Сладкое безумие (Глубокая, как река)

– Сейчас вы выглядите чуть получше, мисс Сент-Этьен. Я очень рад, – сказал Микайя, передавая девушке миску жаркого.

– Вы варите отменный кофе. У меня такой не получается. – Оливия поставила кружку на землю, взяла миску и зачерпнула ложкой густое варево.

– Нет ничего проще. Надо положить пригоршню кофе на пару кружек воды, и все тут.

– Но предварительно зерна нужно смолоть… и налить чистой воды, а не грязи, – с улыбкой сказала Оливия.

Микайя шутки не понял и нахмурился. Тогда она рассказала, как варила кофе для полковника, и великан долго смеялся, в восхищении хлопая себя руками по бедрам и приговаривая:

– Того парня, верно, удар хватил, когда он попробовал кофе.

Надо бы признаться, что удар едва не пришелся по ней самой, но Оливия решила молчать об этом.

– Удивительно вкусно, – воскликнула она, отправив в рот очередную ложку и прикрыв глаза от удовольствия. – Это оленье мясо? – спросила, посмотрев на тушу оленя.

– Нет, оленя я убил совсем недавно и повесил, чтобы стекла кровь, а жаркое у меня стояло на огне с раннего утра. Мне тогда крупно повезло – попался скунс.

– Скунс! – Оливия выронила ложку и изумленно уставилась на охотника. Не может быть! Видимо, она ослышалась.

– Это же настоящий деликатес, – в свою очередь удивился Микайя. – Нежнее мяса не бывает. Главное – прикончить скунса до того, как он успеет махнуть хвостом. Я же говорил, что мне повезло. А потом надо аккуратно отделить его вонючий пузырь, чтобы не попало на мясо. Нет ничего проще.

Несколько секунд Оливия колебалась. Не давала покоя мысль о вонючем зверьке, но голод взял свое, и девушка снова взялась за ложку. Жаркое и в самом деле было превосходное.

Охотник с интересом наблюдал за девушкой. Другая бы, узнав, что ей на обед предлагают скунса, нос бы воротила, а эта уплетает за обе щеки и еще нахваливает. Да и раньше себя показала молодцом. Не каждый мужчина встретит разъяренную медведицу лицом к лицу, а эта рыжая стояла, крепко сжимая в кулачке крохотный ножик, готовая бороться до конца и дорого продать свою жизнь.

– Вы вроде бы из городских? – спросил охотник, присмотревшись к ее нежной бледной коже и грубой мужской одежде. – Что вы здесь делаете одна, переодетая парнем?

– Я сбежала… от человека, который меня предал… Нет, на самом деле даже от двоих людей, которые меня предали, – добавила она и тяжело вздохнула, глядя в теплые карие глаза Микайи. Видно, человек бывалый, много повидавший на своем веку. Обожженная солнцем и ветром кожа на лице задубела и будто вытерлась, как старое одеяло из шкуры бизона, и слегка лоснилась. В длинных темных волосах и окладистой бороде было много седины, но держался Микайя прямо и в нем чувствовалась большая сила, хотя Оливия решила, что ему много за пятьдесят.

Несмотря на огромный рост и устрашающую внешность, от охотника исходили мягкость и доброта. За всю свою жизнь Оливия ни разу не встречала человека, которому могла бы доверить свои сокровенные мысли, если не считать, конечно, родителей. А Микайя Джонстон почему-то располагал к откровенности. И, еще не успев опомниться, девушка уже излила ему историю своей жизни, поведав о гибели родителей, предательстве опекуна и о самом обидном – о том, как ее предал и бросил Сэмюэль.

– Да-а, – задумчиво протянул Микайя, выслушав Оливию до конца. – Похоже, у вас никого не осталось. Разве только дядя в Новом Орлеане, но и на него надежды мало, судя по тому, что он не пустил родную сестру с мужем и ребенком на порог. Если уж человек родной сестре отказывает в помощи, с ним лучше дела не иметь. Такие хуже зверей, потому что звери повинуются инстинкту, а людям бог дал разум и чувства. Вот только они редко руководствуются сердцем или рассудком, – мрачно заключил охотник.

– Поэтому вы избрали жизнь вдали от людей? – осенило Оливию. Она чувствовала в Микайе Джонстоне родственную душу, как если бы оба были обижены жизнью и преданы близкими людьми.

– Такая молодая и такая проницательная, – удивился охотник. – Попали в точку, мисс. Наверное, я забрался в эту глушь в надежде найти здесь мир и покой. Природа – штука жестокая, но никогда не наказывает зря. Ее законы справедливы. А у людей… – Он не закончил фразу и умолк, угрюмо уставившись в огонь костра.

– У вас есть семья? – Оливия заранее знала ответ. Человек, который столь остро прореагировал на историю с дядей Шарлем, должен иметь семью.

– Была, но давно, когда я жил в горах Каролины. Была жена Мария, очень хорошая женщина, и ферму мы имели, правда, небольшую. Урожай собирали, когда какой, и я еще подрабатывал на кузнице. Была у нас и дочь, а сыновей бог не дал. Жена из-за этого очень переживала, а потом с нами поселился Вейлон, сын ее сестры. Его мать умерла, когда он был совсем маленький, и с отцом не повезло – никудышный мужик и семью бросил. Вейлона мы растили как своего сына, но он часто болел в детстве и, наверное, из-за этого, когда подрос, начал пить, буянить и приставать к девушкам в городе, а в конце концов погиб. Мария места себе не находила, когда ей сказали, что Вейлона убили за кражу лошади.

– А что ваша дочь? – нерешительно спросила Оливия.

– Она всегда хотела уехать с фермы, – с тяжелым вздохом ответил Микайя. – Ненавидела нищету, искала красивой жизни и в пятнадцать лет сбежала с плантатором из Виргинии. Позже мать попросила священника написать письмо, чтобы узнать, как там наша дочка, а та отписала, что ее муж не хочет знаться со всякой рванью. Всего-то один раз и получили от нее весточку. Мария отправляла потом письмо за письмом, но без ответа, очень расстроилась, заболела и отдала богу душу. После ее смерти я решил перебраться в Кьюмберленд. – Охотник улыбнулся, давая понять, что трагедия ушла в прошлое. – На сборы много времени не понадобилось. Оседлал коня, сплюнул в огонь и ускакал.

До сих пор Оливии казалось, что на ее голову свалились все беды мира, но сейчас ей стало стыдно за себя. Ее переживания не шли ни в какое сравнение с трагической судьбой Микайи Джонстона, и оставалось только поражаться его стойкости и мужеству.

– Выходит, вы прибыли сюда из самой Каролины? Пересекли Аппалачские горы, проехали через Кентукки, прежде чем добраться до Миссисипи?

– Пустяки. Мне случалось забираться еще дальше на Запад. Пару лет назад совершил небольшое путешествие с парнем по имени Култер, и мы забрались высоко в горы. Так высоко, что голова кружилась, когда вниз глянешь. Под ногами пропасть, а голова в облаках. Вот как высоко. Дошли до соленого океана и видели, как из земли бьет столб воды с грязью, будто из пушки. Воняет там, будто из пасти сатаны. Вот тогда и решил, что надо держаться ближе к Миссури. Здесь места отличные.

В Сент-Луисе до Оливии доходили из вторых и третьих рук казавшиеся неправдоподобными рассказы Култера. Он утверждал, будто своими глазами видел ямы с кипящей грязью и бившие из расщелин струи горячей воды, но ему верили немногие. Тем более что в ходе экспедиции Люиса и Кларка никто ничего подобного не встречал. А сейчас, глядя в глаза Микайи, девушка понимала, что он говорит правду.

– Много же вы повидали на своем веку, – заметила Оливия. – Это вроде, как говорят, увидеть слона.

Микайя в ответ рассмеялся:

– Мисс, я не только видел слона, но и пристрелил его, снял шкуру и мяса отведал.

– Ну, и как оно на вкус? – тоже улыбнулась Оливия.

Охотник на миг задумался, почесывая дремучую бороду и весело сверкая карими глазами. Наконец сказал:

– Уж больно морщинистый.

И оба расхохотались.

– Но вот, вы тоже попутешествовали на славу и мир повидали, всю Европу объехали, в Париже небось побывали и других местах, а я просто себе не представляю, как мог бы плыть через соленый океан.

– Долгое время меня тянуло назад, но это прошло после смерти родителей.

– А теперь?

– Теперь мне там нечего делать. Теперь я американка, как и вы. А вы охотник? – спросила Оливия, глядя на тушу оленя.

– Нет, я убиваю зверей только для пропитания. Ради шкуры или ради меха – никогда. Пускай этим другие занимаются, а я не буду стараться ради городских франтов, которые жизни не мыслят без шапки из бобра.