В вихре страсти

Он кивнул:

– Мне нравятся сообразительные женщины.

– Тогда, мистер Харди, поведайте, чего от вас ждать.

– Всего, чего пожелаете. Я готов быть нежным любовником, требовательным любовником…

– Меня больше интересует, – перебила она, – какой уровень благосостояния вы готовы мне обеспечить. Не забывайте, ради вас я решаюсь покинуть очень щедрого мужчину.

Харди слегка наклонил голову и устремил на Викторию испытующий взгляд:

– Да, действительно. Скажите, миссис Смит, какие мотивы побуждают вас сменить такого покровителя, как Сомертон, на такого, как я? Что ни говори, но в один прекрасный день он станет графом. А я всего-навсего скромный второй сын в семье.

Виктория жеманно улыбнулась:

– Видите ли, лорд Сомертон… деликатно выражаясь, человек весьма сложный. Он чрезвычайно привередлив буквально во всем и требует, чтобы я исполняла любую его прихоть. Меня тяготит недостаток гармонии в наших взаимоотношениях.

Губы Харди медленно растянулись в улыбке.

– Понимаю. Если бы мне нужна была женщина, которая делает только то, что я говорю, я бы женился.

Господи, до чего же отвратительный субъект! Виктория снова взглянула на Харди в попытке отыскать в его чертах хоть что-нибудь привлекательное. И не нашла ровным счетом ничего. За исключением одной пикантной детали – из кармана полосатого жилета выглядывал уголок письма. Совсем скоро бедняга Харди лишится своего единственного украшения. Письмо сменит владельца, задание будет выполнено, и она сможет вернуться домой.

Харди, выводя ее из задумчивости, выразительно кашлянул и заговорил:

– Итак, в вашем распоряжении будет дом в Мейфэре. Разумеется, с полной обстановкой и тем количеством прислуги, которое вам понадобится. Я буду оплачивать ваши наряды и любые другие траты. Кроме того, вы станете получать, ежемесячное денежное содержание. Вас устраивает мое предложение?

– О, мистер Харди, ваша щедрость не знает границ, – мягко произнесла она. – Однако прежде чем дать вам окончательный ответ, я должна поставить точку в отношениях с лордом Сомертоном. И мне никак не хочется делать это на глазах у изумленной публики. Прием закончится, мы возвратимся в Лондон, и я тотчас сообщу лорду Сомертону о том, что желаю положить конец нашим отношениям. А до тех пор, полагаю, нам следует проявлять чрезвычайную осмотрительность. Если Сомертон раньше времени обнаружит нашу чувствительную привязанность друг к другу и с вами что-нибудь приключится, мне будет, ужасно жаль.

Виктория встала, словно собиралась уйти, но про себя точно знала, что сначала ей надо оказаться к нему поближе.

– Разумное решение, миссис Смит, – согласился Харди и поднялся с кресла, чтобы проводить ее к дверям.

Виктория остановилась и повернулась к нему. Глаза Харди потемнели от нескрываемого вожделения.

– Возможно, стоит скрепить наше многообещающее соглашение поцелуем?

Он плотоядно ухмыльнулся: – Более чем согласен.

Не дав ей и шагу ступить, он рывком притянул Викторию к себе и жадно впился в нее мокрыми губами.

Подавив подступившую к горлу тошноту, Виктория обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Невольное воспоминание о блаженстве, в которое она погружалась, когда ее целовал Сомертон, только усугубило чувство гадливости от мерзких лобзаний Харди. Не желая терпеть эту пытку ни единой лишней секунды, она тихо опустила руки и отстранила его от себя. Разумеется, не раньше, чем письмо перекочевало в ее собственный карман.

– Вы чрезвычайно нетерпеливый мужчина, мистер Харди. – Она старательно изобразила кокетливую улыбку и тотчас повернулась к выходу.

– Когда мы снова увидимся наедине?

– От души надеюсь, что скоро. Да никогда в жизни!

Она направилась к дверям, но Харди нагнал ее, притянул к себе и поцеловал в затылок.

– Очень скоро, – прошептал он.

– Да, дорогой, но сейчас я должна уйти.

Он вздохнул и отступил на шаг, дав ей возможность открыть дверь.

Выйдя в коридор, Виктория задержалась только для того, чтобы перевести дыхание, а затем устремилась наверх. Ей не терпелось найти Сомертона и показать ему письмо. Распахнув дверь, она обнаружила, что он с перекошенным от гнева лицом мрачно меряет шагами гостиную.

Заметив Викторию, он остановился и посмотрел на нее. О, ужас! Опять эти темно-зеленые глаза.

– Вы позволили ему целовать вас?

В этом причина его ярости? Кстати, откуда такая осведомленность?

– Вы подслушали мою частную беседу?

– Да. Увидев, как вы направляетесь в кабинет Фарли, а Ханна поднимается по лестнице, я понял, что вы не собираетесь обсуждать с ней украшения бального зала.

– И решили шпионить за мной?

Он шагнул вперед и грозно навис над ней:

– Я приехал затем, чтобы шпионить. А вот зачем вы целовали Харди?

Его необъяснимое поведение рассердило ее.

– Да какое вам до этого дело? Разве вы единственный мужчина, которому позволено прикасаться ко мне?

– Да, – отрезал он и без промедления привлек ее к себе. Его губы были жесткими, карающими… и совершенно восхитительными. А когда он резко провел языком по ее языку, она ответила на вызов. Неожиданно Виктория поймала себя на странной мысли: если бы ей зачем-то понадобилось представить себе поцелуй, вызванный ревностью, она бы представила его именно так. Впрочем, во-первых, ее никогда не целовал ревнивый мужчина, а во-вторых, Сомертон вряд ли руководствуется в своих поступках подобными чувствами.

Энтони был вне себя от гнева и ревности. Он прожил на свете двадцать восемь лет, но никогда не чувствовал себя так, как в тот момент, когда Виктория позволила Харди поцеловать ее. Пока эти двое беседовали, он находился в комнате секретаря и слышал каждое слово. Потом в кабинете воцарилась тишина. Энтони догадался, что там происходит, и у него потемнело в глазах.

Теперь он целовал ее сам, пытаясь выплеснуть переполнявшую его страсть.

Вряд ли это ему поможет. Он отстранился от нее и подошел к окну, пытаясь умерить бешеное биение сердца. Как она могла целоваться с Харди?!

– Вы не желаете объяснить мне, что все это обозначает? – требовательно спросила она.

– Нет.

– И вас больше не интересует, зачем я целовала его? Энтони сжал кулаки в попытке сдержать новую волну гнева:

– Полагаю, здесь нечего объяснять. Очевидно, вы заключили взаимовыгодное соглашение и намерены приступить к исполнению, как только мы уедем отсюда.

У нее хватило наглости рассмеяться:

– Неужели вы и, правда, поверили в то, что я готова иметь дело с этим в высшей степени омерзительным джентльменом?

– По-моему, вы были чертовски убедительны.

– Большое спасибо, – ответила она. Сомертон повернулся к ней: – Что?

– Если бы я выглядела менее убедительно, мне никогда не удалось бы вытащить у Харди из кармана вот это, – заявила Виктория, доставая из кармана сложенный листок бумаги.

– Вы украли у него письмо? – воскликнул Энтони. Она довела его до совершеннейшего исступления.

– Вам же не удавалось сблизиться с Харди. Я увидела, что он положил в карман эту бумагу, и придумала, как раздобыть ее. Теперь мы можем вернуться в Лондон.

– Дайте сюда, – потребовал он, выхватывая письмо у нее из рук и не желая даже думать о том, каким глупцом, должно быть, выглядит в ее глазах. Кажется, от ревности у него помутился рассудок.

Он прочитал письмо, и ревность сменилась бешенством.

– Как вы решились сделать это, не посоветовавшись со мной?

– Я случайно услышала ваш разговор с лордом Энкрофтом и узнала, что у Харди должно быть послание, которое вы ищете. – Она уселась в кресло, чрезвычайно довольная собой. – И я выкрала его.

– Ваши самонадеянность и глупость, вероятно, загубили все дело, – тихо сказал он.

Ее глаза испуганно распахнулись.

– Что вы имеете в виду?

Он швырнул листок бумаги ей на колени: – Это письмо к матери. Только и всего. Зато теперь Харди неизбежно заподозрит вас в краже. И подумает, что мы с вами работаем вместе.