Неограненный алмаз

– Спит, – солгала она.

На лице Луанн промелькнула тень радости. Затем оно стало спокойным.

– Если со мной что-то случится, вы позаботитесь о ребенке? Я знаю, вы двое станете добрыми родителями для моей Бетси.

Пруденс задержала вдох, стараясь не разрыдаться.

– Конечно, мы сделаем это, – произнесла она наконец. – Верно, Брок?

– Не волнуйся, Луанн, – уверил Брок. – Мы позаботимся о ребенке.

На лице Луанн появилась благодарная улыбка. Она закрыла глаза. Удивительная безмятежность лица говорила, что ее душа покинула тело.

– Она умерла. – Закрыв лицо Луанн простыней, Пруденс дала наконец волю слезам.

Брок привлек к себе Пруденс и стал ее успокаивать:

– Не плачь, Рыжая. Не плачь. Ты сделала все, что было в человеческих силах.

Она замотала головой.

– Так же умерла и Клэр. Я знала слишком мало, чтобы спасти ее. – Она сжала в кулаках его рубашку. – И я потерпела неудачу.

Брок подвел ее к окну. Снова пошел снег.

– Никто не может сказать, почему Бог забирает того или иного человека. Нам этого не дано понять. Нам нужно верить в него и в то, что он поступает правильно. – Сам он с трудом смирился со смертью Кэтрин и Джошуа, но мысли о Боге все же помогли ему найти силы, чтобы жить.

– Ты ведь потерял жену, верно? – спросила Пруденс.

– Да. В его голосе было столько боли, что Пруденс машинально погладила его по щеке.

– Прости.

– Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, но не сейчас.

Смерть Луанн произвела на Брока слишком тягостное впечатление, чтобы вспоминать о том, как он потерял жену.

Пруденс повернулась к окну.

– Снег. – В ее голосе появилась тревога: – Из города будет трудно вернуться.

– Думаю, они останутся там на ночь. Моуди и Шорти не станут подвергать женщин риску. Они снимут комнаты в гостинице.

– Наверное, ты прав.

Брок тихонько взял ее за руку и повел к двери.

– Ты выглядишь измученной. Думаю, тебе надо отдохнуть. Я позабочусь обо всем, что еще надо сделать.

Пруденс почувствовала невыразимую благодарность. Ей было бы намного труднее вынести все тяготы сегодняшнего дня, если бы не Брок. И не его доброта.

Они задержались перед дверью спальни Пруденс.

– Я еще не поблагодарила тебя за все, Брок. Я...

Он закрыл ее рот ладонью.

– Не благодари. Мне всегда было жаль Луанн. Я сделал лишь то, что сделал бы любой при подобных обстоятельствах.

– Ты был очень добр к ней. Может, тебе следовало стать доктором.

– Нет, я на это не способен. Я слишком испугался. В самом деле испугался. Мне никогда не приходилось сталкиваться со всем этим раньше. А вот ты удивительно хорошо держалась. Я восхищен тобой. – Брок хотел добавить, что не только восхищается, но и любит ее, однако момент для подобного признания был крайне неподходящим.

Она покачала головой.

– Чем уж тут восхищаться, – и слезы вновь брызнули из ее глаз.

– Ладно, ладно, любовь моя, хватит плакать. – Брок поцеловал ее в макушку и стер слезинки со щек.

– Как тебе удается всегда оставаться таким хорошим? – тихо спросила Пруденс.

Брок не ответил. По-дружески поцеловав, он открыл дверь в ее комнату и пожелал доброй ночи.

Глава 18

Двумя днями позже в сумерки на том месте, где лежали надгробные плиты, собралась небольшая группа скорбящих людей.

Строки из Библии над могилой прочла сама Пруденс; вряд ли Луанн согласилась бы, чтобы это сделал священник. Маленькая Бетси была положена вместе с матерью. Над могилой установили простой деревянный крест, который смастерил Джо.

– Никак не поверю, что она умерла, – произнесла сквозь слезы Сара. Моуди привлек ее к себе и успокаивающе погладил по голове.

– Не плачь по Луанн, – сказала ей Мэри, крепко сжимая руку Уилла. – Ты знаешь, она не одобрила бы этого. Она говорила, что хотела бы, чтобы на ее похоронах люди танцевали и веселились.

– Смерть – это просто переход в другую жизнь, – заметила Элиза, закрываясь воротником от холодного ветра.

Шорти вышел вперед и негромко кашлянул, прочищая горло:

– Я плохой оратор, но я хотел бы сказать несколько слов. Луанн была хорошим человеком, хотя кое-кто и считал ее падшей женщиной. – Он опустил голову. – Запад – хороший край для мужчин и собак, но женщинам и овцам здесь жить очень трудно.

Больше никто ничего сказать не смог, и скоро все разошлись, кроме Пруденс и Брока. Они стояли молча; каждый вспоминал о своей былой утрате. Пруденс первая нарушила тишину:

– Спасибо, что ты сообщил всем эту новость. Я бы не вынесла.

– Ты ошибаешься. Разделенное горе всегда легче переносить.

– Не знаю... – Пруденс прижала руки к лицу – слезы снова полились из ее глаз.

Брок подошел к ней и привлек к своей груди.

– Ты не могла спасти жизнь Луанн, Рыжая. Ты сделала даже больше, чем могла. Ты подарила ей свою заботу, дала чувство самоуважения, которого ей так не хватало. С этим она и ушла в мир иной, а это очень много.

Он наклонился и легонько коснулся ее губ своими и почувствовал, что Пруденс ответила на его поцелуй. Он с изумлением заглянул ей в глаза и увидел в них боль.

– Останься со мной, Брок. Останься со мной, я хочу знать, что в жизни есть что-то, кроме неизбежной смерти.

Эти слова его поразили:

– Ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты устала. – Отчаянием Пруденс Брок пользоваться не собирался.

Она обняла его за талию и прижалась к его груди – сильной и крепкой, как стена.

– Ты нужен мне, Брок. Люби меня. Я хочу, чтобы мои чувства ожили.

– Ты в самом деле этого хочешь? Ты уверена? Пруденс подняла голову:

– Я ни в чем не была так уверена за всю свою жизнь.

Брок поцеловал Пруденс в губы и, обняв за плечи, повел к дому.

В доме было тихо и холодно – после похорон все разошлись по комнатам, а Ханна, которая обычно следила за отоплением, все еще болела. Дрова в камине давно прогорели, однако угольки еще тлели, и как только Брок подбросил поленьев, огонь весело занялся, обдавая теплом.

Обернувшись, Брок увидел, что Пруденс так и стоит там, где он ее оставил, – у двери в комнату, с прижатыми к груди руками. По ее смущенному лицу было видно, что она не знает, что делать.

– Ты еще можешь передумать, Рыжая. Я не хочу, чтобы ты потом о чем-нибудь жалела.

Его тихие слова как будто подтолкнули ее.

– Ты не поможешь мне расстегнуть пуговицы? – прошептала она и подняла сзади волосы. – Мне всегда трудно дотянуться до них.

Брок отметил, что у него дрожат руки. После каждой расстегнутой пуговицы у нее на шее он прикасался к ней губами.

– Никогда не делала этого раньше, – призналась она, чувствуя, как краска заливает ее щеки.

Он закончил свою работу и повернул Пруденс к себе. Лиф ее платья упал к талии. Отсветы огня делали ее кожу ало-красной, и Брок прикоснулся к ней губами. Ощутив, как испуганно бьется сердце Пруденс, он успокаивающе провел пальцами по ее щеке.

– Я счастлив, что буду у тебя первым, Рыжая. Любой мужчина ценит это очень высоко.

«Особенно муж», – подумалось Пруденс. Но Брок ничего не говорил о браке, а ей так не хватало сейчас этих слов... И пугало то, что сейчас произойдет.

– Надеюсь, я тебя не разочарую.

– Никогда! – воскликнул Брок, нежно ее целуя. Он увлек ее к дивану и бережно уложил на него. – Но ты все еще можешь передумать, – добавил он, заметив в ее глазах нерешительность и страх.

Чувствуя, что ее щеки пылают огнем, Пруденс начала развязывать тесемки на сорочке. Но Брок не мог ждать. Он отстранил ее руки и, помогая себе зубами, стал поспешно развязывать их сам.

– Ты прекрасна, – восхищенно прошептал он, прежде чем прикоснуться губами к ее груди.

Движения его губ вызвали отклик во всем теле Пруденс. Мгновение она думала, как это будет – держать у груди ребенка Брока. Но эти мысли моментально исчезли, как только губы Брока опустились к низу ее живота.