Укрощенная любовью

– Мне пришла в голову идея поехать в фехтовальный зал, – сказала она безразличным тоном, подзывая Далси и Чоли. Девушки подошли неохотно, так как у них тоже успел появиться свой круг обожателей среди лакеев.

– Вы будете вечером в театре? – спросил Брэдли, сдерживая пыл, потому что Грег слышал их разговор.

– Разумеется, – и Беренис одарила его ослепительной улыбкой, раскрыла зонтик и направилась к экипажу, опираясь на руку Грега.

Дом монсеньора Этьена, расположенный в районе Оулд Маркет, когда-то был жилым, но теперь большая гостиная на первом этаже была очищена от мебели и ковров. На стенах располагались стеллажи для рапир и полки, заполненные защитной одеждой и фехтовальными масками. Зал был популярен среди чарльстонских франтов, которые хотели знать приемы сражения на рапирах и шпагах. Хотя дуэли были запрещены, у каждого джентльмена Каролины мог появиться повод защитить свою честь.

Более популярны были пистолеты, но иногда использовалось холодное оружие.

Перегрин предпочел остаться на пикнике, а Дэмиан поехал с Беренис и Грегом. Войдя, они увидели двух участников поединка, которые вели упорный бой, не уступая друг другу. Лязг стали и топот ног эхом отдавались в стенах комнаты. Оба фехтовальщика были в масках, белых стеганых куртках, нанковых бриджах, чулках и туфлях. Монсеньор Этьен, француз, обладатель плотного телосложения и весьма вспыльчивого нрава, стоял в стороне, внимательно наблюдая за ними, критикуя их действия и время от времени выкрикивая указания.

Некоторое время он не замечал вновь прибывших, и Беренис взяла один из стульев, стоящих в ряд вдоль стены. Грег прислонился плечом к двери, наблюдая приемы, изредка роняя слова поощрения или презрения. Более высокий фехтовальщик, в котором невозможно было не узнать Себастьяна, хотя он и был в маске, казался более опытным. Создавалось впечатление, что он действует вяло и выглядит расслабленным, но в то же время он парировал каждый выпад с молниеносной скоростью, не давая шанса противнику пробить свою оборону. У другого участника не было недостатка в мастерстве или смелости. Это был горячий боец, иногда довольно стремительный, но все равно ему не удавалось сломить сверкающий клинок противника.

Наконец монсеньор Этьен увидел, что у него посетители, и объявил перерыв. Он приветствовал Грега с поклоном и улыбкой:

– А, доктор Лэттимер! Пришли оттачивать мастерство?

– Не сегодня, сэр, – ответил Грег. – Графиня захотела посмотреть поединок мужа…

– Графиня! Какая честь, – француз взял протянутую ему руку и поднес к губам.

Подошел Себастьян, на ходу снимая маску. По его лицу струился пот. Он снял перчатки и взял полотенце, протянутое Квико.

– Что привело вас сюда? – спросил он, все еще тяжело дыша после поединка.

Беренис не знала, что ответить, находясь под впечатлением его мастерства и наблюдая, как он снимает фехтовальную куртку, затем рубашку и стоит обнаженный по пояс, в то время как Квико вытирает полотенцем его грудь и спину. У него такая совершенная фигура: с крепкими мускулистыми руками, широкими плечами, узкими бедрами, мощным торсом с зарубцевавшимися шрамами от старых ран… Грега удивило и позабавило выражение восхищения, которое она не смогла скрыть.

– Мадам было любопытно узнать, как вы проводите время, – сказал он лаконично, улыбаясь своему другу.

– С большей пользой, чем она, – ответил Себастьян, просовывая руки в рукава рубашки, которую держал его слуга. Затем, заправив ее в бриджи, он набросил сюртук, взял шляпу и приготовился уходить.

Беренис, задетая этой грубой бесцеремонностью, не могла не сравнить Себастьяна с внимательным Брэдли, но, тем не менее, сделала шаг навстречу, поражая впечатлительного монсеньора Этьена своей красотой. Солнечный свет, струящийся из окна за ее спиной, делал ее платье полупрозрачным, четко очерчивая контуры ее фигуры и образуя ореол вокруг роскошных волос.

– Могу я ожидать вас сегодня к обеду, граф? – спросила она слегка дрожащим голосом.

Он уделил ей один-единственный взгляд, но и этого было достаточно, чтобы безумно захотеть поддаться желанию быть рядом с ней. Но он не может, не смеет подвергнуться риску еще одной ссоры, которая способна отвлечь его мысли от того опасного дела, к которому он готовился. Ему понадобится здравый смысл и твердый рассудок, потому что те, кто будут сопровождать его в Мобби Коув, будут зависеть от его мужества и хладнокровия. Никто и ничто не должно стоять на его пути, и меньше всего эта ветреная женщина, которая, как не замедлили сообщить ему сплетники, кокетничает со всеми богатыми бездельниками.

– Нет, мадам. – Его голос никогда не был более сдержанным. – Я слишком занят. Мы отправляемся завтра утром. – Он щелкнул пальцами, подзывая Квико, и вышел из комнаты, сопровождаемый бесшумно ступающим индейцем.

– Черт тебя побери! – прошептала Беренис, но не настолько тихо, чтобы Грег не мог услышать. Такая горячность заставила его улыбнуться, ибо он подозревал, что все это больше указывало на разочарование, чем на гнев.

Комната наполнялась другими желающими поупражняться, поэтому Грег взял ее под руку и, попрощавшись с монсеньором Этьеном, они вышли на улицу, где, разрезаемые чернильными тенями, белоснежные стены домов слепили глаза.

– Куда вы сейчас хотите отправиться, Беренис? – спросил он, вспомнив, что ему нужно встретиться с полковником Перкинсом.

– Отвезите меня домой, – сказала она, уныло ссутулив плечи. Затем взглянула на него:

– Вы знали, что он уезжает утром?

– Я предполагал это.

– И вы тоже поедете, и Дэмиан, и Перегрин?

– Да.

Она тяжело вздохнула:

– Значит, я останусь одна…

Грег засмеялся, сдвинув шляпу на затылок и открывая дверь экипажа, чтобы она могла сесть:

– Я думаю, вряд ли. Сомневаюсь, что вы будете скучать, пока мы будем охотиться за Дарби Модифордом!

– Докстритский театр был построен в начале прошлого столетия, – сказала миссис Уилкинс с ревнивой ноткой патриотизма в голосе. Она взяла Беренис под свое крыло – достойная дама, чьи званые вечера были такими привилегированными, что все аристократы прямо-таки боролись за право быть приглашенными. Беренис, Брэдли и Перегрин зашли в ее ложу во время антракта, не удивившись, что она тоже решила посетить вечернее представление. Миссис Уилкинс говорила Беренис, что обожает ходить в театр и подробно расспрашивала ее о спектаклях, которые та смотрела в Англии. Она была хорошо знакома с самыми знаменитыми актерами и актрисами, играющими в местных театрах.

– Обратите внимание на потолок, графиня, – продолжала эта зрелая, уравновешенная и безупречно одетая дама. – Он украшен изысканнейшими росписями.

– Я заметила их. Они бесподобны.

– Я считаю предосудительным поведение некоторой части публики…

Миссис Уилкинс поднесла лорнет и с огорченным выражением лица взглянула вниз, в партер, где компания джентльменов спорила, громко смеялась, развалясь на стульях, и заигрывала с женщинами. Она обратила свой взор василиска на Брэдли, строго сказав при этом:

– Надеюсь, вы, молодой человек, никогда не ведете себя подобным образом?

– О нет, мэм, никогда, – солгал Брэдли. Миссис Уилкинс была знакома с его матерью, и нужно было поддерживать иллюзию этой леди, что он – идеальный сын. Мама обожает его, и это дает ему возможность всегда быть при деньгах и целыми днями бездельничать.

– То же происходит в Королевском театре и в театре на Друри-Лейн. Публика всегда шумная, – заявила Беренис, отпивая глоток лимонада со льдом, который принес ей Перегрин из буфета.

– Я определенно не понимаю, что творится с нынешними молодыми людьми. Они проявляют так мало уважения, – пожаловалась миссис Уилкинс, взволнованно обмахиваясь веером.

– Пожалуйста, не стоит расстраиваться! – Она была так добра к ней, и Беренис не хотелось, чтобы леди чувствовала себя несчастной. – Спектакль мне безумно нравится!

– Актеры убедительны, не так ли? Гастролирующая труппа из Нью-Йорка. – Миссис Уилкинс произнесла это так гордо, словно они были ее кровными родственниками, хотя, согласно правилам этикета, она бы никогда не пригласила их в свой дом.