Покоренная поцелуем

- Ну, опять этот звук. Не бойтесь, миледи, я вас спасу от их посягательств. - Подняв бурдюк в притворном приветствии, он поднес его к губам, поднимая все выше и выше, а затем потряс им.

Любому дураку было ясно, что в нем ничего не осталось.

- Вы пьяны!

- Да, пьян, - согласился он, ужасно довольный своим состоянием. - Но это ваша вина.

- Моя? - На сей раз она сама поняла, что пищит, словно мышь.

Хотя она стояла перед ним одетой, а на нем, кроме штанов, ничего не было, он чувствовал себя здесь гораздо уютнее, чем она. Он небрежно развалился перед огнем. Он не спускал с нее глаз, - полусонных, хитроватых, в которых сквозило.., желание.

Мария машинально схватила плащ и завернулась в него. Он даже не сдвинулся с места, но его дернувшиеся вдруг губы хотели, видимо, сказать, что все ее попытки скрыть от него свое тело, были напрасны, что он уже вполне насладился и мог позволить себе далеко не один, и далеко не случайный взгляд.

- Вы хотя бы оставили мне немного вина?

- Конечно, оставил, причем старательно смешал его с водой, - ответил Ротгар, наклоняясь над стоявшим возле огня горшком. - Отличное вино, но его ведь очень много в Лэндуолде. Зачем нужно было ехать за этим в такую даль?

- Я приехала, чтобы предупредить вас об ужасной опасности, - сказала она. - Однако принимая во внимание его полную беззаботность и вспоминая, как он стоял перед ней, сжимая в руках острый топор, она подумала, что предпринятые ею усилия напрасны.

- Предупредить меня? Но вы явились сюда и сразу упали в обморок.

- Нет, я не падала в обморок! - возразила Мария. - Вы ударили меня по голове топором!

- Да вы что?! Если бы я это сделал, то размозжил бы вам голову, как тыкву, и вы бы не стояли сейчас передо мной, жаждая моего вина и бросая на меня похотливые взгляды. - Его наглость лишила ее дара речи. - Ужасная опасность? повторил Ротгар, словно разговаривая сам с собой. - Если бы это было так, то мне на самом деле пришлось бы туго. Лезвие моего топора так глубоко ушло в косяк двери, что мне придется до утра возиться с ним, чтобы извлечь его оттуда. Ваше "предупреждение" лишило меня оружия, и теперь я становлюсь легкой добычей для любого желающего со мной разделаться. К тому же, пытаясь не размозжить вам череп, я мог запросто остаться калекой на всю жизнь. Вот, полюбуйтесь.

Задрав ногу, он пошевелил своей ступней перед ее носом. Может, его лодыжка на самом деле немного распухла - ей было трудно судить, так как ее взор против ее воли устремился вдоль его ноги, к самому паху.

Мария услыхала короткий, громкий смех, когда он наконец понял, на какой части его тела сосредоточилось ее внимание. Он выпрямился, штанина снова скрыла всю ногу, а собравшиеся возле его глаз насмешливые морщинки еще больше подчеркивали во взгляде что-то чувствительное, что-то первобытное. - в нем что-то затаилось, что-то настороженно ждало. Каждый квадратный дюйм на ее теле, каждый волосок, казалось, задрожал в ответ на этот вызывающий взгляд.

- А теперь я выпью свое вино, - пробормотала она, торопливо отворачиваясь от него, чтобы он не заметил похотливой реакции, отразившейся в ее глазах. Она присела возле огня и начала шарить руками в поисках горшка. Она тут же одернула их, нечаянно прикоснувшись пальцами к раскаленному металлу. Потом она все же взяла его в руки, поднесла к губам, несмотря на обжигающую его теплоту и толстый слой сажи, и радовалась этим неудобствам. Она была готова сделать все что угодно, - только бы усмирить незваный порыв, настойчиво влекущий ее все ближе к нему.

- Мария. - Его шутливость и веселость пропали. Он бесшумно подошел к ней и сел рядом на корточки.

Горшок дрожал в ее руках.

- Я и не предполагала, что у вас здесь топор, - прошептала она.

- Но это же хижина дровосека, Мария. - С невыразимой нежностью он, взяв ее рукой за плечо, повернул к себе. Теперь она сидела прямо напротив него. В его глазах пропал хмельной блеск, в них появилось какое-то серьезное, торжественное выражение, словно он хотел изучить каждый сделанный ею шаг, каждое произнесенное ею слово, чтобы постичь их тайный, скрытый смысл.

- Ну-ка расскажи мне все об этой ужасной опасности, - сказал он.

- Гилберт. - Она больше не могла выговорить ни единого слова, весь ее рассудок был поглощен изгибом его губ, когда он разговаривал с ней, его всклокоченной бородкой.

- Я так и думал. - Он, сосредоточив все свое внимание на огне, потянулся за поленом, затем длинной палкой разгреб раскаленные угли, и пламя вновь взвилось вверх, - в хижине стало светлее и жарче. "Значит, не только она со всем пылом отвечала на знаки его внимания", - подумала Мария. Вдруг она почувствовала, что ей слишком жарко. Она сбросила на пол плащ. Потом громко сказала:

- Гилберт поклялся сегодня утром приехать сюда и отрубить вам голову. Он хочет превратить ее в рождественский подарок для Вильгельма.

Ротгар задумчиво глядел на огонь.

- Мне нужно было предупредить вас, - продолжала она, охваченная внезапным отчаянием от того, что он наконец осознал всю опасность ее положения. - Я не могла допустить, чтобы вы, принимая смерть, думали, что я нарушила данное вам слово.

- Вы уверены, что Гилберту удастся взять надо мной вверх?

- Конечно, удастся. Он прибудет сюда в полной рыцарской амуниции, Ротгар, у пего есть пики, булавы, цепи. А вы сами только что сказали, что у вас нет оружия, кроме топора. - Она должна заставить его понять. - На самом деле, было бы лучше, если бы вы спаслись бегством, но раз вы себя покалечили, то придется остаться здесь и защищать себя чем попало.

Он громко рассмеялся.

- Мне, конечно, не стоило тратить столько времени на пустые разговоры с таким горьким пьяницей. Всю ее, казалось, терзал яростный гнев; она злилась на себя за то, что позволила себе растаять как жаждущая любви дурочка от его подогретых алкоголем нежных слов и подчеркнутого внимания; она злилась на него за то, что он опустошил весь бурдюк, не заботясь о том, в каком опасном положении оказался.

Он покачал головой.

- Боже, почему вы всегда такая серьезная?

- Но ведь вы сами сказали, что вам потребуется много времени вытаскивать топор. Вы сказали, что стали почти калекой. - Она показала на его лодыжку. Гилберт, конечно, не протрезвеет до восхода солнца, но вам нужно приниматься за дело немедленно.