Твоя К.

Попав под влияние друзей более обеспеченных, чем он, дядя Саша всегда сорил деньгами, с необыкновенным великодушием раздавая направо и налево щедрые чаевые. Теперь, став рабочим на заводе «Рено», он с трудом зарабатывал на пропитание и оплату крохотной комнатенки, которую делил с двумя приятелями. «По крайней мере кровать всегда теплая», — шутил он. Питался дядя скверно, проматывая большую часть жалованья на ипподроме. Ксения сначала до хрипоты упрекала его за это, но потом, поняв всю бесполезность слов, перестала.

Поставив на стол посуду, она налила дяде чаю. У него были впалые щеки и грязные ногти. Светлые глаза, некогда полные воодушевления, поблекли и, кроме тоски, ничего не выражали. Саша оказался побежденным. Его душа так и осталась где-то на родной земле, в то время как тело влачило жалкое существование во Франции. Не без горечи Ксения подумала, что для него было бы лучше погибнуть на поле боя с оружием в руках, чем медленно погружаться в ад.

— Сколько тебе надо на этот раз? — спросила она.

— Тысячу франков.

— Тысячу франков? С ума сошел? Неужели ты думаешь, что я располагаю подобной суммой?

Заметив, что у нее дрожат руки, Ксения повернулась к раковине и выпила залпом стакан воды. Положительно, дядя сведет ее с ума. Они все когда-нибудь сведут ее с ума.

— Меня уволили, — сказал Александр, перед тем как засунуть в рот кусок ветчины с хлебом.

Ошеломленная Ксения села напротив него. Она знала, что работа на заводе была не из легких, надо было терпеть постоянный жар печей, где переплавляли груды железа среди грохота пресса и скрипа конвейерных линий. Многие, проработав год, бросали это место, уходили искать другую работу. Однако дядя Саша упорно отказывался посещать курсы по профобразованию, по окончании которых он мог бы найти хорошую работу. Он заявлял, что такого человека, как он, все равно выкинут как ненужную деталь системы. Теперь без работы он мог опуститься еще ниже. Когда он отвел глаза в сторону, Ксения посмотрела на него с жалостью и злостью.

— Почему? — сухо спросила она.

— Я часто опаздывал, — сказал он, пожав плечами. — Это не нравилось начальнику, хотя моей вины не было. Например, вчера Андрей не разбудил меня вовремя.

— Конечно, ты не виноват! — иронически заметила она. — Ты никогда ни в чем не виноват. Хотя кому же тогда заботиться о том, чтобы ты просыпался вовремя, хорошо выглядел и приходил вовремя на работу? Конечно же, Андрею, который должен нянчить тебя, и мне, которая оплачивает твои карточные долги. Не Господу Богу! Впрочем, он тоже мог бы послать тебе с небес будильник.

— Не богохульствуй, Ксения Федоровна! — сурово проворчал дядя Саша, словно призывая ее к порядку, но она так стукнула кулаком по столу, что он подскочил.

— Я не богохульствую, дядя. Я говорю правду, хочешь ты ее слышать или нет. Я устала от твоего нытья и неблагоразумия. Даже Кирилл и тот более ответствен, чем ты. Да, ты был смелым бойцом. Да, ты сражался за святую Россию, ты был ранен, защищая наше дело. Да, судьба несправедлива, она сорвала нас с места и забросила сюда.

Ксения взмахнула рукой, показав на наваленные кастрюли, висящие на веревке тряпки, икону с лампадкой, фотографию Николая Второго, приколотую кнопкой в голове постели Кирилла. Впрочем, несмотря на бедность, окна мансарды были чистыми, ничего не было поломано, пол подметен.

— Я не желаю слышать твои жалобы, когда ты взваливаешь свою вину на товарища по комнате, — продолжала она оскорбительным тоном. — Ты не ребенок, и я отношусь к тебе как ко взрослому.

Дядя молча и угрюмо жевал. Она знала, что не вытянет из него ни слова. Нелегко было переносить эту упрямую молчаливость, куда он убегал, не имея даже храбрости спорить с ней.

— Что будешь теперь делать? Уже начал искать другую работу? По счастью, французская промышленность на подъеме. Работы хватает. Вам предлагают заключение контрактов, даже не зная вас, по почте, так как считается, что русские — умелые и дисциплинированные работники. Что касается тебя, ты, безусловно, умелый, а вот что касается дисциплины…

— У тебя есть сахар?

Прежде чем принести сахар, она в отчаянии подняла глаза к небу.

— Твои однополчане должны тебе помочь? Сейчас много разных ассоциаций ветеранов императорской армии. Вы иногда собираетесь вместе. Недавно меня пригласили на вечер, где как раз собирали пожертвования для ваших фондов, я даже знаю, что есть организация бывших галлиполийцев. Тебе только надо обратиться на улицу Фезандри. Тебе должны помочь с работой.

— Они и помогают. На свой манер.

Александр стал тщательно перемешивать сахар, позвякивая ложечкой о края чашки, из-за чего Ксении захотелось его укусить. Потом он поднял голову и осмотрелся.

— Кирилл когда возвращается?

— Сегодня вечером. А ты почему спрашиваешь?

— Потому. Если бы он был еще в лагере, я бы смог пожить у вас какое-то время, пока не найду другое жилье.

— Только не говори мне, что и Андрей тебя выгнал!

— У него было плохое настроение. Он успокоится. Просто я не платил за комнату три месяца.

— Опять карточные долги?

— Сущие пустяки, уверяю тебя. Мне просто надо время, чтобы прийти в себя и устроиться на работу.

Он потянулся, пощелкал суставами пальцев. Ксения поднялась и повернулась к нему спиной. Жирная муха билась о стекло. Воздух был жарким и пыльным. Пыль покрывала крыши, словно желтоватым ковром. Несколько кустов герани доживали свой век в глиняных горшках. Жаркий воздух, словно крышкой, накрыл город. Дом моды Ривьера практически не работал из-за отсутствия клиентов, и Ксения, дожидаясь нового сезона, снова начала работать у великой княгини, которая не скучала в «Китмире», готовя зимние коллекции платьев. Красивые кварталы опустели, жалюзи на окнах домов были опущены. Местные жители отправились в провинцию, в деревни Нормандии или на Лазурный Берег. Ксения завидовала этим везунчикам. Много лет подряд она не видела моря и лишь воображала полеты стрекоз, синие волны с пенными верхушками, широкие листья пальмовых деревьев, горячие плиты веранды под босыми ногами…

Теплый ветер обдувал ее пылающие от гнева щеки. Запах пыли и нищеты поднимался со двора здания, и ей так не хватало сладкого запаха лилий весной, чтобы напомнить юг России.

— Я обязательно найду работу, клянусь. Мне не нравилось на этом заводе. Это не для меня, ты сама это знаешь. Есть много другой работы, которая наверняка мне подойдет… Мне не хватает только чуточку энергии, — без выражения произнес Александр и добавил уже не без упрека: — Хорошо тебе говорить, тебе повезло. Ты не знаешь, каково лежать, вытянувшись на кровати, и не иметь сил опустить ногу на пол. Несколько раз мне казалось, что я уже умер.

В его словах было столько усталости и отчаяния, что Ксения закрыла глаза и прислонилась лицом к стеклу. Она искала слова поддержки, но не могла найти. Она уже не могла дальше выносить его неудачи, депрессию, была не в состоянии вернуть ему то, что он потерял. Дядя доставлял ей одни хлопоты.

Что он мог знать о ее собственных несчастьях, о сомнениях, которые переполняли ее? Конечно, у нее есть энергия. А как жить иначе? И она не задает себе ненужных вопросов, а идет вперед, не копаясь в себе, потому что это не принесет ей ничего, кроме невыразимой тоски, переполняющей сердце. Ксения ненавидит меланхолию со всем, что она приносит с собой: с изнеможением, безволием и фатализмом. Но она не может помешать Александру переживать все это.

— Ты можешь остаться у меня на несколько дней. Я буду ночевать у подруги, — сказала она, подумав о том, что еще никогда не проводила с Максом полностью всю ночь. — Но не больше одной недели. За это время ты должен найти жилье и работу.

— Конечно, найду! Спасибо, Ксения! — обрадованно вскричал он. — Ты спасла меня, голубушка. Пойду заберу чемодан, который оставил в лавке у Ильи Антоновича.

Вся его усталость чудесным образом исчезла. Щеки запылали, глаза засверкали. Он снова искрился задором, который раньше делал его одним из тех несгибаемых людей, на которых было приятно смотреть. Он схватил ее за плечи и звонко поцеловал два раза в щеки. Когда он открывал двери, чтобы выйти на лестницу, Ксения подумала, что уже в который раз обманывается на его счет, но сил сердиться на него у нее больше не было.