Секреты скандальной невесты

С появлением дневного света к Элизе вернулась робость и застенчивость, и она покраснела, когда он настоял на том, чтобы поухаживать за ней, помыть ей спину и плечи. Она выхватила из его рук тряпку, когда он попытался помыть ей груди.

Когда она поднялась из воды, он занял ее место и быстро намылил и потер свое крупное тело. Она собиралась одеться, но он оказался рядом и прижал к себе.

– Нет, – прошептал он. – Еще нет.

Она почти растворилась в его объятиях. Да, она питала надежду, но была уверена, что этого не произойдет.

Он отнял у нее полотенце, отбросил его и шепнул ей на ухо:

– Ты забыла про десерт. А ведь ты единственный человек, который настаивает на нем.

От этих соблазнительных слов она почувствовала трепет.

– Десерт?

– Земляничная глупышка,- пояснил он, и она почувствовала, что он улыбается.

– Что ты имеешь в виду? У нас нет заварного крема, есть только тарелка…

Раньше чем она успела договорить, он схватил с подноса тарелку с земляникой и подтолкнул Элизабет к кровати, держа руки таким образом, чтобы она не смогла убежать. А спустя несколько мгновений она оказалась лежащей на кровати.

Она посмотрела в его потемневшее от страсти лицо, обрамленное влажными черными волосами.

– Позволь мне угадать, – смущенно сказала она. – Вот это земляника, а я и есть глупышка?

– Ты очень сообразительная, – пробормотал он и стал выкладывать ягоды на ее тело. Затем пристроил маленькую земляничинку на маковку ее груди и тут же накрыл ее губами.

Элиза застонала, когда он стал пощипывать ягоду, а затем и ее нежную плоть. Его руки сжали ей бедра, когда она попыталась пошевелиться.

– Нет-нет – зашептал он, – не шевелись.

Тем временем ягоды одна за другой исчезали от этого дерзкого набега, его голова опускалась все ниже, он был всецело поглощен своим делом. Ее ладони беспокойно скользили по постельному белью.

А затем, раньше чем она успела догадаться о его намерениях, его голова опустилась гораздо ниже последней ягоды. Элиза оцепенела, издав невнятный горловой звук.

– Как вкусно! – мурлыкал он, раздвигая ей бедра. Он мурлыкал и бормотал, словно дикое, красивое, хищное животное.

И хотя он не давал ее бедрам ни малейшего шанса вырваться из плена, он был удивительно деликатен и нежен в своих действиях.

И ее застенчивость очень скоро улетучилась. Было не важно, что он делает. Она хотела большего. Хотела быть с ним еще и еще.

Ее страсть возрастала при каждом движении его губ, рта, ладоней. Элиза возносилась все выше и выше, к некой таинственной возвышенной цели. Она ощутила себя в полете… но все было совсем иначе, чем ночью, когда он был внутри ее. Сейчас она была одна. И его последующий отказ позволить ей удовлетворить его очевидное желание, она ощутила как наказание, которое он был настроен понести и которое было явно незаслуженным.

Он ушел от нее с большой неохотой. И только лишь после того, как вырвал у нее обещание, что она не покинет монастырь. Было еще рано; только молочницы и прочая прислуга потаенными тропками пробирались по своим делам. Если Пимм был таким, как большинство джентльменов, он не покинет постель до тех пор, пока солнце не поднимется высоко.

У Роуленда было достаточно времени, чтобы позаботиться о закрытой карете для нее и дать последние указания Джошуа.

Но он не знал о том, что одна вдовствующая герцогиня, несмотря на ворчание, уже поднялась. Проснулась и другая леди, для которой было несложно вставать вместе с петухами. Когда три женщины думают сообща, ни y одного мужчины нет ни малейшего шанса поступить по-своему.

«Моя драгоценная!

Я надеялся, что вы дождетесь меня на воздухе прошлым вечером. Увы, нет. Я не могу выразить, насколько обеспокоило меня это событие. И я не потерплю, если вы находитесь с другим.

Я возвращаюсь в Лондон и строю дальнейшие планы. Я не в силах выносить те бесконечные минуты, которые отделяют меня от вас. Но скоро это закончится. И я буду с вами, мой ангел!

П.»

Элизабет захотелось разорвать на тысячу кусочков новое послание от Пимма, которое она нашла в ожидающей ее карете Хелстона. Но поскольку Элиза была не одна, она воздержалась от этого и просто сложила его под любопытствующими взглядами Люка, Эйты и Сары.

– То же самое? – мягко спросила ее Сара.

– Как всегда, – ответила Элизабет. – Я не понимаю, что за удовольствие находит Пимм в этих сентиментальных писульках.

– Поэтическая чушь никогда не поможет джентльмену в его ухаживаниях. Смена симпатий? – спросил Люк без малейшего намека на удивление.

Она постаралась ни с кем не встретиться взглядом.

– Нельзя быть столь прямолинейным, Люк, – сказала Эйта. – Ты, как никто другой, должен знать, что с подобными вопросами нужно быть очень деликатным.

Ее друзья имели весьма слабое представление о том, насколько глубоким и широким был поток осложняющих факторов. При полном молчании Эйта поправила украшение на громадной черной шляпе, а Сара успокаивающе пожала ей руку.

Люк наклонил голову, пытаясь увидеть лицо Эйты, наполовину скрываемое шляпой.

– О чём вы думали, надевая эту тарелку из вороньих перьев?

– Да будет тебе известно, что это редкостные австралийские черные попугаи. – И добавила тихо, что было весьма не похоже на нее: – Я уверена, вы прекрасно знаете, почему я это ношу. – Элизабет было ясно, что Эйта до сих пор страдает из-за прохладного поведения мистера Брауна в последнее время.

– Не думаю, что знаю. Мне доводилось слышать самые невероятные истории. Не в пример другим, я, однако, предпочитаю сведения из первых рук, – проворчал Люк.

– Что случилось? – спросила Элизабет, испытывая облегчение от того, что ей не надо отвечать на их вопросы.

Сара быстро покачала головой, молчаливо предупреждая подругу, и Элизабет пожалела о своих словах.

– Да, расскажите нам, – настойчиво попросил Люк.

– Ну, я решила, что нужно использовать современные методы. Если я хочу найти свое счастье, тут мало что можно сказать. Я не имею понятия, почему поднялся такой шум: я всего лишь задала своему очень давнему знакомому очень простой вопрос.

Выражение лица Люка стало грозным.

– Элизабет – яркий пример того, как должна поступать женщина, – продолжила Эйта.

– Прошу прощения? – Элизабет поежилась от взгляда Люка.

Эйта подалась вперед.

– Вы делаете то, что хотите, и не обращаете внимания на все тривиальные преграды, которые стоят на вашем пути.

– Прошу прощения?

– Вы на публике целовали Роуленда Мэннинга, – пояснила Эйта.

Люк покачал головой.

– Да, но у нее хватило ума надеть для маскировки парик. А вот вы загнали Брауна в угол прямо в бальном зале.

– Это было за пальмой в кадке, – уточнила Эйта.

– Вы целовали мистера Брауна? – От изумления Элизабет невольно хихикнула.

– Разумеется, нет!

– Леди Хоум может рассказать о вашем разговоре с мистером Брауном за пальмой в кадке. – Люк вздохнул. – И она перескажет это всем и каждому, кто пожелает услышать.

– И тем докажет, что она самая большая сплетница, которую только носила земля.

– Так это правда? – небрежно спросил герцог. – Вы, черт возьми, просили руки Брауна? – По его холодному выражению лица было ясно, что он ни на минуту в это не поверил.

Вдовствующая герцогиня, цвет лица которой обычно отличался бледностью, вспыхнула.

– Честное слово, Люк. Ты не имеешь понятия, до какой степени бесстыжей является эта графиня. Разве ты не видел, что она танцевала с ним три раза? Как будто нарочно плевала в меня.

– Вы думаете, что это она бесстыжая? – Люк покачал головой. – Знаете, я склонен не согласиться с вами. Я думаю, что Браун едва концы не отдал. И опять-таки вы не ответили на мой вопрос.

Эйта схватила веер и нервно начала им обмахиваться.

– Он отказал, – обрушила она фразу на ошарашенные физиономии. – Вот так. И как только Элизабет и Сара будут устроены, я отправляюсь в Корнуолл. Находиться летом в городе слишком жарко и немодно.