Начало

– Я собирался навестить твою бабушку Изард.

– Но баржа уплывет оттуда сегодня, а я хотела написать об этом сочинение в школе, – сказала Бетони.

– Хорошо, – согласился Джесс. – Тогда я поеду в Пайк-Хауз в следующее воскресенье.

Но в следующее воскресенье Бетони хотела присутствовать на освящении восстановленной церкви Святого Джона в Дингеме. Церемония там начиналась сразу после обеда. Далее их пригласила к себе на чай мисс Лайкнесс, чтобы поговорить о средней школе. Еще в следующее воскресенье, когда начались сильные дожди и речка Идден вышла из берегов в Апхеме, Бетони захотелось посмотреть наводнение.

– Послушай, – сказал ей Джесс, когда они стояли на мосту. – Ты специально стараешься, чтобы я не ездил в Пайк-Хауз?

– Специально? – переспросила Бетони. – Зачем мне это?

– Не знаю. Просто мне так кажется.

Джесс взглянул на нее, он никак не мог решить, лжет она ему или нет. Взгляд ее был таким прямым, удивленным и чистым. Если бы даже она лгала ему, Джесс не мог на нее долго злиться, потому что в его сердце Бетони всегда занимала особое местечко. Его слабостью было то, что он всегда желал быть для дочери на первом месте. И ему нравилось, что она не хотела делить его ни с кем, и поэтому применяла множество разных хитростей.

На мосту стояло много людей, и Джесс обратил внимание, как многие из них заглядывались на Бетони. Она не была слишком хорошенькой, но прекрасные золотистые волосы, очень белая кожа и прелестные синие глаза дополняла чудесная улыбка ее матери. Только Бетони улыбалась гораздо чаще. Улыбка возникала внезапно и сразу все вокруг становилось теплее и ярче. И никто не мог удержаться, чтобы не ответить улыбкой на ее улыбку. Да еще ее манера говорить как взрослая. Казалось, Бетони не замечала устремленных на нее взглядов, и Джесс был рад, что она может расслабиться и полюбоваться лебедями, проплывающими под мостом, мальчишками, которые вылавливали удочками плывущие по воде кастрюльки и горшки, фермерами в лодках, пытающимися спасти своих домашних животных. Казалось, Бетони забыла обо всем и просто наслаждалась представшим перед ней зрелищем.

Когда они вернулись домой и начали рассказывать о своих впечатлениях, на них вдруг обрушилась Бет.

– По-моему давно пора навестить Пайк-Хауз, вместо того чтобы разъезжать по стране.

– Да, ты, наверно, права, и я это сделаю, как только мне представится удобный случай.

– Почему бы тебе не съездить к ней в следующее воскресенье?

– Ну, Бетони и я хотели собрать кое-какую старую одежду и игрушки и отвезти их в Ахем для бедных детей, чьи дома и вещи пропали во время наводнения.

– Но ты потом съездишь к Гуди?

– Не волнуйся, я это обязательно сделаю, как только выберу подходящее время.

Но как-то так получилось, что прошло еще три недели, и Бет отправилась туда одна, забрав с собой младших детей.

– Ну? – спросил ее Джесс, когда она вернулась домой, – Гуди не просила что-нибудь передать мне?

– Нет, – ответила ему Бет.

– Что, она вообще ничего не сказала?

– Почему Гуди будет тебе передавать что-то? Похоже, она забыла, что ты вообще существуешь на свете.

– Ты ей не говорила, как я сейчас занят?

– Мне пришлось сочинять для нее сказки.

– И она ничего не сказала?

– Просто кивнула, вот и все!

– Черт возьми, – возмутился Джесс. – Какие-то новости в Пайк-Хаузе есть или нет? Или я должен выдавливать из тебя все по капле?

– Там все в порядке, – сказала Бет, подавая на стол. – Только крыша течет.

– Что ты сказала?

– Там в соломе две или три дырки, – продолжала Бет. – Ты же сам говорил об этом очень давно.

– Но неужели они с тех пор стали такими большими?

– Гуди ни на что не жалуется. Она выработала свою тактику. Если дождь с запада, она ставит кровать у окна. Если с севера – то она передвигает ее к лестнице, как было совсем недавно. Капает не так уж сильно, тем более, что она прикрывает постель брезентом.

– Боже мой! – воскликнул Джесс. – Я даже не представлял себе, что дела так плохи!

– Так тебя это интересует? – удивленно посмотрела на него Бет. – Мне казалось, что ты так занят развлечениями, что напрочь забыл о своей матери!

– О, – сказал Джесс и заерзал на стуле, ему стало неудобно. – Я же не знал… Я завтра не пойду на работу и сразу же все там поправлю.

– Ну уж нет, – вмешался дед Тьюк. – Сначала ты должен кончить молоть зерно в Аутлендс.

– Тогда я поеду туда в воскресенье, – сказал Джесс. – Боже ты мой! Я не знал, что крыша так прохудилась. Мне должны были сказать об этом раньше!

– Тебе об этом говорили не раз, – возмутилась Бет. – Много говорится, да мало делается!

– Да, – согласился Джесс. – Тут ты совершенно права.

Джесс глянул на Бетони. Та сидела, как будто ее вообще ничего не касалось. Отец понял, что он был слишком мягок с ней и позволял ей манипулировать собою, как только вздумается.

В воскресенье утром он нагрузил на телегу щепу, веревки и пучки соломы, и все сверху покрыл брезентом, чтобы не промочить под проливным дождем. Всю осень, не переставая, лили дожди. Джесс накинул на себя плащ с капюшоном. Он был готов, чтобы проработать весь день под дождем на крыше Пайк-Хауза. Бетони наблюдала за ним, стоя в дверях.

– Разве обязательно тебе ехать в такой холодный и сырой день?

– Да, мой цветочек, я должен ехать. Может, ты передумаешь и тоже поедешь со мной?

– Нет, – ответила ему Бетони, повернулась и вошла в дом.

Джесс отправился в поездку.

Огород в Пайк-Хаузе весь развезло. Сгнившая ботва картофеля лежала в куче. Все картофельное поле было в ямках там, где Гуди выкапывала картофель, пытаясь спасти урожай.

Неснятые бобы прямо со стеблями валялись в грязи, а сгнивший лук плавал в мутной воде на размытой грядке.

Джесс взглянул на крышу. Он увидел, как сильно прогнила солома со времени его последнего посещения Пайк-Хауза. Особенно возле трубы были видны огромные дыры. Джесс также обратил внимание, как много сажи вылетело в трубу вместе с дымом.

На маленьком крыльце стоял ящик с опавшими мокрыми и зелеными яблоками. Рядом притулился ящик с морковью, покрытой плесенью. Старый плащ Гуди висел на гвозде, а ее сапоги, все в желтой глине, стояли на подстилке вперед носами, как будто она только что сняла их и вошла в дом.

Когда он заглянул на кухню, она сидела в своем кресле-качалке и крепко спала. Подбородок уперся в грудь, и руки были спрятаны под фартуком. Когда Джесс проходил мимо, он легонько качнул кресло. Качалка заскрипела, но Гуди не проснулась, хотя раньше просыпалась от малейшего шороха. Голова ее повисла, а кресло качалось и поскрипывало. Джесс повернулся и заглянул ей в лицо. Он коснулся ее рук, они были холодны, как листья водяных лилий. Он прикоснулся ко лбу и понял, что Гуди умерла.

Когда он остановил кресло, в комнате стало жутко тихо. Часы остановились, в очаге продолжала дымиться кучка мокрых веток. Джесс подвинул себе табуретку на трех ножках и сел рядом с Гуди. Он наклонился к ней, его локти упирались в колени. Так сидел он некоторое время, потому что в этой тишине он хотел посмотреть на мать и побыть с ней. Подумать о ней и мысленно поговорить и попрощаться с ней.

Потом Джесс пошел искать Тома.

Рядом с живой изгородью на поле в Хенстере стояло пугало в платье и шали из мешковины, с лицом из турнепса и с желтыми маргаритками на шляпе. Бетони часто навещала это пугало. Она подружилась с ним и рассказывала все свои нехитрые истории. Пугало всегда выслушивало ее. Голова у него была немного наклонена, и желтые маргаритки на проволочных стебельках кивали в такт порывам ветерка. С отцом Бетони теперь почти не удавалось поговорить – он сильно переменился. Когда она обращалась к нему, он так странно смотрел на нее и грустно и удивленно покачивал головой. Или вообще не слышал ее. Поэтому Бетони беседовала с пугалом.

Пугало поднималось высоко над живой изгородью, охраняя два поля. С одной стороны было поле в восемнадцать акров, а с другой – в двадцать шесть акров. Земля все еще была очень мокрой, вода стояла в любом углублении. Поле в восемнадцать акров было засеяно ячменем, а второе поле – пшеницей. Пшеница не сдавалась, и ее ярко-зеленые стрелочки храбро выглядывали из мокрой земли. Ячмень сгнил в земле.