Запретный плод

— Вы, должно быть, шутите, — ледяным голосом сказала Изабель, сидя в собственной гостиной за столом, сервированным серебряным чайным сервизом.

— Поверь мне, я никогда в своей жизни не был так серьезен. Я хочу развода.

Полный планов на будущее, счастливый, герцог пришел, чтобы поговорить с ней после ее возвращения из Дювиля. Он решил рассказать о своих планах прямо и открыто. Он решил также, что щедро заплатит Изабель за свою свободу.

Она могла бы инициировать развод, он согласен взять всю вину на себя, он согласится на любые ее требования и не станет ни против чего возражать. Он не будет сопротивляться. Изабель должна просто назвать цену.

— В нашем семействе никогда не было разводов. Я не хочу даже слышать об этом.

— Мир меняется, Изабель. Даже церковь потеряла власть над разводами во Франции. Закон принят семь лет назад, потому что население потребовало этого.

— Это верно. Что только творится с политикой в этой стране сегодня! Черни позволяют иметь голос. И ты видишь, что из этого выходит. Нет, Этьен, никогда не было разводов в семействе Монтеньи и никогда не будет. Тебе молоко или лимон?

Герцог втянул в себя воздух и пристально посмотрел на паркетный пол под ногами, затем сказал:

— Лимон.

— Шарль в Дювиле спрашивал о тебе. — Жена протянула ему чашку чая. — Я напомнила ему, что ты ненавидишь соленый воздух. — Она сказала это с умыслом, в своей обычной беспардонной манере.

— Дело не в ненависти к соленому воздуху. Я был занят.

— С этой новой твоей любовницей?

— Я намереваюсь получить развод, Изабель, — сказал он, игнорируя ее вопрос. — Если ты не начнешь бракоразводный процесс, его начну я.

— Должно быть, она особенная, — ее улыбка была холодна. — Сообщите ей, что я не имею никакого намерения разводиться с вами. Кроме того, — голос ее постепенно повышался и становился оскорбительно визгливым, — если ты будешь продолжать это безумие, я буду бороться с тобой в суде… вечно.

— Изабель, мы можем вести себя разумно? Наш брак не был все эти годы, — он подбирал слова, пытаясь оставаться любезным, — союзом близких друзей.

— Два самых старейших семейства во Франции объединились в нашем браке, Этьен. Это было основой нашего брака, и это остается разумной основой нашего союза. Я не припоминаю свадебных клятв, требующих «дружбы».

— Возможно, я требую дружбы.

— И конечно, той, которой недоставало в нашей жизни, — кончики ее бровей насмешливо приподнялись. — Или тебе нужно чтонибудь еще?

— Я определился, Изабель, — он отставил чашку с нетронутым чаем.

— Нет, тебе нужна только молодая женщина, — вспылила она. — Ты знаешь, сколько раз я видела этот блеск в твоих глазах? Ты помнишь, сколько раз это было? — Ее голос стал пронзительным. — Я потеряла счет, ты потерял счет, но они были неизменно молоды, привлека тельны и доступны. — Ее кожа побелела от негодования, бриллиантовое колье семейства Монтеньи подпрыгивало.

— Ты сошел с ума. Ты не нуждаешься в разводе. Это обычная для тебя ситуация, Этьен.

— Дейзи другая. Она не имеет ничего общего с моими прошлыми авантюрами.

— Мой Бог, Этьен, посмотри на себя. Ты стар. Она не хочет тебя. Она хочет твоих денег.

Конечно, это было не так. Этьен был все еще одним из самых красивых мужчин в Париже, во Франции. Изабель не знала другой части мира, но подозревала, что он добьется успеха и там. Ее тон стал более спокойным, так было всегда, когда она чувствовала, что спор может быть улажен. Скандалом Этьена не победить. Он просто позволит всему идти своим путем, а сам будет делать посвоему. Она чувствовала это.

Он, как всегда, пожал плечами.

— Возможно, ты права, — сказал он спокойнее. Все, чего он сейчас хотел, — уйти от ее пронзительного голоса, позолоченных комнат, которые служили де Векам в течение четырех сотен лет, от показного гнева Изабель, который всегда его раздражал. — Я обещал Валентину, что сегодня вечером буду в своей квартире. Кстати, скажи Гектору, что завтра он получит от меня новую игрушку.

Ему хотелось пойти в детскую и взять на руки своего внука, поиграть с ним. Но не стоило тревожить ребенка изза хаоса в собственной жизни. Я не буду возвращаться в замок де Веков, подумал он, что бы ни случилось. Выиграю я дело или нет, возвращаться я не буду.

Еще один день здесь он не смог бы выдержать.

— До свидания; Изабель. — Он не сказал «прощай». Это было бы лицемерием. Его вежливая любезность все еще оставалась при нем. — Если тебе чтонибудь будет нужно, сообщи мне.

Она не ощутила переломности момента. Этьен часто бывал в отъезде, гораздо чаще, чем дома.

— Мы званы к принцу Шабору через две недели, — сказала она, — Альфонс ждет тебя.

— Не забудь сказать Гектору об игрушке, — сказал герцог и вышел из комнаты, чувствуя, как старо все то, что говорила Изабель.

Иначе и быть не могло, размышлял он, отдыхая на мягком диване в карете, по дороге в свою квартиру. Иначе и быть не могло, она даже не виновата. Он для нее только титул — лучший титул, который удалось заполучить ее семейству в обмен на ее гигантское приданое. Изабель не могла помочь ему, поскольку была воспитана пустой и никчемной, предпочитающей платяной шкаф и злобные сплетни в своем кругу детям и мужу. Она была подготовлена только к этой роли, как до того ее мать, поскольку детство ее прошло среди нянь, гувернанток и льстивых прислужников. Ничего другого она не знала.

Он мог простить ее невежество, но не убожество души.

Когда они были молоды, он хорошо понимал обязательства, налагаемые на него титулом, а Изабель хорошо понимала необходимость удачно выйти замуж. Их брак был семейным решением, семейным бизнесом, и он, будучи сознательным наследником, подчинялся строгим условиям этих браков по расчету, в то же время допуская некоторую свободу. Он принял правила, выработанные многочисленными поколениями. Все, кроме отношения к детям. Их он игнорировать не мог, как делали многие его приятели. Как делала Изабель. Он всегда обожал их. Всегда — с первого взгляда на их розовые младенческие лица. Наибольшим ударом для него было бы непонимание детьми его поступков. Он должен был поговорить с ними как можно скорее.

В тот же вечер перед обедом у Аделаиды, приехав чуть раньше гостей, он сообщил Дейзи, что обсудил свой развод с Изабель, хотя она не согласна сделать это немедленно, полагает что можно достичь соглашения. Затем он попросил позвать Аделаиду и Валентина, чтобы рассказать им о своих планах. Дейзи хотела было чтото возразить, но, увидев его глаза, промолчала, а герцог невозмутимо закончил свою речь словами:

— Я люблю тебя, хочу жениться на тебе и намерен объявить об этом публично.

Аделаида и Валентин были потрясены. Разумеется, не потому что Дейзи и герцог были влюблены, а по той причине, что герцог собирался объявить о своей любви публично! Они были очень удивлены.

— Ты сказал о разводе Изабель? — переспросила Аделаида, желая убедиться, что правильно его поняла.

— Сегодня днем.

— Не думаю, что она легко это приняла, — прямо сказал Валентин таким тоном, в котором слышалось его чисто мужское мнение об Изабель.

— Ничего, мы чтонибудь придумаем.

Глаза Аделаиды были устремлены на Дейзи, которая не сводила взгляда с Этьена. Дейзи и герцог сидели рядом, он держал ее за руку, и, когда смотрел на нее, в его улыбке было чтото интимнозагадочное.

Валентин, увидев это, понял, что борьба в суде будет серьезная и непримиримая. Изабель будет готова на все, чтобы сохранить положение герцогини де Век, она продаст душу дьяволу, лишь бы стереть улыбку влюбленности с лица своего мужа.

— Мы можем чемнибудь помочь? — спросил Валентин.

— Поговорите с Бурже.

Бурже был адвокатом для богатых людей. Сейчас Этьену нужна была его помощь.

— Но это нужно сделать незамедлительно. Изабель может обратиться к нему раньше.

— Она не станет иметь с ним дело, поскольку считает его пустословом.

Валентин улыбнулся, его настроение улучшилось. Изабель могут остановить высокие гонорары Бурже. Если Этьен заполучит Бурже, у него будет шанс.