Любовь сладка, любовь безумна

Открыв глаза, она увидела его сапоги, прямо перед лицом! Это он, он… Кто еще погонится сюда за ней?! Откуда-то сверху послышался издевательский голос:

— Ну что ж, любовь моя, ты, кажется, хотела прогуляться? Или истосковалась без меня? — И, не давая Джинни возможности ответить на выпад, наклонился, грубо схватил ее за руки и поднял с мостовой.

Девушка по-прежнему беззвучно всхлипывала и гневно бормотала что-то. Стив снял шейный платок и начал вытирать ей лицо, по-прежнему крепко сжимая свободной рукой ее запястье.

— Приведи себя в порядок, если не хочешь выглядеть чучелом! — холодно бросил он.

Джинни растерянно огляделась и поняла, что убежала совсем недалеко от заведения Лайлас. Огромная луна висела над самой головой, и в ее свете она заметила, что лицо Стива искажено яростью.

— Идем! — приказал он, встряхнув ее. — Ты хотела поразвлечься — твое желание исполнится. Но сначала подними туфлю, не будешь же ты разгуливать босоногой, словно индейская крестьянка!

— Пожалуйста, — невнятно пробормотала Джинни, но тут же вновь замолчала, закусив губу, зная, что умолять не имеет смысла. Ярость, паника, надежда — все исчезло, оставив лишь холодное отчаяние. Девушка молча шла рядом, почти не чувствуя, как сильные пальцы стискивают руку чуть повыше локтя.

Глава 21

Потом Джинни так и не смогла вспомнить, сколько времени ее вынудили провести в ярко освещенном, заполненном табачным дымом салуне, наблюдая искусственное веселье собравшихся. Стив с преувеличенной вежливостью усадил ее за один из маленьких столиков, расставленных по залу. Вскоре к ним присоединилась Лорена со своим партнером; девушка прошептала Джинни, что Лайлас поднялась наверх и попыталась успокоить клиента, только что очнувшегося после «теплого» приема. К ушибленной голове приложила компресс, а раздосадованного посетителя отправила к рыжеволосой Патти, которую он и должен был посетить с самого начала. Кроме того, Лайлас заверила его, — что все расходы несет «фирма».

— Он думает, ты сумасшедшая, дорогая, но, в общем, наверное, прав: то, что ты пыталась сделать, — чистое безумие.

Никто ее не понимал — даже Лорена.

Раскрасневшись, сверкая полными непролитых слез глазами, Джинни, вся сжавшись, сидела за столиком, изредка поднося к губам стакан с вином, заказанным для нее Стивом. Он, со своей стороны, практически игнорировал ее, только резко велел поскорее допить вино — другой стакан уже стоял наготове.

— Надеюсь, тебе весело, крошка, — язвительно бросил он. — Ты ведь именно этого хотела, не так ли? И веди себя как обычно, флиртуй, веселись — тебе ведь к этому не привыкать, правда?

К пианисту присоединился один из клиентов, воображающий себя скрипачом; начались танцы, то тут, то там раздавались взрывы пронзительного смеха.

Молодой ковбой с прилизанными волосами пригласил Джинни танцевать. Она поднялась, не преминув заметить, что Сюзи немедленно скользнула на освободившийся стул и прижалась к Стиву, что-то шепча ему на ухо, сжимая его руку. Молодой ковбой сказал, что его зовут Дэн, и объявил Джинни самой хорошенькой девушкой на свете. Омерзительно-сладковатый запах бриолина вызывал тошноту.

— Кто тот счастливчик, с которым вы проведете ночь?

Может, когда я в следующий раз попаду в город, и мне повезет? Вы здесь новенькая?

— Да, — пробормотала Джинни, — совсем…

Что, если она признается? Вдруг этот человек поможет ей? Нет… не имеет смысла… Стив только придумает, как в очередной раз унизить ее.

Когда Джинни вернулась к столику, Стив и Сюзи целовались. Джинни залпом выпила вино, заметив, как небрежно Стив играет с узкими полосками кружева, удерживающими платье на плечах Сюзи. Какое дело ей, Джинни, до всего этого? Она обрадовалась, когда Стив пошел танцевать с Сюзи, у которой, очевидно, были на него свои планы, судя по тому, как она бесстыдно прижималась к нему всем телом. Может, он пойдет сегодня с ней наверх, и тогда… станет с Джинни?

Лорена, заметив, как побелела Джинни, поспешно села рядом.

— Дорогая… Ты не должна так переживать! Он обозлен, но позже… забудет обо всем. А эта Сюзи… он специально делает вид, что увлечен, лишь бы заставить тебя ревновать.

Улыбнись, малышка! Притворяйся, что тебе все равно!

— Но мне и вправду все равно! Я бы хотела, чтобы он содержал ее и оставил меня в покое! Почему он не отпустит меня?

Джинни почувствовала, что вот-вот впадет в истерику, но Лорена, наклонившись поближе, сильно ущипнула ее за щеку, заставив замолчать.

— Тише! Я не хотела сделать тебе больно, дорогая, но ты не должна злить его! Кроме того, тебе не мешает немного краски на щеках! Клянусь, все уладится!

Лорена ошиблась, но только потом, позднее, в уединенной комнате, Джинни поняла, до какой степени разозлился Морган.

К этому времени она очень устала и была почти пьяна, так что с трудом держалась на ногах. Стиву пришлось на руках внести Джинни в комнату, но в его объятиях не было ни нежности, ни заботливости. Швырнув ее на постель, словно мешок с картофелем, Стив встал рядом, оглядывая девушку, заложив за ремень большие пальцы рук.

Джинни беспомощно заплакала; откуда-то, словно издалека, донесся голос Моргана:

— Попробуй только еще раз проделать это! Запомни, я не отпущу тебя, пока не настанет время!

— Я… я ничего не сделала… только хотела убежать отсюда… — рыдала она и, приподнявшись, поглядела на Стива глазами, полными слез.

На его лице застыло странное, отрешенное выражение.

— Прости, Джинни. Как я могу осуждать тебя за попытку освободиться, когда сам сделал бы то же самое!

Он говорил спокойно, с какой-то горечью, и, поскольку Джинни никогда не слышала от Моргана ничего похожего на извинения, с трудом верила собственным ушам.

— Тебе лучше одеться, да побыстрее! Нет смысла оставаться здесь, когда твой приятель Джордж каждую минуту может опомниться и хорошенько обдумать все, сказанное тобой. Как только он протрезвеет, тут же начнет болтать!

— Ты по-прежнему собираешься взять меня с собой? Это правда?

— Джинни, я не желаю спорить с тобой! Надевай костюм для верховой езды, через полчаса мы уезжаем.

Как быстро меняется его настроение! От слепой ярости и раскаяния — снова к грубости и нетерпению!

Джинни устало поднялась. Как можно ехать верхом в подобном состоянии! Неужели он не способен на жалость? И вообще хоть на какие-нибудь чувства, кроме ярости и жестокости?

За многие дни утомительной гонки Джинни научилась понимать его лучше… Они по-прежнему бежали, скрываясь от преследователей, и Джинни обнаружила в себе скрытую силу, упрямство и недюжинную волю, о которых раньше не подозревала. Сторонник Хуареса или нет, Морган оставался изгоем, привыкшим к бегству и постоянной опасности. Иногда Джинни дразнила его этим, спрашивала, доволен ли он такой жизнью. И возможно, Стив по-своему научился лучше понимать Джинни, потому что больше не ехидничал и не выходил из себя, только смеялся, пожимал плечами и говорил, что никогда не встречал такой сварливой бабы и что он будет рад в один прекрасный день избавиться от нее.

В один прекрасный день! Но когда? Когда он ее отпустит? Они опять оказались в самом сердце Мексики. — где-то у подножия Сьерра-Мадре…

— Из-за тебя я чувствую себя индейской скво! — раздраженно пробормотала она.

— Но скво должна выполнять и другие обязанности и не только готовить обед, свежевать дичь и носить тяжелые грузы… — ответил он неопределенно, расплетая косы Джинни. — И кроме того, ты недостаточно покорна — у тебя слишком злой язык. Любой уважающий себя воин. Команчи давно бы уже взял еще пару жен и променял бы тебя на лошадь.

Джинни пропустила мимо ушей его подначивания, но не обращать внимания на прикосновения его рук и губ к обнаженному, скользкому от пота телу было невозможно. Больше нельзя отрицать это странное, почти неестественное физическое желание, которое Джинни испытывала к Стиву.

Она презирала его, но не могла противостоять власти, которую имели над ней его прикосновения, объятия и поцелуи, даже в те минуты, когда она ненавидела Моргана больше всего. Что же касается побега… она решила не предпринимать поспешных действий, хотя как-то утром, проснувшись раньше Стива и видя, что тот крепко спит, вытащила его пистолет и, надежно спрятав под юбки, начала готовить кофе, разложив маленький костер, как учил Стив. Когда он открыл глаза, в лицо ему было направлено пистолетное дуло.