Капризная вдова

– А теперь о деталях, – сказала она, аккуратно складывая руки на коленях. – Пусть Король и миссис Харт назовут свои цифры, а потом я вызову дворецкого, которому известно точное число фонариков.

Она также потребовала, чтобы молодые люди, не заглядывая больше в окна, шепотом назвали свои цифры родителям.

У Генриетты бешено колотилось сердце: только теперь она осознала, какая пропасть перед ней разверзлась. В случае проигрыша – поездка с Брэндишем в Париж и похороненная окончательно репутация…

«Что я натворила!» – пронеслось у нее в голове. Радость от поцелуев этого шалопая ничто по сравнению с муками совести, которых не избежать в случае проигрыша…

Она зажмурилась, отгоняя тяжкие мысли. Надо взять себя в руки и вспомнить ночной сад… Но вместо сада ей представилось, что она будет делать с Брэндишем в Париже… «Не отвлекаться!» – скомандовала себе Генриетта и открыла глаза. Испуганная миссис Литон спросила, хорошо ли она себя чувствует.

– Хорошо, – последовал ответ.

– Дорогая, пришел дворецкий, – вполголоса сообщила миссис Литон, – и леди Рамсден интересуется, готова ли ты назвать свое число и услышать правильный ответ?

– Сто десять, – прошептала Генриетта первое, что пришло ей в голову.

Эннерсли и Король тоже выразили готовность услышать правильный ответ, и дворецкий объявил, что своими глазами видел, как в саду развесили сто тридцать три фонарика.

Генриетта затаила дыхание. Миссис Литон сказала, какую цифру назвала дочь, и Король издал торжествующий крик. Как засвидетельствовал лорд Эннерсли, он ошибся только на два фонарика.

Молодой человек тотчас поднес к губам руку Генриетты и, глядя ей прямо в глаза, поцеловал дрожавшие пальцы. В его взгляде она прочла одно: Париж! Сердце у нее оборвалось, ноги стали как ватные. Она застыла перед ним, мучимая одновременно страхом и желанием, чувствуя, что потеряет сознание, если он сейчас же не отпустит ее руку и не отведет свой пронизывающий, откровенно страстный взгляд.

К счастью, спокойный голос лорда Эннерсли разрушил чары.

– Дорогой сын, похоже, ты сегодня в ударе! Предлагаю заключить новое пари – со мной. Если проиграешь, то все-таки поможешь семейству Литон обосноваться в Лондоне, как того хочет Генриетта. Если выиграешь, проси, что пожелаешь! Давай снимем колоду!

Но Король отказался, заявив, что ему от отца ничего не надо. С улыбкой поклонившись Генриетте, он повернулся к Фанни и уже хотел с ней заговорить, как вдруг снова вмешался лорд Эннерсли.

– Так-таки ничего не надо? – спросил он. – А как насчет моего охотничьего домика?

Забыв о Фанни, Брэндиш повернулся к отцу.

– Вы это серьезно? – воскликнул он. – Не верю своим ушам! Ради интриг Генриетты вы готовы разрешить мне пользоваться охотничьим домиком, тогда как я пять лет тщетно умолял вас об этом, я, ваш сын! – Похоже, он был не только изумлен, но и не на шутку рассержен.

– Тебе не стоит быть грубым, – коротко заметил лорд Эннерсли.

Брэндиш тотчас обернулся к Генриетте.

– Прошу прощения за то, что позволил себе отозваться о вас без должного почтения, но вы должны понять – я поражен… – Он замолчал, все еще не понимая, почему отец решился на такой отчаянный шаг ради совсем чужой женщины. Потом обратился к отцу: – Наверное, вы считаете меня черствым себялюбцем, потому что я отказался помочь миссис Харт в ее планах?

– Она была с тобой откровенна, ее намерения благородны, а обстоятельства, в которых оказалась ее семья, крайне тяжелы. – Лорд Эннерсли бросил уничтожающий взгляд на мистера Хантспила, который, однако, встретил его с ледяным безразличием. – Для себя она не просит ничего! Кроме того, ни для кого не секрет, что каждый сезон сотни матерей и опекунов плетут такие же, как ты говоришь, «интриги», чтобы вывести в свет и выдать замуж своих дочерей. Впрочем, мне неважно, что ты думаешь о мотивах Генриетты, я прошу только одного: если тебе хочется получить в свое распоряжение охотничий домик, то сними колоду и выбери одну из пятидесяти двух карт!

В раздумье Король вытащил из кармана табакерку и, не поднимая глаз от золотисто-красного ковра под ногами, сделал понюшку. Все с напряжением ждали его решения.

Наблюдавшая за ним во все глаза Генриетта заметила, как у него ходят желваки. Через несколько мгновений он поднял голову. Его взгляд, скользнув по миссис Литон, Энджел и Шарлотте, остановился на Генриетте. Вдруг среди мертвой тишины треснуло полено в камине, и от неожиданности все вздрогнули. Послышались ахи, хихиканье, но никто не посмел заговорить.

Король, видимо, приняв решение, подошел к Генриетте.

– Хоть я и терпеть не могу матримониальных затей, все же доводы отца меня убедили. Если вы приедете в Лондон, обещаю сделать все возможное, чтобы помочь вашей матери вывести в свет дочерей. – Он еле заметно улыбнулся и продолжал: – Это сущая безделица по сравнению с тем, что сделали для меня вы, моя спасительница!

Генриетта ошеломленно молчала, а Брэндиш повернулся к стоявшему рядом с ней отцу.

– Вот видите, нам не понадобилось никакого пари! – сказал он и уверенно направился к остальным, как будто ничего не случилось.

Глаза Генриетты наполнились слезами благодарности – она не ожидала от Брэндиша ничего подобного. Глядя, как он весело болтает с Фанни, молодая женщина с испугом подумала, что совсем не знает этого человека.

20

Подойдя к массивным раздвижным дверям библиотеки, Генриетта в нерешительности остановилась, потом все-таки подняла дрожащую руку, чтобы постучать, но испугалась и прижала ее к губам. А вдруг ничего не получится? Ведь задача, которую она поставила перед собой, почти невыполнима! До того, как спуститься в библиотеку, Генриетта целый час, вышагивая взад-вперед по спальне, репетировала речь, с которой собиралась обратиться к своему бессердечному кузену. Добившись наконец связности изложения и решив, что пора, она направилась вниз. Слава богу, никто не попался ей на пути, и Генриетта, уверенная в успехе, быстро сбежала по лестнице. Но по мере приближения к библиотеке ее уверенность таяла, пока не исчезла совсем.

Стараясь держаться прямо, хотя от волнения у нее подгибались колени, Генриетта набрала в грудь воздуха и громко постучала. Голос Хантспила пригласил ее войти, и она, легко раздвинув двери, скользнула внутрь.

Библиотека в Раскидистых Дубах располагалась в небольшой уютной комнате. Возле одного из высоких окон стоял столик из капа, справа от входа, у стены, – два высоких кресла с подголовниками, обитые ситцем с веселым цветочным рисунком, а между креслами – стол с двумя тяжелыми канделябрами, серебряными щипцами для снятия нагара и большой, украшенной драгоценными камнями шкатулкой, которой Генриетта раньше никогда не видела. Впрочем, она с легкостью догадалась, что это табакерка – в комнате чувствовался слабый запах табака. Кузен Хантспил обожал нюхать табак, утверждая, что по сравнению с курением эта привычка не так разорительна.

Он стоял у окна, выходившего на красивый цветник, и с каменным лицом взирал на нежившихся в лучах раннего солнца птиц и волнуемые легким утренним бризом головки первых весенних цветов.

– Пожалуйста, вызовите ко мне садовника, – не поворачивая головы, недовольным голосом сказал он. – Здесь будет мой кабинет. Я собираюсь вести в нем все дела имения и не могу изо дня в день видеть перед собой этот беспорядок! Вместо цветника следует посадить аккуратно подстриженный кустарник!

– Боюсь, ваша идея вряд ли придется по душе мистеру Уайту. Наш садовник души не чает в тюльпанах, нарциссах, розах и полевых цветах! – улыбнулась Генриетта, догадавшись, что кузен принял ее за горничную. Она надеялась, что эта забавная ситуация хоть немного поднимет настроение Хантспилу, который, по-видимому, находился не в лучшем расположении духа после вчерашнего вечера в Бродхорне. Но она жестоко ошиблась.

Услышав ее голос, Хантспил повернулся, и его брови взлетели вверх.