Шарады любви

— Бедный лорд Джулиан! Мы бессовестно нарушили ваш покой, не правда ли? Ради Бога, забудьте этот глупый вопрос!

— Нет, нет, мадемуазель! Меня он нисколько не побеспокоил! Всегда рад служить вам!..

Тут Джулиан наконец сообразил, чего от него хотят.

— Провалиться мне на этом месте, если я понимаю миссис Марч, — горячо принялся он уверять Даниэль. — Что за дикая идея превратить вашу прелестную головку в поганый птичник?! Нет, так не пойдет! Она в своем уме?!

Даниэль уже не могла сдерживаться. Она корчилась от хохота так, что чуть не упала со стула. Даже на недовольном лице Линтона появилось некое подобие улыбки.

— Джулиан, — обратился он к кузену, стараясь сохранить серьезное выражение лица и не терять терпения, — насколько я понимаю, нас сейчас ждет детальное обсуждение прически Даниэль на сегодняшний вечер.

— О, это чудесно! Почему бы нам действительно этим не заняться?

— Но я уже все сказала, — с раздражением ответила Даниэль. — Подобное чудовищное сооружение, залитое лаком, посыпанное пудрой, с чучелами дохлых птиц и торчащими в разные стороны перьями, я носить никогда не буду. К тому же эта гора мусора вдвое выше, чем я сама!

— Кто должен делать вам прическу? — уже совершенно серьезно спросил Джастин.

— Месье Артур. Это какой-то идиот! Он все время размахивает руками и быстро тараторит на языке, который, по-видимому, считает французским.

— Извините, мадемуазель, — возразил Джулиан, несколько шокированный подобным отзывом об известном мастере дамских причесок, — но он считается лучшим парикмахером в Лондоне!

— Тогда понятно, почему все женщины кругом выглядят форменными чучелами. Но я не собираюсь вступать в их компанию. И если вы, милорд, намерены возражать, то разрешите вам напомнить: мы еще не поженились, и у вас нет никакого права мной командовать!

— Только, ради Бога, Данни, не надо бросать мне вызов, — почти умоляющим тоном попросил граф. — Так будет значительно лучше для нас обоих. И потом, я вовсе не думаю, что столь громоздкий головной убор непременно будет на вас хорошо смотреться. Особенно при вашем маленьком росте.

— Вот именно! Голова будет перевешивать все остальное, и люди кругом станут бояться, что я вот-вот грохнусь на землю.

Это грубое выражение заставило графа нахмуриться, а Джулиана — в очередной раз закашляться.

— Пудра и перья необходимы для придворной прически, — заметил Линтон. — Но думаю, мы найдем какой-нибудь компромиссный вариант. Без лака и дохлых птиц.

— Вы сами скажете об этом бабушке? — с тревогой спросила Даниэль.

— Скажу. А теперь, Даниэль, пока я оденусь, займите Джулиана рассказом о каком-нибудь ярком эпизоде из вашей жизни. Естественно, не особенно вдаваясь в подробности. Затем мы вместе поедем на Бедфорд-плейс. Кстати, ваш грум здесь?

— Нет. Я отослала его домой. И попросила ваших слуг поставить в конюшню мою кобылу. Я предполагала, что задержусь, и не хотела, чтобы бедное животное торчало у подъезда и отбивало себе копыта. Ведь нам предстоит еще долгое обратное путешествие.

И Даниэль одарила графа очаровательной улыбкой. Побежденный Линтон утвердительно кивнул головой и отправился к себе, чтобы сменить вышитый домашний халат на что-нибудь более приличное.

Граф Джастин Линтон сочетался браком с Даниэль де Сан-Варенн в последнюю субботу сентября. Стояла золотая осень, настоящее бабье лето. День был солнечный и теплый. На церемонии присутствовали только члены семьи и самые близкие друзья жениха, а со стороны невесты — граф и графиня Марч. В порядке исключения были приглашены принц Уэльский, правда, без принцессы Каролины, с которой он не жил уже четыре года, и премьер-министр Уильям Питт, принявший приглашение на венчание с большой радостью.

Несмотря на небольшое количество гостей, церемония была весьма внушительной. Храм Святого Георгия на Ганновер-стрит был украшен живыми цветами с изяществом и простотой, вполне гармонировавшими с юной свежестью невесты и с хоровой музыкой, звучавшей по ее желанию.

На графе Линтоне был вечерний костюм из синего атласа. Вокруг шеи пенились белоснежные дрезденские кружева, из-под которых спереди выглядывала большая сапфировая брошь. Такой же великолепный камень сиял на перстне на пальце левой руки. Волосы были чуть припудрены и завиты в манере, которую Даниэль как-то раз назвала отпугивающей.

Джастин стоял у алтаря рядом со своим кузеном и наблюдал, как его невеста неторопливо шествует по проходу, опираясь на руку графа Марча. Даниэль была одета в скромное, слегка декольтированное платье из белого бархата. Вырез на груди прикрывала белоснежная атласная вставка, усыпанная мелким жемчугом. Запястье охватывал составленный из крупных жемчужин браслет, доставшийся Даниэль в наследство от матери. Такое же великолепное жемчужное ожерелье обвивало шею. Обаяние еще нетронутой свежести и последних мгновений юной непорочности подчеркивал и роскошный букет белых роз, который Даниэль держала в руках.

Невеста поднялась по ступеням и встала рядом с женихом, чуть склонив голову над букетом. Граф Марч снял руку Даниэль со своего локтя, торжественно вложил ее в ладонь Джастина и с легким поклоном отступил на шаг. Леди Лавиния, не сдержавшись, спрятала лицо в кружевной носовой платок. Это были слезы радости и печали: она дожила до дня свадьбы единственной внучки, но ее дорогой Луизе так и не довелось сопровождать к венцу дочь. А еще старушка думала о самопожертвовании своей дочери, отдавшей руку и сердце Люсьену де Сан-Варенну, который не обладал ни одним из достоинств графа Линтона и не мог дать ей счастье, которое, несомненно, ожидало Даниэль рядом с Джастином.

Даниэль относилась к происходящему со спокойной уверенностью в своем счастливом будущем. Только чуть заметная дрожь пальцев выдала ее внутреннее волнение, когда девушка произносила клятву верности своему супругу.

Граф наклонился к ее уху, чуть прикрытому собранными под вуалью локонами, и прошептал:

— Не волнуйтесь, дитя мое. Я обещаю сделать все возможное, чтобы облегчить вам выполнение этой клятвы.

Пальцы Даниэль слегка сжали его ладонь, и из-под вуали донесся чуть слышный смешок. Джастин надел на палец левой руки Даниэль широкое золотое кольцо, откинул вуаль с ее лица и, прежде чем коснуться ее губ, несколько мгновений смотрел в большие, сразу ставшие очень серьезными карие глаза своей невесты.

Воспоминания оставшейся половины дня сохранились в памяти Даниэль, а теперь графини Линтон, как занимательный сон. Ей казалось, что она провела не один час, стоя рядом с мужем в бальном зале дома графа Марча и принимая гостей. Поздравления, по крайней мере некоторые из них, звучали вполне искренне, однако в вычурных словах членов семьи Линтон слышалась некоторая настороженность и холодность. Явным исключением был Джулиан, сильно утомивший Даниэль представлением всех ее новых родственников из клана Карлтонов. Причем он выполнял свою обязанность с таким важным видом, словно сам был женихом. Линтон терпеливо наблюдал за тем, как его чопорные родственники знакомятся с семьей Марч. Мать и сестры уже были знакомы с леди Лавинией, но старательно делали вид, будто встретились с ней впервые. Графиня Марч учтиво принимала многочисленные комплименты по поводу красоты своей внучки, но решительно отклоняла любые попытки выведать что-либо, касающееся ее прошлого.

Даниэль, окруженная восхищенными родственниками Джулиана и не привыкшая быть центром внимания на званых вечерах, с рассеянным видом взяла с подноса бокал красного вина. Но не успела она его пригубить, как кто-то взял у нее из руки бокал и поставил обратно на поднос. С досадой она обернулась и увидела своего мужа.

— Вам больше понравится шампанское, любовь моя, — миролюбиво сказал граф.

— Вы в этом так уверены? — нахмурилась Даниэль.

— Хорошо. Попробуйте то, что у вас в бокале.

Линтон снова взял с подноса бокал и протянул его жене. Даниэль отпила глоток.

— Боже мой, что это за отрава? — сморщилась она, отставляя бокал.