Запретное прикосновение

— Благодарить?! Дамона? — Мириам не могла сдержать возмущения. — Неужели вы не слышали о его жадности? Жестокости? Рассказывают, он собственными руками содрал платье со своей любовницы и забил ее насмерть только за то, что несчастная стянула у него несколько монет. Ох, извините, что говорю об этом!

— Я тоже слышала. Еще год назад.

Кьяра содрогнулась от ужаса. Не раз в дневные и вечерние часы рисовала она себе эту страшную картину, и та являлась ей в ночных кошмарах. Она жалела неудачливую воровку, но разве могла тогда представить, что сама станет вскоре невестой этого человека? Возможно, одной из его новых жертв; будет связана с ним на всю оставшуюся жизнь.

Девушка зашагала по комнате, не в силах сдержать волнения, беспрерывно потирая руки. Но не от холода, хотя в комнате было и в самом деле довольно прохладно.

Она вновь подошла к окну, взглянула на темные склоны, на силуэты гор, словно искала у них ответа на свои мысли, искала помощи и опоры. Сил для продолжения жизни.

Взгляд ее упал на только что восстановленный кусок крепостной стены, где в лунном свете блестел медный крест. Она вспомнила слова брата. Кажется, это были его последние слова:

«Клянусь, Шалон снова обретет свободу и покой…»

А сейчас от нее во многом зависит, чтобы его мечта стала былью. Мечта любимого брата.

Кьяра прижала руку к оконному стеклу, словно желая прикоснуться к небесам, где она может встретиться с ним, с его бессмертной душой.

«Во имя тебя, Кристоф, во имя твоей предсмертной клятвы я сделаю это».

Она очнулась от дум, повернулась к стоявшей неподвижно Мириам.

— Мой брат, — сказала девушка, стараясь придать голосу твердость, — погиб за нашу маленькую страну. Разве жертва, которую я приношу, может хоть в какой-то степени сравниться с этим? Скажи, Мириам, — теперь ее взор был устремлен на пламя единственной свечи, — семь лет, семь долгих лет продолжалась эта война. И вот наконец наступил мир. Быть может, только мое замужество в состоянии поддержать его, укрепить. Положить конец страданиям людей, связать узами добрососедских отношений Шалон и Тюрингию. Отец считает, что наши дети…

Кьяра запнулась. Сердце у нее оборвалось. Наши дети… Боже! Дети от Дамона…

— И однажды, — вновь заговорила она, — эти дети смогут сделаться правителями обеих наших стран, Шалона и Тюрингии, ставших единым королевством. — Ей показалось, что в комнате стало намного темнее. Незримые злые силы наступали на нее из углов, пытаясь схватить в свои объятия. — В общем, — закончила она, — у меня нет выбора, Мириам.

Наступило долгое молчание.

Мириам первой прервала его, нарушив тем самым одно из основных правил дворцового этикета. Голос ее был полон сдерживаемого волнения и боли.

— Вы очень мужественны, принцесса Кьяра, — сказала она.

Та прикрыла глаза, понимая, что не заслуживает подобной похвалы. Вовсе она не смелая. Нисколько. Да она вся дрожит от страха! Хорошо, что Мириам не слышит, как бьется ее сердце.

Однако ей не следует думать о себе, о своих страхах и бедах, о своем утерянном счастье. Нужно лишь исполнить долг. Проявить ответственность и понимание. Больше ничего. В первый и, быть может, последний раз в жизни стать достойной своего титула принцессы.

— По крайней мере путешествие обещает быть интересным, ты права, Мириам, — промолвила она, пытаясь улыбнуться и обрести хотя бы малую толику той жизнерадостности, какой обладала в прежние годы. — На рассвете, когда свадебный кортеж покинет замок, впервые за последние семь лет я окажусь за его воротами. Наконец-то увижу мир, о котором до сих пор лишь читала в книжках. Таких, как эта. — Она указала на книгу, лежавшую на подоконнике.

— Разумеется, ваша светлость, — охотно откликнулась Мириам. — И вполне возможно, принц Дамон весьма изменился за последнее время. Во всяком случае, пока он верен слову и выполняет обещания. В дни вашего пленения с вами и вашим батюшкой обращались неплохо, а его наемники, как он обещал, уже покинули наши земли.

— Быть может, победа сделала его великодушным, — предположила Кьяра, очень желая в это верить. — Да, Мириам, путешествие будет долгим и утомительным, и первый день наверняка покажется особенно трудным, а потому я хочу хотя бы немного поспать. Иди и скажи Альцине, чтобы приготовила постель. Я попрощаюсь с гостями и вскоре лягу.

Мириам поклонилась:

— Все будет исполнено, принцесса.

Кьяра видела только светлые волосы своей Камеристки, но когда та выпрямилась, в голубых глазах блестели слезы.

— Я буду молиться за вас, госпожа, — прошептала она. — Доброй ночи.

Тихо прикрыв за собой дверь, Мириам отправилась исполнять распоряжения Кьяры.

Та же, задумчиво проводив ее взглядом, тронутая, как всегда, доброжелательностью и сочувствием молодой женщины, медленно наклонилась, чтобы взять в руки книгу, сиротливо лежавшую в углу подоконника. Книга была раскрыта на потертой странице с одним из любимых ее стихотворений. Оно называлось «Соловей» и принадлежало перу поэтессы прошлого века Марии Французской. Позолоченные страницы жутковато блестели в лунном свете, по-прежнему проникавшем в окно.

Выпрямившись, Кьяра какое-то время ласкала пальцами знакомые строки, которые столь много ей говорили о безразличии, жалости, жестокости. Но слова Мириам не выходили у нее из головы.

Неужели слухи о каких-то бунтарях, мятежниках, замышлявших выступить против Дамона, — правда? Скорее всего это пустые разговоры, когда желаемое выдают за действительное. Но что, если за этим скрывается нечто серьезное? Опасное?

Захлопнув книгу, Кьяра решила поделиться своими сомнениями с одним из советников отца, сэром Брейдоном, и сделать это завтра, перед самым отъездом. Он мудрый человек и знает, что предпринять. Да, так она и поступит.

Задув свечу, Кьяра направилась к двери.

Но на полпути вспомнила, что не взяла корону — та осталась на полу, куда Кьяра уронила ее. Снова она подошла к окну и в полутьме, опустившись на колени, принялась искать потерю.

Когда ее пальцы дотронулись наконец до изящного и тонкого, усеянного драгоценными камнями золотого обруча, девушка поняла, что тот немного смялся при падении, и подумала, что отец будет весьма недоволен, если заметит. Это еще сильнее омрачит их расставание. Вертя корону в руках, Кьяра попыталась выправить вмятины, но вдруг услышала какой-то звук из дальнего конца комнаты и замерла от ужаса.

Кто там? Она вглядывалась в темноту, ощущая, как чья-то рука приоткрывает дверь. Но все было тихо. Темно и тихо, и от этого делалось еще страшнее. Быть может, мышь копошится в углублениях древних стен? Наверное. Кто из смертных посмеет проникнуть в покои короля без стука?

— Отвечайте, кто вы? — негромко произнесла Кьяра.

Молчание и тишина были ей ответом.

Она уже направилась было к двери, когда вновь услышала странный звук.

— Кто вы? — крикнула она и попятилась назад, пока не ощутила спиной твердый холодный камень подоконника. — Я требую ответа!

— Не бойтесь, госпожа.

Голос был мужской. Тихий, спокойный, но довольно резкий. Определенно, он принадлежал человеку низкого происхождения. Судя по всему, крестьянину.

Ей стало легче. Вероятно, это кто-то из слуг, позванных разносить блюда и напитки между пиршественными столами. Негодяй, конечно, напился и отправился бродить по замку, надеясь что-нибудь стянуть, — Ты понимаешь, куда пришел? Здесь покои самого короля!