Секреты скандальной невесты

Герцог Веллингтон шагнул вперед и с гораздо большей торжественностью, чем принц-регент или Пимм, вручил Роуленду кошелек с выигрышем.

Принни хлопнул его по спине.

– Вы должны сесть с нами за стол, старина. Все захотят услышать, как вы планировали забег. – Он снова подмигнул. – И я приказываю вам привести вашего очаровательного жокея, чтобы мы отпраздновали победу. Она может сесть рядом со мной, поскольку невеста Пимма не слишком разговорчива.

От злости лицо генерала покрылось фиолетовыми пятнами.

Элизабет не вполне поняла, что именно сказала ей Эйта в карете. Ее мозг все еще не освободился от впечатлений забега, рева толпы, искаженного яростью лица Роуленда.

– Что вы собираетесь делать? Что нам говорить генералу Пимму, если он раскрыл вашу маскировку? – Эйта сыпала вопросами, словно заправский барристер.

Когда вдовствующая герцогиня сообразила, что Элизабет не в состоянии говорить, то несколько раз фыркнула, прежде чем между ними окончательно установилось молчание. Элизабет слышала лишь биение собственного сердца, которое учащало свои удары всякий раз, когда она думала о Роуленде.

Она едва взглянула на деревянные и кирпичные строения древнего монастыря. Горничная проводила Эйту и Элизабет вверх по узкой винтовой лестнице в маленькую восьмиугольную комнату, где ожидала ванна.

Элиза почувствовала, как глаза Эйты внимательно ощупывают ее, и отвернулась. Герцогиня отпустила горничную.

– Я сама помогу вам, моя дорогая.

Элизабет не могла пошевелиться.

Эйта вздохнула и начала расстегивать синюю с позолотой шелковую одежду жокея. Элизабет закрыла глаза.

О, она совсем не так представляла себе победу! Она была уверена, что ее встретят со счастливым выражением лица. Это будет означать пять тысяч фунтов. Достаточно, чтобы надолго отделаться от кредиторов.

Эйта стащила с ее головы шляпку и парик.

– Я сама, – наконец прошептала Элиза.

– Слава Богу, а то я думала, что вы онемели, – пробормотала Эйта.

– Простите, Эйта.

– Почему вы не радуетесь? Вы победили! Я никогда не испытывала такого восхищения, моя дорогая. Вы самая храбрая леди, которую я когда-либо встречала.

Элизабет шагнула в воду, от которой шел пар.

– Нет. Я самая скандальная. – Она опустилась в воду, погрузив туда даже голову. Ей хотелось как можно дольше оставаться в теплой, успокаивающей воде. Здесь все ощущалось словно сон.

В легких кончился воздух, и Элиза поднялась. Эйта намылила ей голову и смыла грязь гонки.

– Спасибо, ваше сиятельство. – Элизабет наклонилась, и Эйта полила воду ей на голову.

– «Ваше сиятельство»? – вздохнула Эйта.- С какого времени вы обращаетесь ко мне так официально?

Элизабет быстро покончила с ванной и угнездилась в кресле перед крошечным камином.

Эйта взяла расческу и занялась утомительной работой – расчесыванием мокрых волос Элизабет.

– Позвольте мне самой. Мои волосы просто кошмарные, – сказала Элизабет.

– Вздор, – пробормотала Эйта. – Мне совсем не трудно.

И тут у Элизабет вырвался вопрос, который не дерзнул бы задать ни один член секретного клуба Эйты: – Что случилось с вашей рукой? – Элиза тут же спохватилась. – Простите меня. Я не должна была… – Мой муж питал отвращение к музыке. – Эйта замолчала, ее старое лицо вытянулось. – А я никогда не умела хорошо играть.

Это был тот редчайший случай, когда вдовствующая герцогиня признавалась в своем недостатке. Элизабет повернулась в кресле, чтобы видеть лицо Эйты.

– Я играла на фортепиано. Но моей истинной любовью была арфа.

– Я помню, вы что-то говорили об этом. Когда мы были в Корнуолле.

– Это очень трудный инструмент. Когда на нем плохо играют, он производит совсем не божественные звуки.

– Вы не должны рассказывать мне эту историю, – прошептала Элизабет.

– Нет, я хочу кому-нибудь рассказать ее. Знаете, я ни кому об этом не рассказывала.

Элизабет молча кивнула.

– Мой муж, дед Люка, обладал дьявольским темпераментом, как и большинство Хелстонов. Но за этим крылось нечто большее, – тихо добавила она. – Я никогда не была покладистой. Я никогда не шла на примирение. И герцог был таким же.

Элизабет накрыла изуродованную ладонь Эйты своей рукой.

– После того как Джон Браун оставил меня в Шотландии, мне тогда было шестнадцать, я настолько рассвирепела, что согласилась, несмотря на дурные предчувствия, на блистательную партию, которую устроили мне родители еще до нашей поездки в горы. Это было глупо. Герцог не хотел ничего, кроме больших денег, которые я принесла в приданое.

– Он причинил вам боль, – пробормотала Элизабет.

– Говорю вам, у него был необузданный темперамент. – Эйта устремила взгляд черных как ночь очей на Элизабет, у которой буквально все волосы на голове встали дыбом. – После того как в первый раз услышал мою игру, он запретил мне впредь прикасаться к инструменту, однако вскоре обнаружил, что я тайком играю. – Эйта посмотрела на свою изуродованную руку. – Он пришел в ярость и разбил арфу. Мои пальцы оказались в ловушке и были сломаны. Хирурга не позвали. И поэтому…

– Ах, Эйта – прошептала Элизабет.

Они обе погрузились в затянувшуюся паузу.

– Элизабет, – тихо сказала Эйта, – я должна признаться. – Я думала, что вы выходите замуж за генерала Пимма, и радовалась, потому что иногда замечала мрачное выражение в глазах Мэннинга. Такое же выражение было и в глазах моего давно умершего мужа. Вплоть до сегодняшнего дня я боялась, что Роуленд такой же бессердечный мерзавец, как и мой муж. А что Пимм? Ну, он немного суров и самодоволен, но по крайней мере продемонстрировал слепую любовь к вам и преданность. Однако я могу ошибаться. Я ошибаюсь? Мы все ошибаемся?

– Почему вы думаете, что ошибаетесь? – мягко спросила Элизабет.

– Я видела, как Роуленд Мэннинг наблюдал за забегом. Я никогда раньше не видела на лице мужчины такого ужаса. Казалось, он не сможет жить, если с вами что-либо случится.

– Эйта, прошу прощения, но это было не беспокойство. Это был гнев.

Эйта поджала губы.

– Позвольте мне заверить вас, что я знаю разницу между беспокойством и гневом. Мистер Мэннинг едва не рухнул без чувств, когда вы потеряли равновесие. Люк и Майкл вынуждены были оттащить его, когда он бросился к перилам, чтобы побежать за лошадьми.

У Элизабет не было оснований не верить Эйте, однако лицо Роуленда, искаженное яростью, противоречило ее словам.

– Ах, Элиза, мне очень хотелось бы дать вам добрый совет! Но в последнее время… именно с того времени, как мистер Браун вернулся из Шотландии, я засомневалась, что могу давать советы.

– Эйта, это не так. И, честно говоря, мне все равно, что посоветует тот или другой человек. – Элиза опустила глаза, разглядывая подол платья. – По крайней мере, когда все развалится на куски, виновата буду только я.

– Знаете, могу вас заверить, что признание собственной ошибки ничего не меняет, – тихо проговорила Эйта – испытала это на себе. И мистер Браун испытал это. И мы оба являемся доказательством того, что это не имеет значения.

– Вы говорили с ним? – спросила Элизабет, глядя на печаленное лицо герцогини.

– В письме, прошлой весной. Просила прощения за все наши старые споры, за свое прошлое поведение, – пробормотала Эйта. – Я просила его вернуться. А сейчас я сожалею об этом, потому что он здесь и явно не интересуется мной. Похоже, несчастье – это краеугольный камень в моей жизни, что бы я ни делала.

Элизабет легонько сжала руку Эйты.

– Как вы можете называть два последних года несчастьем? Эти годы были счастливейшими в моей жизни. Эйта, ваша дружба означает для меня больше, чем все на свете. Я никогда никого из вас не забуду.

– О, моя дорогая! Я не имела в виду… Да, я все напутала. Я имела в виду, что я благодарна вам и всем остальным за вашу дружбу.

– Вы говорите так, словно мы больше не увидимся, – обеспокоено сказала Элизабет.

– Нет. Просто время идет и у каждой из вас, будут мужья и дети, за которыми нужно будет ухаживать, и все тайны вашей жизни раскроются. Я, в конце концов, удалюсь в Корнуолл. Но не бойтесь, пока еще я слишком любопытна. Во-первых, я должна увидеть, кто завладеет вашей рукой. – Не давая Элизабет возразить, Эйта продолжила: – Ну-ну, позвольте мне помочь с ленточкой.