Мой милый плут

Чарли энергично потряс головой, проклиная себя за свое косноязычие.

– Да нет же! – с отчаянием воскликнул он. – Вы ведете себя как леди. Как самая настоящая леди.

– Как настоящая леди? – переспросила Одри. – Это хорошо.

– Но, скажу вам честно, мне больше нравилось, как вы держались поначалу.

И Чарли, не удержавшись, прикоснулся пальцем к ее подбородку. Одри вздрогнула и прерывисто задышала.

– Правда? – задыхающимся шепотом спросила она.

– Правда.

Одри подняла на него свои огромные сияющие глаза. Они были похожи на августовские хрустальные звезды, и эти звезды наплывали на Чарли, манили его к себе, и как-то так получилось, что их губы вплотную приблизились друг к другу.

– Мисс Адриенна, – тихо сказал Чарли. – Мне кажется, что вы должны перестать копировать юных бездельниц из Джорджии. Поверьте, вы и без того прекраснее всех девушек, которых я встречал в своей жизни. И способнее.

Бедняга Чарли! Он-то хотел сделать комплимент, сказать, что Одри гораздо приспособленнее к суровой жизни, чем ее ровесницы из далекой Джорджии, но она истолковала его слова по-своему. Одри неожиданно выпрямилась, врезавшись при этом головой в подбородок Чарли.

У него искры посыпались из глаз.

Одри потерла рукой ушибленный лоб, затем потерла подбородок Чарли. Чарли напрягся от ее прикосновения, но Одри, казалось, и не заметила этого.

– Простите, Чарли… то есть, мистер Уайлд, – сказала она. – Я не хотела вас ударить. Но вы сами виноваты.

– Я виноват?

Она убрала руку, и Чарли принялся самостоятельно массировать ушибленное место. “Однако крепкая же у нее голова!» – подумал он при этом.

– Вы, конечно, очень добры, мистер Уайлд, но, право же, я не заслуживаю таких слов. Да вы и сами думаете обо мне иначе, чем говорите.

– С чего вы взяли?

– А разве не так? – усмехнулась Одри. – Вы – человек воспитанный и хотели сделать мне приятное, но при этом солгали, я же знаю. Не могло вам нравиться то, как я вела себя прежде. Я же совершенно невоспитанная девушка, неотесанная, деревенская. Куда уж мне до настоящих леди!

– Но поверьте, мисс Адриенна, нет ничего лучше… Она приложила пальцы к губам Чарли, призывая его к молчанию.

– Нет, не говорите больше ничего, мистер Чарли Уайлд, или я нарушу свое слово и поцелую вас.

– Вы правда… хотите?

– Очень, – кивнула Одри, не отводя пальцев от его губ. – Хотя и знаю, что вам это неприятно.

– Неприятно? – поразился Чарли.

– Конечно. Какому джентльмену может понравиться девушка, которая сама падает в его объятия? Которая сама лезет целоваться?

Искушение становилось не просто сильным, а совершенно невыносимым. Их разговор распалял Чарли с каждой секундой, с каждой новой фразой.

– Сама, сама, разве не так? – сорвалось с языка Одри, и Чарли немедленно вспомнил про Минни Мейфилд. Та говорила точно с таким же акцентом и похожим выражением на лице.

Память тут же перенесла Чарли на много лет назад, в милую старую Джорджию. Он снова увидел себя лежащим в стогу сена с Минни Мейфилд, женой старого Мейфилда. Старику уже перевалило за восемьдесят, а Минни не было и двадцати. Ее выдали замуж только для того, чтобы не упустить имущества Мейфилда, – какая уж там любовь! А Чарли было тогда всего-навсего семнадцать, и молодая кровь его бурлила в жилах.

Кстати, в первый раз Минни отдалась ему именно после танцев, на которых он играл “Лесной квикстеп”. И тогда, прямо в сарае старого Мейфилда…

Нет-нет, это слишком опасные воспоминания. Особенно в такой напряженный момент.

– Конечно, – донесся до него голос Одри, – какому же джентльмену может понравиться такая девушка?

– Любому, – брякнул Чарли. Одри расхохоталась в ответ.

– Ну, уж вы скажете, мистер Уайлд! – Она отступила назад и добавила с явным сожалением: – Но, признаюсь честно, мне нелегко держать себя в узде. Особенно после “Лесного квикстепа”. В этой музыке есть что-то такое, что разжигает кровь.

Тут уж Чарли не выдержал и спросил:

– Так, что голова начинает кружиться, а ноги – дрожать?

– Точно. Именно так, – прошептала Одри и снова прижалась к груди Чарли.

Он застонал и медленно опустился под яблоню, на теплую землю.

Потом Чарли целых три дня старался держаться подальше от Одри и сходил при этом с ума. Чтобы не пропасть окончательно, он с головой ушел в работу. Починил ставни, подправил стойла в конюшне, привел в порядок простреленный шерифом буфет, вставил новое стекло – одним словом, трудился все дни напролет. Он и в город успел съездить, чтобы помочь Пичи Джилберту починить школьную крышу.

Но, несмотря на все уловки, Чарли все равно не мог избежать встреч с Одри, тем более что она появлялась перед ним всякий раз нежданно, без зова, и тогда он только опускал глаза и вздыхал. Он старался не смотреть на Одри, потому что иначе страсть могла бы перехлестнуть через край, и Чарли не удержался бы от того, чтобы не расцеловать свою красавицу, не утащить ее на сеновал и… И тогда случилось бы непоправимое. Тогда Чарли стал бы куда более страшным преступником, чем мог его представить себе даже Фермин Смолл в своем полицейском бреду.

Нет, если уж и суждено Чарли погубить свою душу, то пусть эта гибель ограничится кражей одних только рубинов. Украсть при этом еще и веру в людей у такой девушки, как Одри, – это, согласитесь, было бы уж слишком.

Рубины, проклятые рубины. Мысль о них не покидала Чарли.

Конечно, почти все его друзья обзавелись работой, но ведь это была временная работа. Кто знает, сколько это продлится? Да, они все вместе – первоклассный оркестр. Но кому нужен такой оркестр в каком-то занюханном Розуэлле?

Но самая большая беда даже не в этом. Ведь рано или поздно обнаружится, что именно они были причастны к тому ограблению в Арлетте. Либо тетушка Пэнси заявится в Розуэлл, либо кто-то из парней случайно проболтается – всякое может случиться.

Нет-нет. У них один выход – добыть эти камешки и поскорее убраться отсюда, подальше от Розуэлла.

Мысль о предстоящей краже изводила Чарли. До чего же не хотелось ему возвращаться на скользкую дорожку после тихого житья-бытья на ферме этих милых леди Хьюлетт, после возвращения – пусть и на короткое время – к самому любимому в жизни занятию – музыке! И что с того, что обе попытки ограбления окончились для них неудачей? Попытки-то были? Были. А значит, все они – преступники, и он, Чарли, самый главный из них.

Однако жизнь текла своим чередом, и наконец настала великая среда – в это утро на ферме Хьюлеттов собиралась Дамская литературная лига славного города Розуэлла. Оркестр был наготове задолго до начала их заседания. Все парни явились подтянутыми, выбритыми, в своих лучших костюмах – у кого что сохранилось за время их скитаний.

– Эх, нам бы сейчас нашу старую униформу, – мечтательно сказал Харлан Льюис, отряхивая пылинку с наглаженных брюк.

– Я свою потерял, когда мы попали в окружение. Тогда, в шестьдесят четвертом, – уныло заметил Пичи Джилберт.

– Со временем у нас с вами будут еще концертные костюмы, парни, – солгал Чарли для поддержания боевого духа.

Все, включая Харлана и Лестера, посмотрели на него с надеждой, безоговорочно веря каждому его слову, и от этого Чарли стало не по себе.

– Темно-синие, а, Чарли? С серебряными пуговицами, – мечтательно протянул Фрэнсис Уотли. Когда-то он прослужил в Америка-Сити пару лет в должности помощника шерифа и с тех пор сохранил приверженность к полицейской форме.

– Темно-синие? – поморщился Джордж Олден. – Ты что, Фрэнсис, хочешь походить на мордоворота с бляхой? Нет, лучше коричневые, с золотым шитьем.

– Коричневые? – подал голос Харлан. – Мрачновато, по-моему.

– Хорошо, – вступил в разговор Пичи. – Пусть не коричневые. Тогда с рыжиной. Как ржавчина.

– Ржавчина? – удивился Харлан. – Да ты что, Пичи, разве мы водопроводчики?

– А ты представь, – продолжал настаивать Пичи. – Такие, знаешь… с оранжевым отливом.