Все реки текут

Она расстегнула воротник и уже собиралась стянуть платье через голову, как откуда-то издалека донесся крик кукабарры. Крик повторялся с одинаковыми паузами, словно работал хорошо отлаженный механизм.

Она подошла к окну и прислушалась, как прислушиваются к размеренному бою часов или монотонному звуку падающих из крана капель.

Ночь манила к себе, в высохшей траве сверчки исполняли свою завораживающую нескончаемую песню. Медленно, почти против воли, она перелезла через подоконник.

Цветы питтоспорума, остро пахнущие апельсином, уже облетели, но в воздухе была разлита сладостная свежесть напоенных росой трав. Едва Дели отделилась от стены дома, в лицо ей глянула яркая полная луна. Белые облака, крапчатые и рыхлые, как свернувшееся молоко, не затеняли ее света, проплывая мимо в северо-западном направлении, создавали вокруг ее растущего диска янтарный ореол.

Дели обогнула заросшую жасмином веранду, и перед ней неожиданно возникла темная фигура. Адам. Он увлек ее за собой в жасминовую тень и стал целовать, жарко, неистово. Ошеломленная, она вцепилась ему в рубашку, услышала под тонкой тканью бешеный стук его сердца.

– Я… я совсем не думала, что ты ждешь. Ты был какой-то странный, злой.

– Да? Я тебя целый месяц не видел, так мучился, когда ты в прошлый раз в церковь не приехала.

– Я ничего не могла сделать, милый. Было так сыро. Но сегодня днем…

– Молчи! – резко оборвал он и, притянув к себе ее руку, повлек за собой, прочь из сада, вниз, к реке, которая поблескивала среди серебристых деревьев.

Когда, остановившись, он взглянул на Дели, в его измученных глазах зияла черная пустота.

– В такую ночь все голоса должны молчать, звучать дано лишь Шелли:

– И от возвышенного – к патетическому – Адаму Джемиесону:

– Адам, как красиво.

– Это потому, что ты красивая.

Он нагнулся и поцеловал ее в ухо. От обжигающего дыхания по спине пробежала дрожь, прекрасное и пугающее ощущение. Ей почудилось, что рядом с ней кто-то незнакомый, совсем чужой, и она испуганно обернулась, чтобы удостовериться: Адам тут, никакой подмены нет. Он снова посмотрел на нее: на губах – незнакомая улыбка, глаза полузакрыты – и, обняв, повел вдоль берега к сосновой роще, где искусно переплелись свет и тени, туда, где в памятную для нее ночь два года назад она гналась за птицей.

В тени дерева он тяжело навалился на нее, прижал спиной к стволу. Его глаза метались по ее лицу; в проникшем сквозь ветви лунном свете ее широко открытые глаза и бледная кожа были хорошо видны.

– Дельфина, ты тогда правду говорила? Что хочешь стать моей вся, без остатка? – Голос его, слегка охрипший, дрожал.

– Да, да, конечно.

«Конечно», – откликнулась душа; «нет», – напряглось, инстинктивно отпрянуло тело. Перед глазами возник вселивший в нее ужас тип, которого она встретила недалеко от Кэмпаспа: он обнимал дерево и, похотливо ухмыляясь, манил ее к себе.

Губы Адама сошлись с ее губами, рука скользнула в расстегнутый ворот платья, нащупала маленькую острую грудь. Дели яростно замотала головой и с ненавистью посмотрела на окрашенную луной в коричневый цвет руку, которая двигалась по ее белой коже. Длинные темные пальцы той же формы, что тогда, все повторилось, только в ту ночь белые пальцы двигались по черной груди.

– Нет! – задыхаясь, выкрикнула она и обеими руками выхватила руку, отбросила ее от себя.

Адам не шевелился и не делал попыток вновь коснуться ее. Только смотрел с полной ненависти презрительной улыбкой, будто хотел сказать: «На словах мы все храбрые». Как объяснить все, что нахлынуло на нее в эту минуту? Как рассказать про его отца и кухарку лубра? Она судорожно схватила руку Адама и принялась осыпать ее поцелуями. Но рука оттолкнула ее, холодно, безжалостно. Резко повернувшись, Адам зашагал вдоль берега, с каждым шагом все больше удаляясь от дома. Дели кинулась за ним, спотыкаясь о кочки, плача, умоляя подождать. Наконец, он замедлил шаг, обернулся.

– Успокойся, а то Ползучую Анни накличешь. Иди спать, я еще погуляю.

– Но Адам…

– Ты уйдешь, наконец?

В голосе его было столько горечи, что она, не говоря ни слова, подчинилась. Она шла к дому через освещенный мягким лунным светом сад, еле сдерживая рыдания, а войдя в комнату, бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку.

Первой среди утешительных оправданий придумалась гордость. Он сам виноват, обошелся с ней грубо и несправедливо. Она не врала, она готова подчиниться ему, но сегодня все произошло слишком неожиданно… Гордость постепенно забылась, и ее окружила холодная пустота: она потеряла Адама, он больше не будет ее любить. Оцепенев от горя, она лежала, не замечая москитов, которые беспощадно жалили открытые шею и грудь. В доме все спало. Ей показалось, что прошло несколько часов, Адам, наверное, уже вернулся.

Внезапно решившись, она поднялась и, сняв платье, накинула длинную ночную сорочку. Тихонько открыла дверь: она проведет эту ночь с Адамом. Пусть Эстер застанет их утром вместе, все равно. Она докажет, что не боится. Она на цыпочках прошла через коридор к спальне Адама, повернула ручку двери. В комнате было темно. В еле брезжащем свете луны смутно белела неразобранная пустая постель.

Потерянная, совершенно без сил, Дели вернулась в свою комнату, села на кровать и, подтянув к себе колени, прислушалась: не скрипит ли задняя дверь. Веки сомкнулись, голова упала на грудь, и она резко, так, что заболела шея, вскинула ее, потом все повторилось, и она уже не могла сопротивляться; измученная переживаниями, забылась тяжелым сном, оставив гореть свечу.

Ее разбудил страх, всепоглощающий и необъяснимый. Оплывшая свеча рисовала на стенах жирные пляшущие тени. И вдруг совсем рядом раздался крик: «Дельфина!»

Она бросилась к окну и высунулась на улицу. Над цветущим эвкалиптом стояла луна, и от нее на землю шел тусклый желтый свет. На небе – пи облачка.

– Адам, – прошептала она, но ответом ей было лишь монотонное стрекотанье сверчков. Она открыла дверь и окинула взглядом коридор. Никого. Адама в комнате но было. Все так же белела нетронутая постель. Возвращаясь к себе, она услышала, как кашляет в своей спальне тетя Эстер, и сердце сжалось от испуга.

Она больше не легла, страх все еще жил в ней. Дельфина. Так звал ее только Адам. Закутавшись в халат, она села возле окна, стала смотреть на звезды. Луна ушла, и на западе, совсем близко от земли, в бледном предрассветном небе сиял Орион.

Дели встала, умылась холодной водой из расписного голубого кувшина. Глянула в зеркало на туалетном столике: измученное лицо, под глазами глубокие тени, веки опухли от слез.

Запах бекона, доносящийся из столовой, вызвал тошноту, но Дели, собравшись с силами, привела себя в порядок и за завтраком выглядела как обычно. Адам не вышел к столу: пусть выспится как следует, может, тогда и настроение изменится.

Адам опаздывает, – Эстер сдвинула черные брови. Бедный мальчик, ему вчера явно нездоровилось, Чарльз.

– Бедный мальчик, – передразнил Чарльз. – Лентяй он, а не бедный.

Эстер пошла в комнату Адама и вернулась встревоженная.

– Его всю ночь не было. Постель не разобрана. Она села за стол и рассеянно стала жевать яичницу с беконом, которая лежала перед ней на тарелке. Как бы там ни было, сам Адам не смог бы так аккуратно застелить постель. Она мысленно перебрала чернокожих служанок. Каков папочка, таков и сынок. Но из кого выбирать? Бэлла слишком толста и стара, Луси тоже толстая, к тому же у нее есть муж. Где же он мог проболтаться всю ночь? Она окинула взглядом Дели: опустив голову, та силилась проглотить кусок бекона.