Путешествие безумцев

Изабель пощекотала пухленькие ножки малышки, и та издала звуки, которые они с Энни сочли выражением полнейшего восторга.

– Совершенное создание, – сказала Изабель.

– Господне создание, – ответила Энни.

– Создание звонаря, – сказала Изабель. – Неси ее к отцу, я уже с ней попрощалась. Вот, – добавила она, когда Энни закончила, и передала ей фотографию, – это для Уильяма.

На этой фотографии младенец, лежащий в яслях, выглядел как-то по-особенному свято.

– Вот еще. – Изабель отсчитала монеты. – И добавь благодарность от меня.

С поклоном приняв деньги, Уильям внимательно разглядывал фотографию – сразу было видно, что он ее понял и оценил.

– Могу одолжить вам корову, мисс, по сходной цене, – вдруг предложил он.

– Но зачем нам может понадобиться корова, Уильям? – удивилась Энни.

– Ведь это же хлев, где родился Иисус, мисс? – объяснил звонарь. – По преданию, там стояли животные – осел и вол, – они среди зимы согревали младенца Иисуса своим дыханием. У нас в церкви как раз есть такое изображение – мы выносим его на Рождество. Осла, конечно, у меня нет, мисс, но могу предложить вам корову.

– Мы ждем вашего старшего мальчика, Уильям, как договорились, завтра утром, – сказала Энни. – Спасибо и до завтра.

– Подождите, мисс, – воскликнул звонарь. – У меня есть еще коза. И молочный поросенок. А что вы скажете о паре гусей?

Старшему сыну звонаря было лет пять. Звали его Гус – слишком сильное имя для такого нежного создания. [4]

– Он очень непослушный, мисс, – заранее предупредил Уильям. – Слушайся мисс, – сказал он сыну, резко повернулся и ушел, не проявив и капли той нежности, с какой прощался с дочерью.

Мальчик выглядел испуганным. Было очевидно, что отец толком ничего не объяснил ему. Энни сразу стало жалко малыша. К тому же его застенчивость вряд ли понравится Изабель.

– Хочешь есть? – спросила она Гуса.

Он молча кивнул.

– Тогда пойдем на кухню, я дам тебе чаю с пирогом.

Взяв его за руку, Энни отвела его на кухню.

Кухарка была там и занималась своими обычными делами. Вот уже две недели – с того памятного званого обеда, – как их отношения с Энни испортились и былая сердечность более не восстанавливалась.

Энни усадила Гуса на табуретку. Болтая под столом ногами, он озирался, как птица вертя головой во все стороны. В новом месте ему все было интересно.

– Ты понимаешь, зачем ты здесь? – спросила Энни.

Он отрицательно замотал головой.

– А разговаривать ты умеешь?

Мальчик кивнул.

– Ну ладно, – улыбнулась Энни. – Можешь молчать, если хочешь.

– Вот тебе. – Кухарка с громким стуком небрежно поставила на стол кружку и тарелку с куском пирога.

– Спасибо, – поблагодарила ее Энни.

– Ешь, – сказала она ребенку. – Потом мы пойдем в студию миссис Дашелл – это такой дом, сделанный весь из стекла. Ты когда-нибудь видел дом из стекла?

Мальчик опять замотал головой, кусая пирог.

– Там ты будешь представлять мальчика, а я – твою маму. А потом мы придем сюда и пообедаем. Хорошо?

– Хорошо, – ответил Гус.

– Ну вот и договорились, – сказала Энни, радуясь, что хотя бы в общих чертах разъяснила ему, чего от него хотят.

В студии Изабель с утра пребывала в расстроенных чувствах, так и не решив, как ей следует поставить мальчика.

– Мальчишки, – бормотала она. – Опять мальчишки, черт бы их побрал… Где ты запропастилась? – набросилась она на Энни. – Как тебя зовут, молодец?

– Гус, мэм, – пискнул малыш и втянул голову в плечи.

– Что это с ним? – спросила Изабель. – А он часом не болен?

– Мэм, он просто стесняется.

– Говорю тебе, он нездоров. Ну ладно. Присматривай за ним получше.

Мальчик отступил назад и нахохленным воробьем прижался к треноге.

– Что-то он мне не нравится – не могу объяснить почему, – Изабель поморщилась. – Не вернуть ли нам Аделину? Он какой-то…

– Чувствительный к несовершенству мира, – подсказала Энни.

Изабель взглянула на Энни, потом снова внимательно посмотрела на мальчика, но и на этот раз не заметила в нем ничего для себя привлекательного.

– Знаешь, мне пришла в голову мысль сделать серию работ с тобой и Иисусом в разном возрасте. Но только – чем старше будет Иисус, тем больше ты будешь походить на его любовницу, а не на мать.

Изабель фыркнула.

– А вот теперь у нас будет чахоточный Христосик.

– Вы зря беспокоитесь, мэм, – возразила Энни. – Все будет отлично.

Не в силах придумать ничего нового, Изабель сфотографировала Энни с Гусом в той же позиции, в какой она снимала ее с Аделиной. Вопреки ожиданиям мальчик оказался очень послушным и сообразительным и выполнял все требования Изабель беспрекословно и быстро. «Вот прирожденный слуга» – подумала Энни, наблюдая за ним. – Пройдет положенное время, он подрастет и станет камердинером в доме Изабель».

После сеанса Энни повела мальчика на кухню, а Изабель осталась в студии. Последнее время она не хотела видеть Эльдона. И поэтому отказалась от совместных обедов в столовой. Еду ей приносила прямо в студию кухарка, но Изабель подчас не проглатывала и куска. Сейчас она хотела напечатать одну из сегодняшних фотографий – оценить свою новую модель.

Гус получился неожиданно хорошо. Его худоба смотрелась как изысканная утонченность, а глаза были полны томным чувством.

– Ты была совершенно права, Мэри, – сказала Изабель Энни, когда та вернулась в студию. – Он вышел совсем неплохо.

– Вы назвали меня Мэри, мэм. – Энни подумала, что ослышалась.

– Буду пока называть тебя Мэри. И все время, не снимая, носи плащ. Это чтобы тебе было легче вжиться в образ. И мне это поможет ставить композиции.

Когда Энни появилась на Портмен-сквер, миссис Гилби заявила: «В этом доме были только Мэри и Джейн. Ты будешь Мэри».

– Я не хочу, мэм, – ответила Энни, закусив нижнюю губу:

– Прошу тебя, пожалуйста, – сказала Изабель. – Это только на время – пока мы будем делать эту серию работ. – Она ласково потрепала Энни по плечу.

На следующий день Изабель попросила Энни запереть мальчика в чулане.

– Я буду делать из него ангела, и мне нужно, чтобы у него во взгляде было выражение легкого отчаяния.

– В чулане? – Энни бросила взгляд на бледного ребенка в углу студии.

– Это лучшее средство. Я проверяла!

– Хорошо, что вы меня не запирали в чулане.

– С тобой это не нужно, Мэри!

Мэри. Это имя действовало на нее, как удар хлыста.

– Надолго? – спросила она.

– Часа на два.

– Два часа, – с сомнением произнесла Энни, вспомнив чулан, где запирала ее миссис Гилби.

– Подействует! Поверь мне! Иди сюда, Гус, сейчас Мэри отведет тебя в дом.

– Ты можешь изобразить легкое отчаяние во взгляде? – спросила его Энни, когда они вышли из студии.

– Что, мисс? – вытаращил глаза Огастес.

– Раз так, то надо будет потренироваться. Пойдем туда, где никто нас не увидит, – сказала Энни.

Она взяла малыша за руку и увела его на берег пруда.

– Ну вот, мы посидим здесь и потренируемся, пока ты не научишься изображать во взгляде легкое отчаяние. А потом мы вернемся к миссис Дашелл и скажем ей, что ты сидел в чулане.

– Зачем это, мисс? – удивился мальчик.

– Ах, если бы я сама это знала! – ответила Энни.

После часового сидения на берегу пруда на лице мальчика появилось выражение глубокой скуки, которое вполне могло бы сойти за искомое выражение легкого отчаяния.

– Ну вот и замечательно, – сказала Изабель, когда они вернулись в студию. – Как раз то, что надо! Ты не сердишься на Мэри?

– Нет, – ответил Гус.

Энни пообещала ему пирог с вареньем по окончании сеанса. Он думал теперь только об этом и готов был вытерпеть все, что угодно. Теперь пирог был для него целью, а все остальное – не более чем путем к этой цели.

– Понимаю, – кивнула Изабель, которой не нравилось, когда Энни на нее сердилась. – Разве ради того, чтобы создать настоящее произведение искусства, не стоит принести такие скромные жертвы?