Сапфо, или Песни Розового берега

Сапфо подумала, что все же не случайно она с первого раза определила, что сказание о путешествиях Одиссея было самой излюбленной историей Фаона.

Похоже, житейская мудрость молочницы Алфидии, под влиянием новых впечатлений, начала уже выветриваться из головы Фаона, сменяясь более смелыми фантазиями.

— Но почему ты все-таки никого не предупредил, что пойдешь на охоту? — снова строго спросила Сапфо. — Ведь мы все волновались, думали, что ты куда-то… пропал. А Алкей так и вовсе не находит себе места — ведь на сегодняшнюю ночь назначены твои «фаонии».

Сапфо чуть было не сказала вслух не «пропал», а «сбежал» и лишь в последний момент сумела не выдать своих страхов, навеянных Алкеем.

— Так мы же нарочно! — пояснил Фаон весело. — Правда, Леонид? Мы решили сделать всем неожиданный подарок, и у нас это получилось. Мы убили большого кабана, которого сегодня ночью зажарим на костре и принесем щедрые жертвы главной охотнице Артемиде, которая помогала нам и сегодня…

— И где же он, твой кабан? — спокойно осведомилась Дидамия. — Его печень нужно сначала отнести Сандре, чтобы она по ней погадала. Сандра уверяет, что по кровеносным прожилкам печени убитого животного, а также по птичьим мозгам можно прочитать много неожиданного… Хотя лично я ничего не вижу, кроме лужи крови.

— Бр-р-р, хватит об этом, — передернулась Филистина. — Как вы можете спокойно говорить про такие вещи? Мне и так уже стало как-то не по себе.

— Туша там, наверху, — задрал голову Фаон, потряхивая светлыми кудрями, кончики которых превратились в глиняные сосульки. — Мы бросились вниз, потому что Леонид решил, что здесь на кого-то из женщин напали дикие волки. В наших лесах они водятся и порой драли моих коз, правда все равно не так безжалостно, как наш колбасник Кипсел. А это… все вы!

— Слава богам, не козочки, — улыбнулась Дидамия, намекая на свою тучную фигуру и выразительно похлопывая себя по бокам. — Лично я, если у тебя, малыш, есть глаза, все-таки ближе к коровке.

Признаться, Дидамия относилась к Фаону весьма снисходительно, видя в нем всего лишь не слишком грамотного мальчишку.

Но Филистина глядела на Фаона с обожанием, радуясь каждому слову юноши, и с готовностью смеялась любым шуткам.

Дидамии было несколько досадно, что мужчины так некстати нарушили такую замечательную «глиняную оргию» и танцы, но теперь дело было сделано, и пришла пора отправляться в баню.

— Пойдем, Фаон, ты, как настоящий пастух, должен помочь нам с Сапфо выбраться из этого ущелья по скользкой тропке, а Леонид пусть вытаскивает наверх Филистину… — сказала она со вздохом.

— Да, а то пока мы здесь смеемся, как бы волки не учуяли нашего кабана. А это наша добыча! — воинственно воскликнул Фаон и, тут же схватив Сапфо и Дидамию за руки, потянул наверх по извилистой, покрытой мокрой травой тропинке.

Впрочем, вскоре Дидамия стала шагать впереди, ведя за собой Фаона и Сапфо, словно маленьких, слабых детей.

Но Леонид почему-то медлил подниматься и по-прежнему смотрел на Филистину.

Тело женщины теперь было облеплено грязной одеждой, но она все равно была удивительно похожа на только что вылепленную скульптуру, которую подготовили для отливки в бронзе.

Лишь небесного цвета растерянные глаза Филистины выдавали, что она все-таки живая и состоит из плоти, крови и… испуга.

— Не смотри на меня так, — сказала Филистина еле слышно. — Я грязная. Наверное, ты нигде не видел такого некрасивого зрелища, как женщина, с головы до ног перепачканная в глине. Отвернись, прошу тебя, не смотри на меня.

— Нет, Филистина, — медленно проговорил Леонид. — В своей жизни я видел много гораздо более страшного. Однажды, в Эфиопии, я случайно попал в город, зараженный чумой, и даже сам заболел этой ужасной, поистине страшной болезнью. В том городе умирали птицы, люди, собаки — все улицы были буквально завалены непогребенными трупами, к которым оставшиеся в живых боялись подойти. Люди вымирали, как овцы, целыми домами и улицами — и сильные, и слабые, и очень богатые, и совсем нищие — все лежали в одной общей куче. Я видел, как в отчаянии люди доходили до полного бесстыдства — они складывали своих покойников на чужие костры, прежде чем люди, которые приготовили их, успевали поднести свои трупы, и убегали. Умирающие нарочно ложились возле колодцев, пытаясь хоть как-то спастись от огня, которым горели их внутренности, заползали в храмы, несмотря на запреты жрецов, но и там все равно не могли спастись и умирали, покрытые жуткими язвами и издавая невыносимое зловоние. Я тоже, Филистина, перенес все эти муки…

— Ты? — поразилась Филистина. — Но как же, как же тебе удалось спастись?

— Я сам не знаю, но в городе нашлось несколько счастливчиков, которые на девятый день каким-то чудом исцелились, хотя один из нас после выздоровления все равно совершенно потерял память и не узнавал ни себя, ни знакомых мест. Оказалось, что тех, кто неожиданно выздоровел, болезнь вторично не брала, и мы единственные могли оказывать людям этого несчастного города хоть какую-то помощь, не боясь заразиться. Нас стали почитать чем-то вроде богов, и даже больше, потому что про храмы здесь вообще перестали вспоминать, мы же сами прозвали себя «похоронной» командой, потому что каждый день занимались сожжением и погребением сотен трупов зачумленных, среди которых было немало женщин и детей. После этого, Филистина, я впервые обнаружил седину в своих волосах и понял, что больше никогда в жизни не смогу заплакать.

— Но… но зачем ты мне все это сейчас говоришь? — спросила Филистина, в широко раскрытых глазах которой уже вот-вот готовы были появиться слезы. — Зачем?

— Затем, что я часто думал, Филистина: для чего боги решили все же сохранить мне жизнь? И постоянно задавал себе один и тот же вопрос — зачем? — спокойно произнес Леонид. — Но теперь, похоже, я нашел ответ на эту загадку. Я остался в живых, чтобы встретить тебя и наконец-то понять, что это такое — любовь…

— Ах… — только и успела по привычке вздохнуть Филистина.

Но тут Леонид, не спрашивая разрешения и не слушая больше никаких ахов и охов, стиснул Филистину в своих крепких ручищах и поцеловал в губы так, что у него и самого слегка закружилась голова.

А потом молча подхватил женщину на руки и начал выбираться по скользкому склону наверх.

Глава седьмая

ТО, ЧТО ВИДЕЛА ТОЛЬКО ЛУНА

Несмотря на то что Фаон вернулся, с трудом волоча за собой вместе с Леонидом целую мощную тушу кабана, которая оставляла на траве кровавый след, Алкей еще пребывал сильно не в духе и еле сдержался, чтобы не отчитать как следует юного охотника.

Зато все остальные встретили лесных добытчиков с неподдельным ликованием.

— Вот это я понимаю, гости! — расплылась в улыбке даже вечно недовольная кухарка Вифиния, для которой все люди делились в основном на сытых и голодных, а потом на дармоедов и «дельных». — Таких гостей я люблю! Все равно как наш Кипсел — если его зовут пить вино, он всегда приносит с собой самый отборный кусок солонины, или самую лучшую колбасу с чесноком, которую только можно найти на всем Лесбосе, а то в запас еще и целый большой пучок чеснока. Но Леонид тоже вон какой молодец! А Фаон? Я думала, подкидыш вечно больной Алфидии умеет только доить коз, а он, оказывается, знает толк и в настоящей охоте.

Леонид распорядился разделать тушу так, чтобы самую лучшую часть оставить и приготовить со специями для ночного пира, и зажарить мясо на костре, а остальное отдал на усмотрение кухаркам.

А потом в одиночестве отправился купаться в море, сказав, что не переносит теплые бани и привык смывать с себя пот и грязь во время плавания в бурных волнах.

— А ты сейчас пойдешь со мной в баню, — шепнул Алкей на ухо Эпифоклу. — Ты мне нужен. Сегодня самый подходящий момент по душам поговорить с Фаончиком, пока он не наделал настоящих глупостей.

— Хм, хм, насчет прытких мальчишек я тебе точно не союзник, — ответил Эпифокл. — Я теперь могу только полежать на женщине, и то лучше всего не шевелясь. Хотя и это я слишком давно не пробовал… Признаюсь, Алкей, мне с годами все больше стали нравиться умные женщины, вроде Дидамии, которые хотя бы понимают то, о чем я толкую, а не просто ластятся к телу, как глупые кошки, а потом еще требуют…