Оберег волхвов

— Когда убили отца, я велел Федору, младшему брату, увезти мать из Заруба. Дело было зимой. По дороге мать заболела и умерла от лихорадки. Но я думаю, что она умерла еще и от горя… Федора так потрясла смерть родителей, что он после этого уехал молиться на Афон. С тех пор я потерял его след.

— Ты и свой след скоро потеряешь, — осклабился Узур. — Даже имя твое будет забыто. Говорят, на галерах у рабов нет имени.

— Да, их различают по номерам над скамьями, — подтвердил Дмитрий. — Но главное в том, чтобы я сам не забыл, как меня зовут и откуда я родом. А я не забуду, можешь быть уверен. Потому и хочу знать, кто убил моего отца.

— Зачем? Галерный раб все равно не сможет вырваться на свободу и отомстить своему врагу. Тоща, под Зарубом, тебе удалось спастись, но сейчас я тебя не выпущу из рук. — Узур опять коротко рассмеялся и встал, чтобы идти прочь от связанных пленников.

— Постой, Узур! — крикнул ему вслед Дмитрий, разбудив сразу нескольких спящих. — Назови мне имя убийцы!

Разбойник на ходу оглянулся и покачал головой. В свете костра было видно, с каким злорадством он улыбается.

— Послушай, Клинец, — зашептал сидящий рядом Никифор, — ты не должен показывать этому дикарю, что он тебя задел за живое. Прикинься, будто тебе все равно, и он скоро сам вернется к вашему разговору.

Но сказать это было легче, чем выполнить. Дмитрию слишком трудно было притворяться равнодушным, когда он весь кипел от гнева и нетерпения поскорее узнать давно искомую правду. Часто он опускал глаза под пытливо-злобным взглядом Узура, чтобы не выдать себя.

Но грек оказался прав. Через несколько дней разбойник не утерпел и сам завел беседу со своим особо охраняемым пленником.

Дмитрий к тому времени, хоть и потерял много телесных и душевных сил, успел разобраться в отношениях разбойников с главарем. Он заметил, что Узур считается среди своих людей командиром слишком вспыльчивым и жадным. Половцы с глухим недовольством шептались между собой о бедной добыче, которая не оправдывает их слишком опасного, ненадежного существования. Среди разбойников был один по имени Горепа, который особенно косо смотрел на Узура, считая, очевидно, себя воином, более достойным возглавить шайку. Очень скоро Дмитрий понял, что в разбойничьем отряде назревает сильное недовольство предводителем, и стал думать, как бы использовать это недовольство в своих целях. Чем меньше оставалось времени, тем лихорадочней и тревожней становились мысли купца.

Пленникам не разрешалось разговаривать между собой, половцы за этим следили. Однако на сей раз Дмитрий решил во что бы то ни стало поделиться своими мыслями с Никифором. Когда вечером расположились на привал, купцу показалось, что настал удобный момент. Он уже наклонился к Никифору, как вдруг раздался громкий окрик Узура — и тут же сам главарь подошел к связанным пленникам. Дмитрий понял: настал час возвращения к прежнему разговору.

— Ну вот, завтра уже будешь на галере, — сказал разбойник, усаживаясь напротив купца.

— Завтра? — удивился Дмитрий. — А я думал, еще день или два…

— Ты ошибаешься, — усмехнулся половец. — Пленники всегда теряют счет времени. Но я кормил вас не худо, а потому вы прошли путь быстрее, чем ожидалось.

— Значит, завтра… — прошептал Дмитрий, подавляя тяжелый вздох.

— Да, времени мало. А ты до сих пор не знаешь правды об убийстве своего отца. Хочешь узнать?

— Я уже сомневаюсь, что тебе эта правда известна, — сказал Дмитрий, стараясь не выдать нетерпеливой дрожи. — Если бы ты действительно что-то знал, не скрывал бы так долго.

— Может, я хотел тебя помучить, а? — осклабился разбойник. — Вон ты как за эти дни осунулся, потемнел лицом.

— Как и все пленники. Неволя никого не красит.

Дмитрий внимательно посмотрел в глаза Узура, светившиеся открытой злобой.

— Похож ты на него, похож, — глухим голосом сказал разбойник и отвел взгляд в сторону, вдаль, словно погружаясь в глубину своих воспоминаний. — Как сейчас вижу его перед собой, проклятого руса, который взял то, что было предназначено мне… Я долго следил за ним, долго ждал своей минуты… Когда хан Боняк пошел на Заруб, я был в его войске, потому что знал: в Зарубе в то время находился Степан со всей семьей. Врага своего я хотел унизить и предать позорной смерти, а его семью взять в плен. Для уверенности я решил найти союзника в стане врагов. Я подкупил одного руса, готового за золото продать всех своих соплеменников. Он обещал мне помочь, хотя я и не верил до конца слову предателя.

— Как было имя того предателя? — взволнованно спросил Дмитрий.

Но Узур, не слыша собеседника, весь во власти мрачных пронзительных воспоминаний, смотрел невидящим взглядом вдаль и заново переживал прошлое:

— Мы встретились с Клинцом один на один… Ему повезло свалить меня с ног, потому что русы привычней к зиме и снегу. Он занес надо мной свое оружие… О, я навсегда запомню эту саблю с солнечным коньком на рукояти! Я видел такой знак раньше, на вышивках и деревянных фигурках

Апак… Еще миг — и Клинец поразил бы меня насмерть. Но тот русич, которого я нанял, выстрелил из лука прямо в шею Степану.

— Кто он был? Как звали предателя? — почти закричал Дмитрий.

— Тебе до него не добраться, — усмехнулся разбойник. — Он очень сильный воин. У него много людей, а живет он сейчас где-то в лесах на восток или на север от Черниговской земли. Зовут его Биндюк Укрухович.

— Биндюк… Биндюк Укрухович, — повторил Дмитрий, стараясь получше врезать в память ненавистное имя.

— Он родом из земли Черных Клобуков, — сообщил Узур. — Но потом перебрался подальше от княжеского глаза, чтоб можно было вольно набеги творить. А в Киеве у него есть сестра — говорят, знатная боярыня, в чести у самого великого князя.

— Завида! — разом воскликнули Дмитрий и Никифор.

— Не знаю, как ее зовут. Я и с Биндюком больше не встречался, только слышал о нем. Но я его, конечно, не выдал русам. Бой под Зарубом — это наша с ним тайна. Я ведь тоже постарался, что ни говори. Если бы в бою я не сбил шлем с проклятого Степана, Биндюку бы не удалось убить его стрелой в шею.

Ненависть, которую Дмитрий уже не мог сдержать, вылилась в громком, почти зверином крике. Подавшись вперед, он закинул связанные руки за голову Узура, который в пылу воспоминаний забыл об осторожности и придвинулся слишком близко к пленнику.

Узур захрипел, пытаясь высвободиться, и одновременно нащупывая за поясом свою саблю. Но в этот миг Шумило, резко вытянув ногу, ударил разбойника по корпусу. Сабля отлетела в сторону, а Узур, скорчившись от боли, отчаянным взглядом посмотрел на своих воинов. Но половцы медлили бросаться на помощь предводителю. Двое из них, правда, выступили вперед, но тут же были остановлены решительным жестом Горепы. Никто не опечалился, когда надоевший главарь был задушен пленником.

В этот миг русичам показалось, что свобода близка, и они заволновались, пытаясь ослабить путы, подбадривая друг друга громкими криками.

Но половцы, лишившись предводителя, не перестали быть разбойниками. Горепа, заняв место Узура, тут же велел связать пленников покрепче и стеречь их всю ночь, не смыкая глаз.

Напрасно Дмитрий пытался убедить нового главаря отпустить их за хороший выкуп. Напрасно Никифор расписывал коварство и вероломство турецких пиратов. Горепа не слушал отчаявшихся пленников. Он приказал им под страхом жестоких побоев замолчать, а сам отошел подальше, чтобы держать совет с наиболее близкими из своих сторонников.

В эту ночь Дмитрий почти не сомкнул глаз, чувствуя одновременно и муку, и торжество. Он наконец-то открыл тайну предательства, терзавшую его уже несколько лет. Он отомстил одному из убийц и узнал имя другого. Но именно теперь, когда победа, казалось, была так близка, особенно страшно было ее терять, погружаясь в безнадежность рабства.

Дмитрий вдруг подумал о том, что день Святой Троицы уже миновал — и, стало быть, Анна вернулась из монастыря домой. Значит, скоро познакомится с красавчиком Глебом. Или, может, она решила не покидать обитель, выбрала для себя монашескую долю? Клинец и сам не знал, что больше терзает его душу: Глеб или постриг. Измученный мрачными думами, он смог задремать только под утро.