Что надеть для обольщения

– Оставьте все сведения миссис Люси Томас, в обществе. Когда придет время, ваше заявление рассмотрят.

– Вы замолвите за меня словечко, леди Росс?

– Я не могу вам ничего обещать, мисс Гелдс. Но наравне со всеми шанс вам предоставят. – Эдвина понятия не имела, что собой будет представлять процедура рассмотрения заявления, но ей хотелось, чтобы все было максимально честно.

Юная барышня захлопала в ладоши.

– Благодарю вас, леди Росс. Я прямо сейчас пойду и подам заявление.

Девушка умчалась прочь, как персиково-белый вихрь.

– О Боже мой! – Эдвина схватилась за сердце. – Что ее подтолкнуло к этому?

Прескотт посмотрел на Эдвину:

– На романтичных юных особ обычно производит неизгладимое впечатление, когда состоятельная дама выходит замуж за бедняка. По любви.

– Но какое все это имеет отношение к моему обществу?

– Наша помолвка привлекает внимание к вашей персоне и как следствие – к вашим свершениям. Самое заметное среди них – ваше Общество образования и развития женщин.

– Я и представить не могла, что созданное мною общество получит столь широкую известность. – Эдвина тяжело вздохнула. – Мои родители будут страшно недовольны.

– Значит, то, что сказала девушка о ваших родителях, – истинная правда? Они не одобряют вашу деятельность?

– Создание дамского общества? Не одобряют – это слишком мягко сказано! Они просто в шоке. – Эдвина приложила пальцы к виску, потому что голову пронзила резкая боль. – Они и слышать ничего об этом не хотят.

– Я понимаю, что такая злая гарпия, как ваша свекровь, может не быть достаточно просвещенной. Но почему ваши родители не одобряют организацию такой прогрессивной направленности, как ваше общество?

– Ну, как вам объяснить… Во-первых, отец находит унизительным тот факт, что мы занимаемся сбором одежды для бедных и к тому же сами ее развозим. Его шокирует, что мы помогаем женщинам, попавшим в тюрьму. Он не выносит моих ученых подруг, которых называет «синими чулками», не приветствует, что ко мне домой часто съезжается уйма народу, когда мы проводим собрания членов общества. Ну, в общем, слишком долго перечислять… – Эдвина вздохнула. – Я не понимаю своего отца и вряд ли когда-нибудь смогу понять.

– Может, истинная причина его недовольства кроется в том, что ему прекрасно известно, что происходит в его собственном клубе? Обильные возлияния, азартные игры, сомнительные компании, о которых домашним неприлично рассказывать… Ничего ужасного, но посторонних лучше в это не посвящать.

Продолжая тереть висок, Эдвина улыбнулась одними уголками губ.

– Вы говорите так, словно знакомы с моим отцом.

– Нет, с вашим отцом я не знаком, однако знаю нескольких других папаш. Они считают, что имеют право жить по другим правилам, нежели их собственные дочери. И я не могу их в этом винить. Хотя у меня самого вряд ли когда-нибудь будут дети, я смею сказать, что, будь у меня дочка, я бы запирал ее в комнате на замок и не подпускал к ней мужчину на расстояние пушечного выстрела.

Эдвина недоуменно захлопала ресницами.

– Вы сказали, что у вас вряд ли когда-нибудь будут дети. Почему, интересно?

– Нетрудно заметить, Эдвина, что я не создан для брака, а давать жизнь детям вне брака и создавать им тем самым дополнительные трудности в жизни я не намерен.

– Не созданы для брака? – Эдвина выпрямилась. – А мне показалось, что как раз наоборот.

– Весьма забавно, – раздраженно проговорил Прескотт. И его лицо стало непроницаемым.

– Я говорю совершенно искренне, Прескотт. Признаюсь, меня несколько обескуражило то, как вы восстановлены против брака. Может быть, это из-за того, что ваши родители дали вам жизнь вне брака?

Прескотт недовольно нахмурился. Он не ожидал, что Эдвина будет настойчиво муссировать эту тему. Ну и что! Она все равно будет продолжать его расспрашивать! Эдвина ничего не могла с собой поделать: этот вопрос был для нее слишком важен.

– Это потому, что я не смогу быть хорошим семьянином, – проговорил Прескотт сердито. – Просто не такой я человек по складу характера.

– Я не могу согласиться с вами. Вы прекрасно умеете слушать другого человека, что, к сожалению, редко встречается у мужчин. Кроме того, у вас прекрасное чувство юмора. Вы надежны и заслуживаете доверия. По-моему, любой отец и муж должен обладать этими прекрасными качествами.

– Ваш супруг обладал хоть чем-нибудь из этого набора достоинств?

– Н-нет… По правде сказать, ни одним из них он не обладал.

– Что и требовалось доказать! Женщинам не нужны хорошие слушатели. Им нужны деньги, положение в обществе, осуществление честолюбивых надежд. А идеальный вариант – получить все, вместе взятое. А я им ничего из этого не могу предоставить. – Прескотт разгорячился. – Более того, я ни за что на свете не пойду на величайшую в мире глупость, навечно приковав себя к какой-нибудь одной женщине.

Это было произнесено с таким пылом, с такой внутренней убежденностью, что Эдвина выпрямилась и пристально посмотрела на Прескотта.

– Я не представляла, что вы такого низкого мнения о женщинах.

– О, ну что вы! Я очень люблю женщин. Я их просто обожаю! Но я ни за что не положусь ни на одну из них. Никогда в жизни!

Наступила неловкая тишина. Было только слышно, как щебетали птицы, а рядом галдели играющие дети.

Эдвина покачала головой, до глубины души расстроенная его признанием.

– Мне интересно знать, Прескотт, кто так сильно вас ранил, что вы разом ополчились на всю прекрасную половину человечества.

Прескотт отвернулся, снял шляпу и провел рукой по волосам. Он молчал, неподвижным взглядом уставившись на синевшее вдали озеро Серпантин. Его густые волосы отливали на солнце медью.

– Кэтрин Данн? – спокойно спросила Эдвина.

– В Андерсен-Холле я научился многому. – Он снова повернулся лицом к Эдвине и водрузил свою шляпу на место. – Она была только одной из многих моих учителей. – То, каким тоном Прескотт это произнес, не допускало никаких дальнейших расспросов, и Эдвине ничего другого не оставалось, как замолчать и продолжать сгорать от любопытства, строя догадки о том, что связывало в прошлом Прескотта и миссис Кэтрин Данн.

Холодно глядя на Эдвину, Прескотт проговорил:

– А это значит, миледи, что относительно меня вы можете быть спокойны – я не собираюсь настаивать в дальнейшем на продлении нашей помолвки.

Это заявление Прескотта как ножом полоснуло ей по сердцу. Оно подействовало на Эдвину гораздо сильнее, чем пощечина, полученная от ее достопочтенной свекрови.

Не глядя на Эдвину, Прескотт предложил ей руку и сказал:

– Мне нужно съездить в Андерсен-Холл, чтобы проведать малышку Иви. Я уже давно не был в приюте. Не сомневаюсь, доктор Уиннер также хочет услышать от меня рассказ о том, как продвигается наше с вами дело. Вы поедете со мной?

С тяжелым сердцем Эдвина взяла Прескотта под руку и пошла рядом с ним. Ей внезапно показалось, что солнце светит не так ярко, а птицы щебечут не так весело, как раньше.