Соблазненная принцем

Рауль уставился на Викторию так, как будто у нее выросли рога.

Закери прижал пальцы ко лбу.

Просперо сердито смотрел на них своими темными горящими глазами.

Томпсон стоял чуть в стороне от стола и наблюдал за происходящим.

Виктория взглянула на Хейду, которая остановилась с кувшином в руке.

Рауль откинулся на спинку стула и невесело хохотнул:

— Нет, среди женщин нет командиров. У них нет необходимой для этого подготовки.

Виктория терпеть не могла предубеждения и несправедливость, а здесь была налицо предубежденность в самом отвратительном ее проявлений. Да и что могли сделать ей эти мужчины, если она говорит чистую правду? Бросить ее в тюрьму?

— Вы сами рассказывали, что у многих из них погибли от руки де Гиньяров мужья и отцы и что им приходится защищать свои дома и свои семьи. Вы утверждали, что восхищаетесь женщинами, которые готовы сражаться. И говорили, что их научили стрелять. Разве их нельзя научить командовать?

Женщины, которые стояли, когда мужчины сидели, поглядывали друг на друга, будто ища поддержки.

— Разве мужчины не проходят подготовку, прежде чем стать сержантами или получить другие звания? — настаивала Виктория.

— Она права, — сказал Закери. — Мужчины проходят подготовку. И у меня есть две женщины, которых я оставляю исполнять мои обязанности, когда отлучаюсь по другим важным делам. Они делают все, что делаю я, причем даже лучше, чем я.

Просперо поставил кубок на стол.

— Сама природа делает мужчину более способным выполнять функцию лидера!

— Похоже, что природа делает мужчину более склонным к приступам раздражительности, — холодно сказала Виктория. — Разве этим качеством лидера можно восхищаться?

Томпсон подошел к столу:

— Мистер Лоренс, если Хейда возьмет на себя все обязанности по домашнему хозяйству, которые обычно выполняет дворецкий, — а она способна великолепно справиться со всеми проблемами и критическими ситуациями, — я смог бы чаще работать на учебном плацу. — В его голосе слышалась надежда. — Я действительно получаю удовольствие от работы в лесу и люблю координировать проводимые там операции.

В зале поднялся шум, каждый из воинов принялся высказывать свое собственное мнение.

Рауль откинулся на спинку стула и спросил:

— Видишь, что ты сделала?

— Я всего лишь задала вопрос.

— Очевидно, этот вопрос пора было задать, — сказал он и, поднеся к губам ее руку, поцеловал.

Почти сразу же шум прекратился, и взгляды всех присутствующих снова были направлены на Викторию.

— Я рассмотрю все мнения, которые вы тут сегодня высказали, и завтра приму решение о том, которую из женщин сделать командиром, — сказал Рауль, кивнув Хейде и Просперо. — Но Томпсон прав, и вы меня извините за то, что я не подумал об этом раньше. Хейда, если тебя это устраивает, можешь взять на себя управление всем домашним хозяйством замка.

Она кивнула с характерной для нее сдержанностью и сразу принялась распоряжаться работой женщин, обслуживающих столы.

Просперо, наклонившись вперед, сказал, обращаясь к Виктории:

— Хейда обожает работу на открытом воздухе.

Виктория с удивлением взглянула на Хейду. Хрупкая, низкорослая и худенькая Хейда страшно хромала.

— Вы знаете, почему она предпочитает работать внутри дома, вместо того чтобы обучать женщин стрельбе? — спросил он.

— Нет. Мы с ней никогда не разговаривали об этом, — сказала Виктория.

— А это потому, что вы не хотите заводить здесь друзей.

— Да, я не хочу заводить здесь друзей, — не желая притворяться, сказала Виктория.

Он кивнул с многозначительным видом.

— Когда я встретил Хейду, ей было двенадцать лет. Здоровая, красивая, смелая, она была лучшим стрелком в стране.

Виктория уже поняла, что ей не хочется его слушать, потому что Просперо был явно настроен продолжить разговор и наклонился к ней ближе.

— Когда ей было пятнадцать лет, она отправилась на охоту, чтобы подстрелить какую-нибудь дичь и накормить семью. Должен сказать вам, что морикадийцам в этой стране не разрешается охотиться. Де Гиньяры считают, что все здесь принадлежит только им. Принц Сандре и его люди увидели ее, когда она подстрелила маленького кролика, — он рукой показал размеры животного, — ведь даже кролики в этой стране мелкие от недоедания. Она побежала. Принц и его люди погнались за ней по лесу. Но они были верхом на конях, а она охотилась пешая. Они гонялись за ней до тех пор, пока она не измучилась и не смогла больше бежать. Она упала, а они промчались галопом по ее телу. В результате этого у нее было раздроблено бедро и сломана нога. Решив, что она мертвая, они бросили ее и уехали, довольные тем, что совершили акт справедливости.

Виктория в ужасе взглянула на него, потом на Хейду.

Хейда заметила ее реакцию и, страшно хромая, направилась к главному столу.

— Она не умерла. Но после того случая она уже больше никогда не сможет бегать, стрелять и быть такой женщиной, какой должна была бы стать, — сказал Просперо, и глаза его вспыхнули ненавистью. — Она родила мне двоих детишек, но больше детей иметь не сможет. Она едва не умерла, родив нашего второго малыша.

Глаза Виктории защипало от слез.

— Довольно, Просперо, — сказал Рауль и чиркнул по горлу большим пальцем, показывая, что, мол, все сыты по горло.

Не обратив на него внимания, Просперо продолжил говорить с Викторией.

— А вы приехали сюда и хотите все изменить. Если бы вы страдали, как страдали здесь все мы, если бы видели, как голодает ваша мать, и умирают ваши друзья, вы бы поняли, почему мы стали такими. И мы бы стали вас слушать.

Хейда подошла к столу, наклонилась и заглянула в глаза мужа:

— Просперо, я запрещаю тебе превращать меня в объект жалости. Не смей этого делать никогда и ни для каких целей. Так что придержи-ка лучше язык.

— Женщина! — воскликнул Просперо. Он вскочил и посмотрел на нее сверху вниз. — Не указывай мне, что я должен делать!

— Но кому-то нужно тебя остановить, — сказала Хейда в ответ.

И он присмирел.

— Мне пора выходить в патруль, — сказал он и направился к двери.

Виктория встала из-за стола:

— Я иду спать.

Глава 27

Виктории было все равно, что подумают люди. Ей просто хотелось остаться одной. Разумеется, ничего из этого не получилось. Рауль догнал ее до того, как она вышла из главного холла. Когда они поднимались по лестнице, он поддержал ее, положив руку на ягодицы, и вошел в спальню, следуя по пятам. Закрыв за собой дверь, он повернул ключ в замке.

Амайя давно приготовила комнату ко сну: постелила постельное белье на софу, разложила ночную сорочку Виктории, разожгла камин. Но каждый раз она вносила что-нибудь новенькое: то появлялась ваза с цветами, то розовые лепестки плавали в теплой воде для умывания.

Сегодня Амайя зажгла по всей комнате свечи, в теплом свете которых даже Рауль казался человеком все понимающим и сочувствующим.

Она не могла этого вынести.

Схватив ночную сорочку и одеяло, Виктория бросилась в гардеробную, переоделась в темноте и, завернувшись в одеяло, вернулась в спальню. Рауль стоял на том самом месте, где она его оставила. Ждал.

Расстроенная и сердитая, она взглянула ему в лицо, желая, чтобы он ушел, готовая, если потребуется, бороться с ним.

Но он удивил ее.

— Извини за то, что так поступил с письмом твоей матери. — Он протянул ей руку. — Когда революция закончится, ты сможешь отослать его.

Ну, нет. Ему не удастся так просто ее уговорить. И она не имеет намерения к нему прикасаться.

— Когда закончится ваша революция, я поеду и увижусь с ней.

— Да, конечно, ты так и сделаешь, — сказал он и опустил руку. Потом подошел к окну. — Ты близка со своей матушкой?

— Совсем нет, — сказала Виктория, сама не зная зачем признаваясь в этом. Возможно, потому, что он впервые доверился ей? Она добавила: — Не думаю, что она когда-нибудь беспокоится обо мне, но все же я ей пишу… потому что она моя мать.