Покорение Гедеона

С удивительной силой Прюденс, согнувшись для защиты, вырвала запястья из руки Гедеона. Его хватка ослабла, когда он начал расстегивать ее штаны.

— Будь проклята ваша черная, гнусная душа! Если вы хоть пальцем меня тронете, я перережу вашу несчастную глотку!

— Своим острым язычком? Замечательное оружие, моя маленькая любовь, — насмешливо проговорил Гедеон. — Но могу тебе сказать, меня нелегко убить. Мужчины, посильней тебя, пытались, и у них ничего не вышло. Теперь иди сюда и дай мне показать на практике то, о чем я рассуждал, когда мы первый раз вместе купались.

— Сначала я увижу вас повешенным и четвертованным, — поклялась Прю. Но в ее словах не хватало убежденности. Вспомнились шрамы на его красивом теле, и представление о нем, страдающем от смертельной раны, вызвало в ней неуместную слабость.

— Иди сюда, дорогая. — Он шагнул к ней, заставив ее отшатнуться.

— Не называйте меня так! — зашипела она. — Я не ваша дорогая. И мы оба это знаем.

— Нет? Тогда кем же ты хочешь быть? — Он подошел на шаг ближе.

— Я никем не хочу быть, подите прочь! — Ноги ее уперлись в край кровати.

— Ты хотела быть мужчиной, — возразил он, перехватывая ее, когда она начала отступать к столу, на котором среди других вещей стоял аккуратно закрепленный на шарнирах и тщательно закупоренный пузырек с чернилами.

— Я ни разу не говорила вам, что я мужчина. Не моя вина, что вы по ошибке приняли меня за парня. Я просто примирилась с вашим мнением и не стала спорить.

Гедеон вытаращил глаза, услышав ее возмутительное заявление. Или она и вправду святая простота, или дразнит его. Зная Хэскелл, можно быть уверенным в последнем. Его взгляд упал на потрепанные штаны, которые он выдал ей, когда она первый раз пришла к нему. Вряд ли и тогда они были новыми, но сейчас штаны совершенно потеряли форму и имели ужасный вид. Вдобавок не хватало трех пуговиц, и штаны висели на бедрах, обнажая полоску невероятно белой тонкой талии.

Нежно-округлые плечи были обнажены, но на груди все еще держалась полоска ветхой ткани. Эта женщина обладала властью над ним, и ему приходилось бороться, защищая себя. Потому что помоги ему Бог, если она раскроет эту тайну!..

Он намеренно начал преследовать ее по всему периметру маленькой каюты. Еще один поцелуй — это все, что он получил. Но он был чертовски уверен, что заставит ее трястись от страха, прежде чем отпустит!

Запыхавшаяся Прюденс с трудом перевела дух. Сердце колотилось, кружилась голова. Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее, и он поцеловал. Судя по его виду, он собирался сделать это снова. Она должна лучше закрепиться в его сердце, памятуя о будущем, не то, похоже, поцелуи — это все, что она получит от него.

С мимолетным сожалением подумав о шелковом платье, рюшах на нижней юбке и вышитых рубашках, в которых она представляла себя в ночь, когда станет женщиной, Прю пригладила волосы, облизала губы, поморщилась и, вскинув голову, посмотрела на него. Каким-то образом надо заставить его забыть о том, как она выглядит внешне, и видеть только то, какая она в глубине.

Каким-то образом это должно быть сделано.

— Хэскелл, что ты стряпаешь в своем хитром маленьком котелке?

Она округлила глаза и моргнула.

— Я… Что вы сказали?

— Первый раз я увидел у тебя это особенное выражение, когда ты выиграла три доли у Бена и две у Томаса. В следующий раз я увидел его, когда ты добилась своего и заняла место гарпунера у Тоби. Куда сейчас ты закидываешь удочку?

— У меня нет никакого особенного выражения, и я вовсе не закидываю удочку!

— Нет? — Его простодушная улыбка была слишком искусственной, чтобы поверить ей.

— Но если вы так думаете, скажите, что…

— …что я собираюсь сделать?

Она почувствовала, как вся залилась краской, и только молилась, чтобы он ничего не заметил под загаром и при тусклом свете.

— Гедеон…

— А куда пропали «капитан и сэр»? — Голос опасно глубокий и мягкий, как зыбучий песок.

Ее пальцы обхватили пузырек с чернилами. Наверное, только для того, чтобы он схватил ее за запястье и заставил выпустить пузырек. Другой рукой он поднял ей подбородок. Зубы его сверкнули в дьявольской улыбке, а она крепче сжала губы, защищаясь от вторжения. Конечно, он сильнее ее, но у нее есть собственное оружие.

Беда только в том, что в его поцелуе не чувствовалось никакого насилия. Поцелуй был соблазняющий, чистый и простой. Но Прю продолжала сопротивляться в уже проигранной битве с собственным сердцем. Не лучше ли без хныканья подчиниться?

Он положил ее на спину на широкую кровать и сам полулег сверху, но осторожно, щадя ее. Потом начал нежнейшими движениями лизать линию между губами, исследуя поверхность ее маленьких белых зубок. Когда Прю почувствовала на груди его руку, у нее перехватило дыхание, а рот покорно раскрылся. И тогда начался танец, такой искусный и такой сдержанный, что у нее голова пошла кругом.

И очень скоро она опьянела от вкуса его языка, ласкавшего ее язык, от жара его слюны, от атласных губ, таких твердых и в то же время таких нежных и соблазняющих.

— О, блаженство! — выдохнула она, когда он оторвался от ее лица и впился в него потемневшими от страсти глазами.

— Блаженство? — хрипло повторил он. — Надеюсь, что так, моя дорогая малышка. Мне было бы неприятно думать, что без практики я полностью потерял свое мастерство.

Они оба, тяжело дыша, смотрели друг другу в глаза. И вдруг, к удивлению Прю, он отодвинулся.

— Гедеон? — прошептала она, когда он поднялся и сел рядом с ней. Прю озадаченно глядела на его спину, его могучие плечи, будучи уверена, что он потрясен поцелуями не меньше, чем она.

Пальцем она провела линию по его тугим ягодицам, и он вздрогнул так, будто она приставила к нему горящую головешку.

— Вам не нравится? — спросила она.

— Не нравится что? — С хмурым видом он обернулся к ней. — Твоя рука на моем теле? Проститутка Друсилла делает это искуснее.

Потрясенная его жестокостью даже больше, чем грубостью, Прю села, невольно позволив забытой полоске ткани упасть с груди.

— Я имела в виду мои поцелуи. Но если и это Друсилла делает лучше, почему бы вам не научить меня? Я быстро научусь, Гедеон, вы же знаете, я учусь быстро.

Он даже не посмотрел на нее. Она смело взяла его громадные лапы и сжала в своих маленьких руках. Она была очень сильная. Может быть, ее рукам не хватало мягкости, белизны и гладкости, но силы они набрались.

— Гедеон, научите меня.

Он откинул назад голову, и ей показалось, что она услышала вздох. Ободренная этим, она встала на колени и обвила руками его талию. И ее голые груди прижались прямо к его спине. Он все еще не снял свою легкую батистовую рубашку, но ткань была такая тонкая, что она видела, как просвечивает потемневшая от загара кожа, ощущала жар и крепость его тела.

Что-то внутри ее затрепетало. Ноги и руки налились тяжестью, и жар заструился по всему телу, скапливаясь в треугольнике внизу живота.

Осторожно и нежно она принялась вытаскивать полы рубашки из брюк. Действуя чисто инстинктивно, она всунула руки под рубашку и стала поглаживать его голую кожу. Такую атласную, такую теплую. Его запах вызвал в ней какую-то странную алчность. Съесть его! Каким-то образом стать его частью!

Гедеон ожидал, что сейчас вся прошедшая жизнь вспыхнет перед его глазами. Он слышал, что это бывает в минуты исключительной опасности. И хотя он стоял на пороге смерти куда как часто, с ним такого никогда не случалось.

В этот момент он чувствовал себя в такой опасности, страшнее которой он прежде ничего не испытывал. Но почему? Он и сам не мог понять. И в ответ на необъяснимую угрозу разозлился.

— Будь прокляты твои хитрые глаза, Хэскелл! Или ты самая наглая женщина из всех, кого я имел несчастье встречать, или… — его охватило глубокое отчаяние от этой мысли, — ли самая невинная! — Что едва ли возможно.

В любом случае ему лучше убраться отсюда, пока он не сделал чего-то такого, о чем они оба будут жалеть.