Песня любви

Бьорн подхватил ее на руки и внес через порог в большой внутренний двор.

– Что ты делаешь? – Она обхватила его руками за шею и с трудом удержалась, чтобы не положить ему голову на плечо.

– Разве ты не помнишь? Для невесты споткнуться на пороге ее нового дома плохая примета, – громко объявил он, а потом, понизив голос, пробормотал: – Еще не поздно, любовь моя. Скажи одно слово, и я заберу тебя отсюда.

Острая тоска пронзила ей сердце, перехватила дыхание. Ничего в мире не хотела она так, как этого. Ничего, кроме жизни, о которой она мечтала для него… жизни с честью и… среди своих. Такой жизни у него не будет, если он ради нее нарушит клятву верности. Она прижала ладонь к его груди. В последний раз ощутила удары его сердца.

– Я не могу, – с трудом выговорила она.

И под ее взглядом свет надежды погас в его глазах, а лицо тут же превратилось в маску. Он бережно опустил ее на землю и попятился.

– Тогда прощай, Рика. – Он повернулся и не оглядываясь вышел из дома араба.

Глава 29

Оцепеневшая Рика молча смотрела ему вслед. Бьорн свернул к дверям в дальнем углу двора и скрылся, ушел из ее жизни. Орнольф чуть заметно кивнул Йоранду, и тот поспешил за своим капитаном. Большой евнух закрыл за ними дверь и запер ее на массивный засов. Первое впечатление, что она попала в тюрьму, с каждой минутой все больше укреплялось в сознании Рики.

– Пожалуйста, пройдемте со мной. Наверное, с дороги вам надо освежиться. – Аль-Амин провел их в увитую виноградом беседку в просторном дворе. Он хлопнул в ладоши, и явились служанки с чашами розовой воды. – Если вы соблаговолите подождать, я сообщу хозяину о вашем прибытии. – И он еще раз поклонился перед тем, как скользнуть в сумрак дома.

Рика последовала примеру Орнольфа и поплескала душистой розовой водой на лицо. Может быть, это заставит ее хоть что-то почувствовать. У нее было какое-то нереальное ощущение, что она наблюдает все происходящее со стороны… извне…

Ей хотелось только одного: спрятаться куда-нибудь подальше и без всякого стеснения выплакаться. Слишком много непролитых слез скопилось в ней. Но ей казалось, что если она начнет плакать, то уже никогда не сможет остановиться.

– Ой, хозяйка, – сказала Хельга. – Какое чудесное место! Не правда ли? Я никогда не видела ничего подобного.

Рика огляделась вокруг. Дом араба был великолепным. Даже в самых дерзких мечтах она не могла себе представить ничего подобного. Размеры, изысканные формы, дорогие материалы – все это свидетельствовало не только о достатке владельца, но и о его утонченном вкусе. Рика шмыгнула носом. Какой бы раззолоченной и надушенной ни была эта клетка, все равно это, по сути, клетка.

Дом представлял собой прямоугольный колодец с обширным внутренним двором-садом и множеством разнообразных цветников. Рика обратила внимание на то, что первый этаж занимали конюшни и кладовые. Кухни, видимо, тоже располагались там же, потому что именно оттуда аппетитно пахло жареным мясом и свежей выпечкой. Эти ароматы приятно смешивались с уютными теплыми запахами конюшни и чистой соломы. В середине двора находился фонтан, был слышен тихий плеск воды, стекающей в его чашу. За ним – небольшое строение из белого мрамора, похожее на баню.

Суровая простота наружных стен делала здание похожим на коробку, в то время как интерьер был смягчен множеством арок и каких-то почти чувственных изгибов. Рике все это показалось неестественным. Она предпочитала прямолинейность и аскетизм длинных домов викингов. Комнаты второго этажа имели выход на широкую веранду, огражденную балюстрадой, нависавшей над внутренним двором. Рика никого не заметила, но чувствовала устремленные на нее взгляды и выпрямила спину.

«Никогда не забывай, кто ты».

Уже много дней она не слышала голоса Магнуса, и сейчас голос старого скальда прозвучал в ее голове как поддержка, которой она обрадовалась. Уголки ее губ изогнулись. Она не забудет, что скальд должен вести себя с достоинством, вызывать уважение… А она его заслуживает. Сердце ее заледенело, и, возможно, никогда не оживет, но она скальд, и это поможет ей выжить и справиться с туманным будущим. Она надеялась, что будет именно так. Больше ей надеяться не на что.

Абдул-Азиз откинулся на подушку и бросил в рот сладкий финик. Его молодой гость наслаждался обстановкой и беседой, что было к лучшему. Яхья Аль-Газзал, придворный поэт из Кордовского халифата, был послан сюда в качестве представителя при византийском дворе и потому заслуживал внимания Абдула.

Всегда хорошо иметь доброе знакомство в коридорах власти. Если Абдул-Азиз сможет завязать дружбу с Аль-Газзалем, у него будет свой бесплатный, источник полезных сведений об императорском дворе. Заходы дрейфа в волнах византийских интриг Абдул усвоил, что такого рода внутренняя информация гораздо важнее и интереснее, чем всяческая чепуха, которую собирают платные доносчики.

А если поставщик сведений даже не подозревает о том, что его используют, так это еще лучше и выгоднее.

– Как вы находите жизнь при дворе? – осведомился Абдул-Азиз равнодушным тоном.

– Здесь или дома? – уточнил молодой человек, промокнув уголок рта надушенным льняным платком.

– И тут и там, – пояснил Абдул.

Более двадцати лет назад Абдул приехал в Константинополь с дипломатической миссией из Мавританского халифата. Ему понравился этот христианский город, он здесь остался и создал свою торговую империю. Длинные щупальца его связей протянулись на восток, в Индию, – за шелком и пряностями, на север, к ледяным фьордам, – за янтарем и мехами, на юг, в Африку, – за драгоценными камнями и слоновой костью. Абдул мог легко позволить себе, не пошевелив пальцем, просто наслаждаться роскошью – его достояния хватило бы на безбедную жизнь нескольких поколений. Но он был игроком, ему нравилось торговать, и он умел это делать.

– Как наши сарацинские братья, мы воюем с ближними христианами и торгуем с дальними, – усмехнулся Яхья и взял с тонкого фарфорового блюда сочный кусочек жареной дичи во фруктовой глазури. – Весь мир сошел с ума.

– А если б все происходило иначе, то не нужны поэты были бы, чтобы вернуть нам разум. – Небольшая порция лести всегда развязывала язык собеседника быстрее, чем вино, которым он поил немусульман.

– Верно. – Молодой человек принял слова Абдула как должное. – И все же не кажется ли вам странным, что византийцы, пославшие своих людей в Иерусалим воевать против сарацинов, торгуют и заключают договора с людьми из Кордовского халифата, последователями того же Пророка?

– Странно? Да, – кивнул Абдул-Азиз, – но нам очень выгодно. Это возможность свободно торговать в Константинополе, не соперничая с нашими сарацинскими братьями. – Он сделал глоток охлажденного гранатового сока. Лед был роскошью, в которой он никак не мог себе отказать, хотя знал, что его доставляют с гор по большой цене. – Что вы думаете об императорской чете?

– О-о, императрица Феодора… – Яхья закатил глаза и схватился за сердце. – Меня изумляет, что император позволяет ей появляться без вуали. Ее красота прекрасней луны. Любой, кто увидит ее вблизи, не может не плениться ее бездонными черными очами. Признаюсь, что я сражен.

Абдул-Азиз слегка встревожился, услышав столь бурное проявление чувств собеседника.

– Сдерживайте свои страсти, мой юный друг, или они погубят вас. Христиане ведут себя неумно, если выставляют своих женщин напоказ, но не думайте, что они потерпят какую-либо нескромность по отношению к ним. Приберегите свой любовный пыл для стихов, воспевающих прелести Феодоры, и все будет в порядке. И параллельно подыскивайте себе жену, – подмигнул он Яхье, – даже двух.

Поэт захихикал.

– Вы правы. Я с радостью последую вашему совету.

В этот момент со стороны ажурной каменной решетки в комнату осторожно вошел слуга и низко поклонился Абдул-Азизу.

– Тысяча извинений, хозяин, – произнес Аль-Амин высоким голосом, совершенно не соответствующим его крупной фигуре. – С севера к вам прибыла невеста с сопровождением.