты мой, нет, – уверяла его Дженни, – просто у вас нервы не в порядке!

– Разве коровы не срут в Вуди-Лейтене? – спросил его Уильям.

– Только не в нашем дворе.

– Тогда вы, наверное, не выращиваете ревень? – продолжал приставать к нему Уильям.

– Боюсь, что нет.

– Что вы все время говорите «боюсь» да «боюсь»! Чего вы так боитесь?

– Это всего лишь привычное выражение.

– Ах, выражение.

Уильям торжественно кивнул головой, высокомерно поглядывая на окружавших их ребят.

– Да, просто выражение. Боюсь, что это так!

– Прекрати, – скомандовала Бетони, ущипнув Уильяма за руку. – Ты что, не умеешь себя вести, когда приходят гости?

– Гости? – переспросил Роджер. Он засунул руку под рубашку и начал скрести себе подмышку, как маленькая обезьянка.

– Не-а, я не знаю. Гости! Ага! А что дальше? Что мы должны делать?

– Пошли на пастбище, – предложила Дженни. Ей стало жаль Джеффри и Бетони. – Может, мы там найдем грибы?

Джеффри шел в окружении девочек. Они старались защитить его от мальчишек.

– Бетони рассказала нам, что вы из очень почтенной и старинной семьи. Правда, она сама рассказала нам об этом.

– Ну, – начал Джеффри, – они прибыли сюда вместе с Вильгельмом Завоевателем.

– Наши уже жили здесь, – вмешался Уильям, нарочно наступая Джеффри на пятки.

– Ну, а ваш отец, он что, служит в церкви? – продолжала светскую беседу Дженни.

– Да, он священник. Кстати, он очень дружит с вашим священником – мистером Уиздомом. Понимаете, они вместе учились в Оксфорде. Он приятный человек, да? Я имею в виду мистера Уиздома.

– С ним все в порядке, – ответила ему Дженни. – Просто нам гораздо больше нравится мистер Чанс из Истери.

– Ах, да, ваш приходской священник. Да, мой отец говорит, что он вполне приличный человек, но слишком потакает простым людям.

– Не знаю, кому уж он там потакает, – возмутился Уильям, продолжавший идти позади, – но только все говорят, что Чанс делает у нас гораздо больше, чем Уиздом. И это правда!

Джеффри сразу перешел на французский язык. Он сказал Бетони:

– Бетони, твои братья такие невоспитанные! Почему их никто не останавливает? Давай говорить только по-французски. Честно говоря, мне надоели все эти споры.

– Хорошо, хорошо, – ответила ему Бетони.

Но вскоре поняла, что, занимаясь всего два семестра французским, она могла всего лишь энергично кивать головой и постоянно повторять: «Да! Да!» Джеффри стрекотал по-французски как кузнечик. Иногда, когда она по интонации Джеффри понимала, что он что-то спрашивает, она, с трудом подбирая слова, пыталась ему что-то объяснить.

Ребята были вне себя от восторга и начали исполнять перед ними пляски дикарей.

– Ули вули мули ву? – обращался к Роджеру Уильям.

– Кескер петти ветти бонг! – отвечал ему Роджер. – Ви, ви! Уидли ви!

Они продолжали танцевать перед маленькой группой, размахивали руками, хлопали друг друга по плечу. Потом начали изображать продавцов лука, приехавших сюда на велосипедах.

– Окер делла лунер! Монна ми перу! – пел Уильям. – Прей томато блумер! Пурер квирер му!

– Монг джю! Монг онг-юнгс! – орал Дики. – Вулла черри бикиклетт!

– Тинг-э-линг, тинг-э-линг! – вопил Роджер. – Скузер, скузер! Силвер плей!

– Послушай, – внезапно возмутился Джеффри, – Бетони, я тебя умоляю! Скажи им, чтобы они прекратили так глупо и безобразно себя вести!

– Ну, мне кажется, тебе лучше разговаривать по-английски, – возмутилась Бетони.

– Может, ты не поняла, что я разговариваю с тобой по-французски.

– Тинг-э-линг! Тинг-э-линг! – не замолкал Роджер. – Скузер! Скузер! Силвер плей!

– Не обращай на них внимания, – сказала Бетони. – Если ты не будешь их замечать, им скоро все надоест и они перестанут к тебе приставать!

Но Джеффри уже не мог остановиться. Он был расстроен почти до слез и быстро ушел домой. Бетони проводила его до Таптона, вяло пытаясь как-то успокоить его.

– Извини моих братьев за их поведение. Но они не хотели тебя обидеть, они просто так забавлялись. Они не желали ничего дурного.

– Извини, – отвечал ей, краснея, Джеффри. – Я просто не привык к подобным выходкам.

Бетони было жаль его, но ее разбирал смех – ну можно ли быть таким обидчивым, прямо как девчонка. Когда они распрощались, Бетони поняла, что больше никогда не встретится с ним. Ну и пусть, надо же было так ослепнуть. Но все же ей было неудобно за свою переменчивость по отношению к Джеффри.

– Бетони, ты станешь учиться в университете, чтобы получить ученую степень, как Ненси Спосс?

– Нет.

– Почему? Ты же умная и много знаешь, разве не так?

– Ну, не так уж много, – отвечала Бетони и не кривила душой.

С возрастом она стала достаточно трезво оценивать свои способности, научилась видеть себя такой, какая есть, а не такой, какой хотелось быть. «Что ж, мы все, как правило, далеки от идеала», – думала Бетони. Она вспомнила, как ее поразило, когда прадед назвал Джорджа Хопсона лучшим плотником в его мастерской. Почему не ее отца? Она не могла примириться с тем, что он не был первым. Но время шло, и Бетони сама поняла правоту прадеда. Ей пришлось примириться с мыслью, что навыки в работе – это еще не все. Было еще что-то, что делало человека мастером. Ее отец был очень хорошим человеком, и ей пришлось помучиться, прежде чем она смогла прийти к подобному выводу.

Бетони всегда прекрасно училась в своей сельской школе, но она понимала, что ей самой недостает дисциплины и силы воли Ненси, чтобы занять первое место в школе высшей ступени. Это понимание пришло почти безболезненно, потому что в это время она переживала пик дружбы с Ненси. Бетони была счастлива, что ей уделяет так много внимания самая умная девочка в школе. И тогда она почти не думала о собственном будущем, ей было достаточно дружбы с Ненси.

Теперь же, когда она отвечала на вопрос Роджера, ей пришлось примириться с еще одной правдой, и она сделала еще один шажок вперед. Она повзрослела еще немного!

Ей казалось, что она движется вперед так медленно. Ее братья и сестра точно знали, кем они бы хотели стать. Дженни, которой едва исполнилось пятнадцать лет, встречалась с Мартином Холтом, и через три года они собирались пожениться.

Уильям и Том работали в мастерской. Роджер, хотя он все еще мечтал о том, чтобы стать часовщиком, тем не менее согласился парочку лет тоже проработать в мастерской деда, чтобы овладеть каким-нибудь ремеслом.

Дики учился в школе, но он считал дни, когда сможет присоединиться к своим братьям. У них были такие чистые, незамутненные и уверенные глаза. Бетони, в отличие от них, чувствовала себя как слепой котенок. Она все еще продолжала метаться из стороны в сторону.

В школе ею были довольны. Бетони средне успевала по математике, географии и биологии, но зато блистала в истории, английском и рисовании. В классе она вела себя ровно, возмутителем спокойствия не была, школьные правила под сомнение не ставила, с учителями не спорила. Поэтому к ней все хорошо относились, но Бетони это не радовало, наоборот, ее это угнетало. Ненси Спосс не была ручной, и ее поступки невозможно было предсказать заранее, а Бетони хотелось стать похожей на Ненси. Но она понимала, что прежде всего нужно стать самой собой, личностью. А для нее до сих пор было загадкой – кто же она на самом деле. Неужели просто чурка, которая впитывает в себя, и только?

Мисс Мейберри, веря в пользу общения, иногда приглашала к себе на чай некоторых девочек. Она учила их массе полезных вещей, например, как пользоваться щипцами для сахара и почему нельзя разрезать тост на кусочки во время завтрака. Она советовала им, как лучше гладить одежду, и самое главное, как добиться великолепно выглаженных рукавов без всяких складок и морщинок.

Бетони теперь ходила в обычной форме для старших учениц: длинная юбка из темно-синей саржи, черный кожаный пояс с серебряной пряжкой, на которой был изображен символ школы, белая блузка с тугими манжетами и высоким воротничком и темно-красный галстук в узкую розовую полоску.