Испания для королей

Днем он вымещал злобу на всем доминиканском братстве, а по ночам усердно молился – пытался урезонить Божьих угодников, так легкомысленно относившихся к неотложным нуждам кастильского государства.

– Доколе? – вопрошал он. – Доколе будете вы взирать на грехи заблудших чад ваших и не давать нам возможности спасти их души? Долго ли еще мы будем бессильны в борьбе с ересью? Скажите, о небесные пастыри нашего многострадального народа!.. Скажите, подайте какой-нибудь знак!

И вот – во всяком случае так показалось Охеде – долгожданный знак был подан. Это случилось в тот день, когда в монастырь прибыл один молодой человек, желавший поговорить с настоятелем о неком тревожном явлении, свидетелем которого он недавно стал.

Охеда согласился принять его.

Юноша вошел, и Охеда тут же узнал его. Тот принадлежал к знатному роду Гузманов, еще в прошлом веке обосновавшихся в Севилье.

– У тебя очень растерянный вид, сын мой, – сказал приор. – В чем ты желаешь мне исповедаться и почему ты не обратился Со своим делом к твоему духовному отцу?

– Святейший приор, мне кажется, что мое дело важнее, чем просто исповедь. Я знаю, что вы недавно побывали при дворе и виделись с королевой. Потому-то я и решил прийти к вам.

– Ну что ж, давай послушаем твои откровения.

– Святейший приор, я завел любовницу.

– Нехорошо, плотские желания нужно подавлять. Назначь себе эпитимью и больше не греши.

– Она еврейка, святейший приор.

Чтобы не выдать волнения, Охеда закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Если она искренне верит в Господа нашего Христа, то ее кровь не имеет особого значения.

– Святейший приор, мне кажется, она искренне исповедует нашу религию. В противном случае я бы не сблизился с ней.

Охеда кивнул. Затем спросил:

– Она живет в еврейском квартале?

– Да, святейший приор. Я приходил к ней в гетто, в дом ее отца. Она еще не достигла совершеннолетия, поэтому ее семья не хотела, чтобы у нее был любовник.

– Оно и понятно, – строгим голосом произнес Охеда. – Стало быть, ты уговорил ее поступить против отцовской воли?

– Она необыкновенно красива, святейший приор. Каюсь, я не устоял перед искушением.

– Как же ты приходил в дом ее отца, если он запрещал ей иметь любовника?

– Я приходил тайком, святейший приор.

– В таком случае, сын мой, назначь себе еще одну эпитимью.

– Смею надеяться, святейший приор, мои грехи будут отпущены без эпитимьи – ведь если бы не эти тайные посещения, я бы не узнал, какие злодейства творятся в ее доме. У Охеды от волнения задрожали руки.

– Продолжай, сын мой, я тебя слушаю, – вкрадчиво произнес он.

– Сейчас страстная неделя, – смущенно пробормотал юноша. – До вчерашнего вечера я не помнил, что это еще и окончание еврейской пасхи.

– Ну, продолжай! – не сдержавшись, прикрикнул Охеда.

– Я незаметно пробрался в комнату моей девушки, там мы занимались любовью. И все это время, святейший приор, в доме слышалась какая-то возня. Как будто с улицы все заходили и заходили люди – много народу, и все о чем-то негромко разговаривали. Понятное дело, я встревожился. Мне показалось, что отец моей любовницы догадался о моем присутствии в его доме и позвал друзей – чтобы застать нас врасплох и, может быть, убить меня.

– Твои опасения подтвердились, сын мой?

– Как я теперь понимаю, святейший приор, обо мне они и не думали. Но тогда я этого не знал, поэтому встал с постели и быстро оделся. Казалось, мой страх передался моей любовнице – она тоже оделась и сказала, что чем быстрее я выберусь из дома, тем будет лучше. Когда шаги на лестнице затихли, мы осторожно выскользнули из комнаты и направились к выходу. Однако, уже подойдя к прихожей, мы услышали какой-то шум за одной из дверей – вот когда моя любовница по-настоящему испугалась. Она быстро распахнула платяной шкаф, стоявший поблизости, и втолкнула меня в него. Это было очень своевременно, святейший приор, потому что ее отец как раз вышел в прихожую встречать друзей, только что заявившихся в его дом. Они остановились рядом со шкафом, в котором я прятался, поэтому мне удалось разобрать, о чем они говорили. Как оказалось, в этом доме собрались люди, праздновавшие еврейскую пасху. И все они насмехались над христианами, а отец моей любовницы смеялся громче всех и уверял, что всю жизнь будет обманывать католиков, втайне от них исповедуя иудейскую религию.

Охеда до боли сжал кулаки.

– Ну, вот мы их и поймали! – воскликнул он. – Вот и уличили этих коварных злодеев! Ты правильно поступил, сын мой. Ты не ошибся, решив прийти с этим делом ко мне, а не к своему духовному отцу.

– Святейший приор, могу ли я считать себя прощенным?

– Прощенным? Считай, что ты получил мое благословение, сын мой. Да и не только мое! Не иначе, сам Господь привел тебя в этот дом, чтобы ты смог указать нам на людей, оскорбляющих нашу святую веру. Не сомневайся, тебе будут отпущены все грехи, которые ты когда-либо совершал. Вот только скажи мне, как зовут отца твоей любовницы и где находится его дом. О, недолго уж осталось этому лицемеру жить в нем!

– Святейший приор, моя любовница…

– Если она ни в чем не замешана, то с ней ничего не случится.

– Мне бы не хотелось наговаривать на нее…

– Ты уже спас ее от вечного проклятья – разве этого мало? Жизнь в этом порочном вертепе могла стоить ей геенны огненной, нескончаемых адских мук! Не бойся, сын мой, твои грехи будут тебе отпущены.

Эту еврейскую семью в тот же день привели к Охеде.

– Не отпирайтесь, у меня есть неопровержимые доказательства ваших грехов, – сказал он. – Сейчас мне нужен от вас только список людей, вместе с вами праздновавших еврейскую пасху.

Глава дома с тревогой посмотрел на Охеду и глухо произнес:

– Святейший приор, мы и в самом деле погрешили против святой католической церкви, обратившись к религии наших предков. Но мы просим простить наши грехи и позволить нам вернуться в лоно христианской церкви.

– Кто вместе с вами участвовал в ваших варварских обрядах?

– Святейший приор, пожалуйста, не просите меня доносить на моих друзей.

– Именно это я и прошу вас сделать.

– Я не могу назвать их имен. Они приходили ко мне тайно, и я обещал не свидетельствовать против них.

– Советую вам нарушить это обещание.

– Не могу, святейший приор.

Охеда с трудом сдерживал ярость. Будь его воля, он немедленно отвел бы этого мерзавца в камеру пыток. Уж там-то у него развязался бы язык. Живо выдал бы всех своих сообщников.

Но вот он стоит передо мной, думал Охеда, а я ничего не могу поделать с ним. Неужели это сойдет ему с рук?

– Если вы назовете своих друзей, ваша эпитимья будет менее строгой, – напомнил ему Охеда.

Однако мужчина продолжал упорствовать.

Охеда назначил ему эпитимью, и, поскольку все эти евреи просили принять их в католическую церковь, ему оставалось лишь удовлетворить их просьбу.

Когда они ушли, Охеда разразился бранью на законы, установленные в Кастилии. Если бы в стране действовала инквизиция, этого наглеца сегодня же заточили бы в темницу. Там бы его допросили, заставили бы назвать сообщников. И вместо нескольких жалких эпитимий и нескольких спасенных душ были бы надежно застрахованы от вечного проклятья десятки, даже сотни заблудших чад Божьих. Уж тогда-то они не отделались бы таким пустяковым наказанием, как дополнительные посты и молитвы. Их обвинили бы в ереси, а этот грех человек может искупить только смертью.

Но в Кастилии пока что не было инквизиции.

Охеда выехал в Авилу, где Торквемада по-прежнему работал над чертежами будущего монастыря.

Тот принял Охеду со всем радушием, какое мог себе позволить, – они были единомышленниками, а Торквемада ценил людей, разделявших его взгляды на политическое устройство Кастилии.

Охеда, не теряя времени, приступил к главному.

– Я держу путь в Кордову, в резиденцию королевы, – сказал он. – В Севилье открылись злодеяния, о которых ее необходимо поставить в известность. Я попрошу аудиенции у Ее Величества и буду настаивать на учреждении святого трибунала в нашей стране.