Любовник королевы

– Вы о чем-то раздумывали?

– Да.

Может, она находилась здесь уже давно и до нее донесся его разговор с сэром Фрэнсисом? Лучше бы ей не слышать такого. Тяжело жить с мыслью, что угроза твоей жизни может исходить от кого угодно: от чумазых подмастерьев до ближайших друзей. Она ведь не только королева, но еще и молодая, далеко не во всем опытная женщина. Каково ей жить, зная, что подданные ее ненавидят, а величайший духовный правитель христианского мира назвал ее гибель богоугодным делом?

Роберт оставил штандарт, подошел к ложе и спросил:

– Чем я могу помочь вашему величеству?

Елизавета засмеялась так же робко, как провинциалка, впервые попавшая в Лондон, и призналась:

– Я не знаю, что делать.

– О чем идет речь? – не понял Роберт.

Она перегнулась через перила ложи и почти шепотом пояснила:

– Я не представляю, как вести себя на турнире.

– Неужели? Ты же бывала на сотнях подобных празднеств, – сказал Роберт, все еще думая, что королева его разыгрывает.

– Нет. Всего на нескольких. Во время отцовского правления меня держали вдали от двора. Мария любым турнирам предпочитала молитвы. Но меня и тогда старались никуда не выпускать. Уже по другой причине.

Королева вновь напомнила Роберту, что едва ли не все отрочество и раннюю юность провела под домашним арестом. Она училась так усердно, словно намеревалась посвятить себя науке, однако не имела представления о самых банальных развлечениях. В книгах можно было прочитать о придворном этикете и церемониях, но они не могли научить ее непринужденности, необходимой для участия в этих мероприятиях. К такому привыкают с детства. Похоже, многие дополнения к традиционному ходу турнира, придуманные им, останутся непонятыми и неоцененными ею.

Роберт смотрел такие состязания с детства, а участвовать в них стал, едва только позволил возраст. Он побеждал почти всегда, вот и сейчас мечтал превзойти всех участников и удивить публику невиданным зрелищем. Елизавете хотелось ничем не выдать своего незнания и растерянности.

– Но тебе же нравятся турниры, – сказал Роберт, желая подбодрить королеву.

– Да, очень. Я знаю правила, но не представляю, как себя вести: когда хлопать, показывать свое расположение… и так далее.

Дадли задумался и мягко спросил:

– Хочешь, я составлю тебе план? Примерно такой же, какой разработал для проведения процессии во время твоей коронации? Ты будешь знать, где находиться в тот или иной момент, что делать и говорить.

– Замечательно. – Предложение заметно обрадовало Елизавету. – Тогда я наслаждалась бы турниром, а не ждала бы его окончания.

Довольный Роберт улыбнулся и повторил вопрос:

– Так составить тебе такой же план для церемонии награждения?

– Обязательно, – порывисто ответила Елизавета. – Томас Говард объяснял мне, что к чему, но я уже ничего не помню.

– Ему-то откуда это знать? – снисходительно усмехнулся Роберт. – Во времена правления твоего отца, брата и Марии он был слишком юн и не занимал при дворе сколько-нибудь заметного положения.

Елизавета улыбнулась. Герцог, доводившейся ей дядей, был практически их ровесником, но между ним и Дадли с ранних лет существовало соперничество.

– Не беспокойся, я подробно распишу тебе все необходимые моменты, – пообещал Роберт. – Ты позволишь зайти к тебе перед обедом и все это обговорить?

– Да.

Они протянули друг другу руки, но расстояние едва позволяло им соприкоснуться. Тогда Роберт поцеловал свои пальцы и дотронулся ими до ладони королевы.

– Спасибо, – мягко сказала она, задерживая его руку.

– Я всегда говорил тебе, что ты в любое время можешь рассчитывать на мою помощь. А для турнира я составлю нечто вроде таблицы. Там ты увидишь все по этапам: событие, твое местонахождение и действия. Через дюжину турниров тебе никакой таблицы не понадобится. Ты уже будешь знать, что тебя устраивает, а что желательно изменить. Возможно, тебе даже захочется обновить сразу все.

Елизавета улыбнулась и покинула ложу, оставив в душе Роберта чувство нежности к ней, весьма странное для него. Иногда она вела себя совсем не как королева, стремящаяся к величию. В такие моменты Елизавета была похожа на растерянную девочку, не знающую, как справиться с трудностями. Роберт привык к женщинам, охваченным желанием. Он давно пользовался их слабостями. Но сейчас, в разгар приготовлений к турниру, его захлестнуло новое чувство – нежность. Впервые он желал чужого счастья больше, нежели своего собственного.

Лиззи Оддингселл написала черновик письма под диктовку Эми. Затем та принялась усердно копировать его, изо всех сил стараясь, чтобы буквы шли ровно по разлинованным строчкам.

Дорогой муж!

Надеюсь, мое письмо найдет тебя пребывающим в добром здравии. Я тоже здорова и счастлива, по-прежнему нахожусь у наших дорогих друзей Хайдов. По-моему, я нашла именно такие дом и землю, какие ты просил меня подобрать. Надеюсь, они тебе понравятся. Мистер Хайд говорил со сквайром, которому принадлежит усадьба. У того слабое здоровье и нет наследников. Цену он просит вполне разумную.

Дальнейшие переговоры о покупке я смогу вести только после получения твоих распоряжений. Быть может, ты сам сумеешь сюда приехать, все увидеть и переговорить с владельцем? Чета Хайд шлет тебе свои добрые пожелания и эту корзину с ранним салатом. Леди Робсарт сообщила, что в Стэнфилде народилось восемьдесят ягнят. Воистину, год можно считать удачным. Надеюсь на скорый твой приезд.

Твоя верная жена

Эми Дадли.

P. S. Я очень надеюсь, дорогой муж, что ты вскоре приедешь.

Потом Эми и Лиззи Оддингселл отправились в местную церковь. Они прошли по веселым весенним лужайкам и очутились перед массивными воротами. За ними, если идти прямо, находилось кладбище, а справа – старая приходская церковь.

Приезжая к Хайдам, Эми всегда ходила сюда. Она обрадовалась, попав в знакомый сумрак, однако почти сразу поняла, что перемены пришли и сюда, причем странные. В начале прохода Эми увидела новенький медный аналой, на котором лежала раскрытая Библия, словно каждому желающему дозволялось ее читать. Прежде она всегда хранилась в алтаре, но сейчас тот был пугающе пуст. Эми и Лиззи молча переглянулись и сели на семейную скамью Хайдов. Служба велась на английском языке, а не на латыни, куда более обыкновенной в таких случаях. Столь же привычную мессу заменило чтение молитв из сборника короля Эдуарда. Склонив голову, Эми слушала новые слова и пыталась ощутить присутствие Бога, хотя Его церковь и язык изменились и во время причастия дарохранительница уже не поднималась.

Наступил момент, когда священник вознес молитву за королеву. Голос его почти не дрожал. Потом он стал молиться за их любимого епископа Томаса Голдуэлла. Хлынувшие слезы помешали ему произносить нужные слова. Он умолк. Вместо него молитву дочитал помощник. Служба продолжалась и закончилась обычным приглашением к молению и благословением.

– Ты иди, – шепнула подруге Эми. – Я здесь еще немного помолюсь.

Она дождалась, пока церковь опустеет, и только тогда поднялась со скамьи. Священник находился за перегородкой. Он стоял на коленях.

Эми тихо подошла, тоже опустилась на колени и шепотом позвала:

– Святой отец.

– Что тебе, дочь моя? – спросил тот, поворачиваясь к ней.

– У вас что-то случилось?

Он кивнул, опустил голову, будто стыдился произошедшего.

– Нам сказали, что Томас Голдуэлл более не является нашим епископом.

– Как это так?

– Королева не определила его в Оксфорд, епископское служение Томаса в церкви Святого Иосафа тоже прекращено. По словам новых властей выходит, что он ни тут ни там. Словом, места в церкви ему нет.

– Но как они могут такое говорить? – удивилась Эми. – Все знают, что Томас – добрый и праведный человек. Он оставил приход в церкви Святого Иосафа, чтобы служить в Оксфорде, был рукоположен Папой.

– Ты должна знать такие вещи не хуже меня, – устало произнес священник. – Твой муж сведущ в придворных делах.