Предательство страсти

— Боже! Что со мной будет? — Мари в ужасе сложила руки и вознесла к Богу горячую молитву о милости и прощении.

Утром, когда дверь ее камеры отворилась, стражники нашли пленницу лежащей на каменной ступени возле самого порога.

— Вставай! — грубо пихнул ее сапогом один.

Мари вскрикнула и открыла глаза. Над ней стояли два неотесанных болвана, которые явно упивались своим положением надсмотрщиков.

— А она ничего, эта шлюшка, — подмигнул один из них другому. — Может, мы сами позабавимся с ней пока? А? Что скажешь?

Мари от ужаса лишилась дара речи, и почувствовала, как тело ее медленно холодеет от кончиков пальцев ног, выше и выше…

— После, может быть, — ответил второй тюремщик. — Сейчас велено тащить ее к префекту.

Мари грубо подняли за локти и потащили по длинному слабо освещенному коридору.

Зажмурившись от яркого света, который ударил ей в глаза, как только они вышли из подвала префектуры, который служил городской тюрьмой, Мари тут же подверглась атаке со стороны толпы. Гиканье и улюлюканье неслось со всех сторон. В несчастную полетели объедки и камни. Стражники, размахивая древками алебард, с трудом проложили себе путь к высокому помосту, где уже сидел префект. Мари подняла глаза и увидела там же закованного в наручники Александра; тот стоял, опустив голову и даже не показывал вида, что замечает ее. Внутри у молодой баронессы все оборвалось. Неужели и он предаст ее? Но она все еще надеялась, что он любит ее. Любит. Ради этого можно вынести любые мучения!

— Мари Франсуаза де Грийе, дер Вильгельмсхафен, баронесса фон Штерн, вы обвиняетесь в тягчайшем преступлении — прелюбодеянии. — Багровое лицо префекта выглядело сегодня особенно грозно, из-за жары кровь ударила ему в голову. — Вина ваша не требует доказательств, потому что вы были застигнуты на месте преступления. Однако формальности закона требуют, чтобы вы прилюдно назвали полное имя своего любовника. Говорите.

Мари опустила голову.

— Послушайте, нельзя ли без этого… — смущенно проговорил Рихард, восседавший на помосте в качестве пострадавшей стороны. — Может быть, мы ограничимся только порицанием и разводом? К чему вся эта средневековая жестокость?

— Не-е-ет!! — взревел префект, который был уже основательно пьян. — Я, как представитель закона, не потерплю, чтобы хоть одну запятую его презрели! Говори, прелюбодейка!

— Но вы же видите, что я не в состоянии… — еле-еле пролепетала Мари.

— Не вижу. Вы только что произнесли целую фразу. Говорите, или я прикажу сечь вас розгами.

— Спросите у него самого, — предложил Рихард, указывая на графа Салтыкова, который стоял у края помоста с совершенно отсутствующим видом.

— Но закон требует, чтобы именно она назвала имя любовника! — продолжал настаивать блюститель порядка.

— Хорошо, — Рихард сделал примирительный жест руками, — давайте я назову его имя, а Мари только подтвердит? Хорошо?

— Ну… Только из уважения к вам, барон, — нехотя согласился префект. Рихард встал и обвел глазами толпу вокруг. Когда стало тихо, он громко и отчетливо произнес.

— Этот человек, русский граф Александр Салтыков.

Некоторое время была тишина, а потом откуда-то послышался тихий, идиотский смех.

— Что это? Кто смеется? — Рихард обернулся в ту сторону и увидел, что какая-то нищенка, лицо которой было скрыто, смеется. — Почему эта ненормальная смеется? Эй!

Нищенка хотела было скрыться, но ее вытолкнули на середину, перед помостом, где сидел префект, и у подножия которого стояла несчастная Мари.

— Как твое имя? — обратился к ней префект.

— У меня нет имени, — последовал ответ, а следом все то же идиотское хихиканье.

— Это Марта фон Граубер! — выкрикнул кто-то из толпы.

Мари в ужасе подняла глаза на то, что осталось от блестящей, изысканной фрау Марты. Боже! И ее ждет такая судьба… Нет! Лучше смерть!

— Откройте ей лицо, — приказал префект.

Стражник бросился вперед и отодрал от лица нищенки тряпку, которой она прикрывала его нижнюю часть. Мари еле устояла на ногах — такая ужасная картина открылась ее взору.

У Марты был отрезан нос и губы! Так жестоко глумилась над ней толпа, когда истек срок ее казни у позорного столба.

— Почему ты смеялась, отвечай! — Рихард вскочил со своего места.

— Потому, что ты, ваша светлость, назвал Фредерика — графом! — и безумная снова зашлась хохотом.

По толпе прокатился удивленный вздох. Неужто в их городе еще одна благородная дама спуталась с актером?

Мари подняла глаза на Александра, но тот словно превратился в каменный столб!

— Это ложь! — закричала она что было силы. — Это ложь! Это все подстроил Рихард, чтобы получить свои виноградники!

— Что несет эта несчастная?! Заткните ей рот! — Рихард вскочил и сбежал вниз к подножию помоста и влепил своей жене такую затрещину, что она тут же упала замертво. — Ничего, отойдет… — бросил он стражникам.

— Итак, — префект устроился в кресле поудобнее, всем своим видом показывая, что суд продолжается. — Почему ты, Марта, говоришь, что стоящий здесь человек не граф Салтыков.

Марта опять залилась хохотом.

— Да потому, что всем известно, что это Фредерик Зиммель, бродячий актер. Дружок моего Анри!

В толпе началось бурное волнение.

— Чем ты можешь подтвердить свои слова, женщина?

— Анри рассказывал мне, что у любовника Лизхен Риппельштаин, его дружка Фредерика, на правом бедре шрам от турецкой сабли, а на руке, чуть повыше локтя, нарисован морской крест, потому что он когда-то был матросом. Да я и видела их вместе с Лизхен! Как они обнимались в его фургоне.

— Проверь! — бросил префект стражнику. Тот мгновенно бросился стаскивать с Салтыкова штаны и рубашку.

— Есть! — крикнул стражник. — И шрам, и якорь. Дурочка говорит правду! Это Фредерик Зиммель, актер бродячего театра.

— Ха! — префект хлопнул себя по животу. — Однако, ну вы и опростоволосились, мой дорогой барон! Притащили в дом бродячего актеришку, представив его как графа! Конечно, ваша молодая жена не могла устоять!

Я бы попросил вас! — Рихард стал белым, как мел, переводя полные ужаса глаза с лица Салтыкова на Мари. Да как такое могло произойти? Ведь будучи в России, он много слышал об Александре Салтыкове, молодом человеке, которому доверялись только самые важные и деликатные поручения из области внешней политики, и барону описывали Салтыкова именно так, как выглядит этот молодой человек! — У него должны быть документы! Обыщите его вещи!

— Обыщите!

Стражник приблизился к Салтыкову, но тот не позволил себя обыскивать. Он молча вытащил из внутреннего кармана паспорт и отдал стражнику. Тот передал его префекту. На площади воцарилось гробовое молчание. Первым его нарушил префект, издав звук, напоминающий поросячий визг.

— Фредерик Зиммель! Актер! — еле-еле заставил себя произнести вслух префект. Рихард выхватил у него из рук бумаги, и замер, словно восковая фигура. В паспорте было написано, что предъявитель сего документа Фредерик Зиммель, актер… И далее подробное описание, полностью совпадавшее с гостем барона фон Штерна!

Итак, я выношу решение! — префект грохнул деревянным молотком и сделал знак, чтобы все замолчали. — По законам нашего города, знатная дама, совершившая прелюбодеяние с простолюдином, приговаривается в ста ударам плетью и недельному пребыванию у позорного столба, где каждый сможет выказать ей свое презрение. После этого она лишается всех титулов, а брак ее, по желанию, высказанному мужем, будет расторгнут. В случае расторжения брака по причине: совершение супругой прелюбодеяния с простолюдином, ее приданое остается у мужа, как компенсация за ущерб, нанесенный его чести. Актера Фредерика Зиммеля, мы приговариваем к выдворению из наших земель с запретом появляться здесь вновь когда-либо. Если он нарушит этот запрет, то будет подвергнут наказанию плетьми, в количестве двухсот ударов!

Мари в отчаянии устремила свой взгляд на Александра, или Фредерика, она уже не знала…