Чужеземец

— Миссис Рэндолл очень интересуется травами, — поведала она своему спутнику, закивавшему с вежливым видом. — Сушит их в книгах, и все такое.

— В самом деле? — Мистер Крук с любопытством поднял кустистые седые брови. — У меня есть сушилки — настоящие, прошу заметить, — для растений и всего такого. Мне их подарил племянник, когда приезжал на каникулы после университета. Он их привез специально для меня, и мне недостало духа сказать, что я ни в чем таком не нуждаюсь. Сушить травы — это понятно… На сетке или в связках… Но зачем их расплющивать — я понятия не имею.

— Ну, может, чтоб на них полюбоваться, — любезно подсказала миссис Бейрд. — У миссис Рэндолл есть прелестные фиалки… Хоть сейчас вставляй в рамочку и вешай на стену.

— Хм. — Морщинистое лицо мистера Крука выразило величайшую степень сомнения в целесообразности такого предложения. — Ну, если они могут вам сгодиться, то забирайте эти сушилки, я все равно собирался их выкидывать. Мне они ни к чему.

Я заверила мистера Крука, что с удовольствием воспользуюсь его сушилками для растений и еще с большим удовольствием посмотрю на его коллекцию трав. Он пристально взглянул на меня, склонив по-птичьи голову набок, но, наконец, решил, что мой интерес заслуживает уважения, и мы договорились встретиться завтра утром, чтобы прогуляться по окрестностям. Я знала, что Фрэнк всю первую половину дня проведет в городской ратуше, и была рада поводу не ходить вместе с ним и не рыться в старых бумагах. На мой взгляд, все эти архивы были ужасно скучными.

И вот, наконец, Фрэнк распрощался со священником, и вместе с миссис Бейрд мы отправились домой. Мне не хотелось с ней говорить о пятнах крови на ступенях, но у Фрэнка, мы видели, на сей счет не было никаких предрассудков, и он принялся расспрашивать нашу домовладелицу о местных обычаях.

— Должно быть, традиция очень старая, верно? — поинтересовался он.

— О, да. — Миссис Бейрд, хоть и с трудом, поспевала за ним, но даже не помышляла о том, чтобы попросить нас идти помедленнее. — Обычаи такие давние, что никто и не знает, откуда они пошли, мистер Рэндолл. Наверное, еще со времен великанов.

— Великанов? — переспросила я.

— Ну да, Фион и Фейн, знаете?

— Гаэльские легенды, — с интересом заметил Фрэнк. — Местные герои. Скорее всего, с северными корнями. Вообще, здесь очень чувствуется влияние викингов, вплоть до самого побережья. Даже названия норвежские, а вовсе не гаэльские.

Я вздохнула, предчувствуя очередную тему на историческую тему, но миссис Бейрд заулыбалась и принялась расспрашивать моего мужа.

— Так, значит, это правда? Она была на севере и видела камень Двух Братьев? Значит, он и правда остался от викингов?

— Они посещали побережье многократно с шестого по четырнадцатый век, — мечтательным голосом пояснил Фрэнк, который, похоже, в этот момент видел внутренним зрением драккары, несущиеся по волнам. — Да, викинги… И они привезли с собой все свои мифы, а у них их было немало… Эти вещи тут укоренились.

Да, в это легко было поверить. Надвигались сумерки и, похоже, несли с собой бурю. Жутковатый свет сочился из облаков, и даже современные дома вдоль дороги выглядели древними и жутковатыми, равно как и обветренный пиктский камень, стоявший в сотне футов от нас на перекрестке дорог. В такую ночь хорошо было сидеть дома с запертыми ставнями.

Однако, вместо того, чтобы уютно устроиться в гостиной миссис Бейрд и любоваться развешанными по стенам картинами, Фрэнк предпочел принять приглашение на стаканчик шерри от мистера Бейнбриджа, местного поверенного, интересовавшегося городскими архивами.

Вспомнив свою первую встречу с мистером Бейнбриджем, я предпочла остаться дома.

— Постарайся вернуться до начала бури, — попросила я, целуя Фрэнка на прощание. — И передавай привет мистеру Бейнбриджу.

— Хм, да, да, конечно.

Стараясь не встречаться со мной взглядом, Фрэнк набросил на плечи плащ и, взяв с собой зонтик, вышел в коридор. Я закрыла за ним дверь, но не стала задвигать засов, чтобы он мог спокойно вернуться. Затем я прошла обратно в гостиную, невольно подумав о том, что Фрэнку будет приятно сделать вид, будто у него вовсе нет жены, и мистер Бейнбридж с удовольствием поддержит его в этом. Впрочем, мне ли его винить в этом?

Поначалу, вчера, когда мы посещали мистера Бейнбриджа, все шло не так уж скверно. Я вела себя тихо, вежливо, старалась выглядеть умной, но незаметной и хорошо воспитанной, — как полагается Идеальной Жене оксфордского дона до тех пор, пока не подали чай. Вспомнив об этом, я взглянула на свою правую руку, где до сих пор красовался ожог на всех четырех пальцах. В конце концов, не моя вина, что мистер Бейнбридж, вдовец, довольствовался дешевым жестяным чайником вместо нормального, фарфорового. Так же никто не виноват, что поверенный, желая проявить вежливость, попросил меня разлить чай в чашки. Также не его вина, что держатель, который он мне вручил, оказался растресканным, и накаленная докрасна ручка чайника обожгла мне руку.

Нет, сказала я себе, то, что я выронила чайник, — в этом не было ничего противоестественного. То, что я уронила его на ковер мистера Бейнбриджа, было всего лишь досадной случайностью, — надо же мне было его куда-то уронить. Хотя, конечно, восклицать при этом: «Твою мать!» едва ли стоило…

Оправившись от шока, мистер Бейнбридж проявил всю необходимую галантность, засуетился, перевязывая мне руку и не прислушиваясь к объяснениям Фрэнка, который смущенно принялся рассказывать, что последние два года я провела в полевом госпитале.

— Боюсь, что там моя жена подхватила пару крепких выражений от янки и всех прочих, — пробормотал Фрэнк с нервной усмешкой.

— Точно, — подтвердила я и поморщилась, оборачивая руку мокрой салфеткой. — Мужчины иногда выражаются довольно цветисто, когда вынимаешь из них осколки шрапнели.

Мистер Бейнбридж попытался тактично перевести разговор на нейтральную историческую почву и заявил, что всегда интересовался тем, как изменяется просторечный язык с течением времени. Он привел пару примеров гаэльских ругательств, и Фрэнк с удовольствием поддержал эту тему.

— Верно, — подтвердил он, убирая со лба челку. — Ругательства постоянно эволюционируют.

— Да, и это продолжается до сих пор, — подтвердила я, взяв кусок сахара щипчиками.

— О?! — вежливо обернулся ко мне мистер Бейнбридж. — Так вам встречались какие-то любопытные вариации на войне?

— Да, — кивнула я. — Любимое ругательство я подцепила у одного янки. Его звали Уильямсон, и он был родом, кажется, из Нью-Йорка. Он повторял это всякий раз, когда я меняла ему повязки.

— И что же это было за ругательство?

— «Иисусе Рузвельт Христос», — отозвалась я и уронила сахар Фрэнку в чашку.

…Посидев немного с миссис Бейрд, я поднялась к себе, чтобы успеть немного почитать до возвращения Фрэнка. Я знала, что он никогда не пьет больше двух бокалов шерри, и потому не сомневалась, что вернется он довольно скоро.

Поднялся ветер. В воздухе невольно ощущалось напряжение. Когда я принялась расчесывать волосы, они затрещали от статического электричества и тут же принялись завязываться узлами. Придется сегодня обойтись без положенных ста расчесываний, — решила я. — Достаточно и того, чтобы почистить зубы. Пряди волос упорно липли к моим щекам, сколько я ни пыталась отбросить их назад.

Воды в рукомойнике не оказалось. Фрэнк использовал ее всю, приводя себя в порядок перед встречей с мистером Бейнбриджем. Взяв бутылку минералки, я налила немного себе на ладонь, а затем провела руками по волосам. Еще немного воды, чтобы смочить щетку… После чего я зачесала волосы за уши.

Ну вот, так-то лучше, сказала я себе, вертясь перед зеркалом. Влага убрала статическое электричество, и теперь волосы тяжелыми блестящими волнами рассыпались по плечам.

Внезапно совсем рядом сверкнула молния, и послышался гром, после чего погас свет. Я негромко выругалась и принялась рыться в ящиках.

Где-то здесь были спички и свечи. В Шотландии так часто отключали электричество, что свечи стали необходимой принадлежностью любой комнаты. Я видела их даже в номерах лучшего эдинбургского отеля, — там они пахли медом и были изящно вставлены в стеклянные подсвечники с хрустальными подвесками.