Опасность для сердец

Он вошел к ней злой, как никогда. Его глаза светились стальным блеском, губы были крепко сжаты, а каждое слово, которое он произносил, действовало на нее, как удар хлыстом.

Впервые в жизни она поняла, что боится своего сына, что он уже не мальчик, который слепо подчинялся матери и обожал ее, как любовник. Сейчас это был мужчина, который строго ее осуждал, видел ее без прикрас и защищал не потому, что хотел уберечь ее от неприятностей, а потому, что спасал честь рода, к которому принадлежал.

Она даже пролила несколько слезинок, чтобы задобрить сына, надеясь, что лицо его смягчится и не будет таким холодным, но и это не помогло. Ей оставалось только молиться о том, чтобы он не узнал большего. Хэриет побаивалась и того, что Серина могла проговориться об убитом контрабандисте, но, скорее всего, девушка пребывала в шоке и, конечно же, молчала. Но и того, что Джастин знал точно, было достаточно, чтобы прийти в ярость, он бушевал и кричал на нее.

– Пора с этим покончить, – властно заявил он.

– А если я не соглашусь? – спросила маркиза, потупившись.

– Ну тогда я забью все потайные ходы под замком.

Маркиза чуть не лишилась рассудка.

– Ты не посмеешь! Эта тайна хранилась веками. Это часть самого Мэндрейка.

– Это касается чести нашей семьи, мы правили на этой земле веками, и в Мэндрейке мы всегда стояли за достоинство и порядок. Отцу не следовало раскрывать вам секрета подземных пещер. Эту тайну должен был унаследовать только я. Но вы разузнали обо всем и стали использовать эти пещеры в собственных интересах. По своей слабости я до сих пор не вмешивался и всегда был слаб, когда дело касалось вас. Я позволял вам использовать меня, играл для вас, мирился с репутацией жестокого и расчетливого человека, забирал деньги у каждого глупца, готового поставить на карту все свое состояние в игре против меня. Презирая азартные игры, я все-таки играл, потому что верил, что деньги нужны Мэндрейку. Даже когда у меня возникали подозрения о том, что не все в порядке, я, по глупости, продолжал верить вам, хотя внутренний голос подсказывал мне, что вы лжете. Теперь все кончено. Больше я не дам денег. Вы прекратите заниматься контрабандой.

– Ты смеешь говорить со мной таким тоном! – закричала маркиза.

– Да, смею, – ответил ей сын, – и на этот раз, мама, вы послушаетесь меня.

Он ушел, а Хэриет долго лежала, уткнувшись в подушки, вцепившись в кружевные простыни. Что она могла поделать? Что могла сказать? Она знала, что отступать некуда и уже нельзя остановить эту бешеную погоню за золотом. Это было частью ее самой, такой же частью ее тела, как рука или нога, а жить без игры означало заживо себя распять. Маркиза старела. Она могла завести еще нескольких любовников, но всю ее поглощала страсть к игре. Она жаждала карт так же, как пьяница – глотка спиртного.

Хэриет еще долго металась в постели, но вдруг вспомнила, что задумала еще один план, благодаря которому она сможет отвлечься от мрачных мыслей, если удастся, и который, по крайней мере, покроет ее нынешние расходы. План удастся наверняка. Хэриет была настолько уверена в его успехе, насколько ощущала себя в новом серебристом наряде по-прежнему молодой и красивой. Когда-то одной красоты было достаточно. Все, что ей нужно было от жизни, – знать, что в ее присутствии сердца мужчин бьются быстрее. Маркизе доставляло удовольствие замечать в их глазах огонь желания, понимать, что они жаждут прикоснуться своими губами к ее губам и что ей остается только улыбаться или хмуриться. Сила красоты не захватывала ее. Но вскоре маркиза поняла, что ей нужно не только отвергать или привлекать мужчину. В ней легко возбуждалась страсть, но эта женщина жаждала большего, ей хотелось любви.

Хэриет быстро теряла интерес не к любви или страсти, а к самому мужчине, который разделял с ней эту страсть. Любовник искал любовника. Она одурманивала мужчин, давала им почувствовать себя, как в раю, а затем холодно отвергала, не придавая никакого значения их страданиям и разбитым сердцам.

Но время шло, она не успела почувствовать, что подкрадывается старость. Любовников становилось все меньше, и они были уже не такими пылкими. Страсть полностью вытеснила любовь, и те, кого она бросала, больше не умоляли ее о милости, а пожимали плечами и искали других женщин, моложе и красивее.

Горько сожалела маркиза о том, что теряет власть. Теперь она должна была прилагать усилия и пытаться удержать любовника, тогда как раньше она только властвовала над ним. Хэриет искала нечто такое, что могло заменить ей мужчин... и нашла.

Однако, даже охваченная азартом игры, она изо всех сил старалась сохранить жизнерадостность и гордость, уверенность в своей красоте. Сегодня вечером она почувствовала прилив энергии. Зеркало говорило ей, что она снова молода и красива, она снова желанна и обожаема.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказала маркиза.

В комнату вошла мадам Роксана. Сегодня она казалась ей более мрачной и зловещей, чем обычно. Нос как-то странно бросал тень на ее губы, а глаза сверкали. Как только она вошла в комнату, негритенок так сильно задрожал, что стакан, который он держал на подносе, стал биться об графин. Услышав позвякивание, маркиза рукой сделала нетерпеливый жест, и тот благодарно опустил поднос на туалетный столик и забился в свой любимый угол.

– Ты мне нужна, Роксана, – тихо произнесла маркиза, – сегодня я делаю большую ставку. Разложи карты и скажи мне, что увидишь.

– Я утром уже их спрашивала, моя королева, – ответила цыганка, – но они молчат. Нехорошо заставлять карты и требовать от них ответа.

– Но почему они молчат? Ничего ведь плохого не должно произойти. Ты говорила, что этот человек принесет мне золото – человек-левша. Помнишь, ты предсказывала это за два дня до его приезда.

Цыганка подошла к камину и протянула руки к пламени.

– Ночь теплая, но я продрогла до костей.

– Ты хочешь сказать, что мой план не удастся? – спросила маркиза.

– Я этого не говорила, – ответила Роксана. – Вот, подержите карты в руках, если вам угодно, мы их снова спросим.

Маркиза взяла колоду и перетасовала.

– Раскрой карты, Роксана. Раскрой! – воскликнула она, протягивая ей колоду...

Серина, спускаясь к обеду на пять минут раньше, увидела мадам Роксану, выскользнувшую из спальни маркизы. Она наклонилась вперед, сжав плечи, и девушке показалось, что цыганка чем-то напугана. В ее движениях было что-то лукавое и обманчивое.

Девушка понаблюдала за ней и убедилась в своей правоте. Роксана боялась и, очевидно, от чего-то бежала. Серина медленно спускалась по Главной лестнице. Из Серебряной гостиной доносились голоса гостей, собравшихся к обеду, лакеи сновали, поднося гостям бокалы с шерри. Спустившись вниз, Серина по привычке высоко подняла голову и расправила плечи. Она всегда с трудом входила в комнату одна. Иногда при ее появлении разговоры смолкали.

Для Серины всегда было облегчением видеть улыбающиеся лица Изабель, Николаса. В этот раз Николас стоял в одиночестве, Изабель еще не спустилась. Серина поспешила к нему.

– Как тебе идет этот наряд, Серина, – одобрил он.

– Спасибо, дорогой кузен, мне льстит, что ты замечаешь, как я выгляжу.

– Между нами, говоря, я становлюсь опытнее, – ответил Николас, – для меня все женщины одинаковы, но Изабель нравится, когда мужчина разборчив. Я уже почти так же хорошо разбираюсь в бальных нарядах, как и в галстуках.

Серина рассмеялась.

– Дорогой Николас! А ты не тоскуешь по тем беззаботным прекрасным дням в Стэверли, когда мы лежали в сене и болтали или катались в парке на пони и совершенно не думали о том, как мы выглядим?

– Здорово было, правда? – сказал Николас. – Но когда я вспоминаю, какие это были счастливые дни, жалею, что тогда с нами не было Изабель.

– О, Николас, неужели она должна разделить с тобой не только будущее, но и прошлое?

Николас улыбнулся, но тут же нахмурился.

– Мне кажется, что в последнее время я интересую ее чуть больше, чем раньше, но иногда я впадаю в такую немилость, что начинаю жалеть о том, что вообще появился на свет.