Несущая свет. Том 1

Только теперь Витгерн разглядел морщины скорби на лице Бальдемара. Его взгляд был слишком неподвижен, слишком печален, как будто он смотрел на мертвое тело дорогого ему человека; он слишком торжественно и прямо восседал в своем кресле, словно находился перед жертвенником в священной роще.

— Что же касается ее знаменательной победы в поединке в Ясеневой Роще, Витгерн, то это такой редкий знак военного везения, сопутствующего ей, что подобные случаи среди нас в последний раз встречались очень давно — в ту пору, когда Волчица еще не начала выкармливать основателей Рима. Поэтому ты сам видишь, что бог положил на нее свой вожделеющий взор еще прежде, чем я пришел к решению благословить этот священный брак.

Витгерн слушал, грустно соглашаясь с Бальдемаром, и думал про себя: «Бальдемар умудряется командовать богинями Судьбы, судя по тому, что они идут у него на поводу и выполняют по существу его волю. Вот старая лиса. Хитрая, чующая свою выгоду лиса. Как все же отец и дочь похожи друг на друга! И теперь они оба будут всегда охотиться вместе, только не зайцев и оленей, как прежде, а на римлян. Бальдемар всегда мечтал, чтобы Ауриана постоянно находилась рядом с ним, делая то, что он делает, и живя так, как живет он сам. Вот тот род бессмертия, который нравится ему — он состоит в наследовании духа, а не плоти. Бальдемар хочет видеть перед собой свое продолжение, наследницу своего духа, своей бесплотной сути. Да, в них обоих действует один и тот же неукротимый дух дикого вольного скакуна!»

— Вести вооруженную борьбу с Римом — это все равно, что носить воду решетом, — продолжал Бальдемар. — Может быть, ей с ее чудесным даром удастся остановить эту чуму. Иногда я думаю, что в ней живет мой дух, только очищенный и возвышенный. То, чего я добиваюсь своим могуществом, она достигает своей невинностью. Причем она сама не сознает этого, она разбирается в этом не больше, чем какой-нибудь полевой зверек. Своей невинностью она, пожалуй, могла бы сразить дракона…

Трубный глас боевого рога снова потряс воздух, словно мощный порыв ветра.

— Видо! — прошептал Витгерн, повернувшись в ту сторону, откуда слышались боевые звуки. — Неужели ты не слышишь этого? Неужели ты не понял то, что я говорил тебе? Умоляю тебя, Бальдемар, выслушай меня! Они выступают в поход!

— Почему же, я все прекрасно слышу. Ты прав. Видо действительно выступает в поход.

— Я не понимаю тебя! С ним из лагеря уходит и часть твоих соратников! Может быть, ты не знаешь, что этим утром на его сторону перешло еще двадцать твоих людей?

— Двадцать три, если уж быть совершенно точным, — отозвался Бальдемар. — Если слегка потрясти дерево, то с него первыми упадут самые гнилые плоды.

— Я не могу больше выносить все это! Мы до сих пор не покарали гермундуров за их разбой, и с каждым мигом нашего промедления растет наш позор! — эти слова отчаянья сами вырвались из уст Витгерна, и он почувствовал, что краснеет. Он ведь вовсе не собирался говорить все это; подобные слова были прямой критикой действий Бальдемара. Но хуже всего было то, что совсем недавно Витгерн сам все это слышал из уст гнусного Видо!

Однако, к полному изумлению молодого воина, Бальдемар ничуть не рассердился на него. Напротив, его глаза подернулись пеленой задумчивости.

— Ты так и не задал самый интригующий и важный вопрос, Витгерн: откуда у Видо такие несметные богатства? Ведь на мысль о них наводит появление у Видо в одночасье новых соратников, большинство из которых иноплеменники, чужеземцы. Не мог же он привлечь их на свою сторону простым красноречием, да и сам он как боевой вождь ничего собой не представляет — потому что Видо едва ли когда-нибудь за всю свою жизнь возглавил хоть один стоящий военный поход.

— Проклятье, я понятия не имею обо всем этом. Может быть, он использует клад, о котором всегда говорил, утверждая, что нашел его в земле… Но разве об этом речь? Я умоляю тебя, останови его! Почему ты не борешься за свою честь и доброе имя? Если ты будешь и дальше бездействовать, клянусь, что я начну действовать на свой страх и риск! — Витгерн круто повернулся на каблуках и широким, решительным шагом направился к выходу, придерживая висевший на поясе длинный меч.

— Стой! — резкий голос Бальдемара прозвучал, словно звон железа о железо. Витгерн замедлил шаг, но не остановился. — Ты слишком резвый своевольный щенок, которого надо держать на короткой привязи. Повернись лицом ко мне!

Голос вождя звучал строго и повелительно. Витгерн медленно повиновался.

— Вот именно, — продолжал свою мысль Бальдемар, как ни в чем не бывало, все тем же пренебрежительным тоном, — клад! Древний клад, как он утверждает! Мне здесь принесли пару монет из этого клада. На них изображен Нерон, Нерон, клянусь богами, а не какой-нибудь правитель древности! Так за кого принимает меня этот Видо? Только круглый дурак может полагать, что все остальные вокруг него — дураки.

— Я не поспеваю за твоими мыслями, Бальдемар, но зато я хорошо знаю, кто мой враг!

— Ты уверен в этом? Витгерн, на нас напали вовсе не гермундуры.

— Что? Что?! — Витгерн оторопело уставился на вождя. У него было такое чувство, будто он на полном скаку упал с лошади. — На нас напали не… не… но, при всем уважении к тебе, у нас же есть свидетельства очевидцев! И их много!

— Однако самое интересное, — продолжал Бальдемар, не обращая внимания на слова Витгерна, — состоит в том, что негодяй Видо прекрасно осведомлен об этом.

— Это невероятно!

— Куда бы ни направился Видо, он поведет своих людей ложным путем. Поэтому не волнуйся о том, что он и его войска убегают из нашего лагеря. Ромильда не поедет за ними. Поэтому Видо вынужден будет совершать свой военный поход без запаса провианта, а без него он не станет вступать в сражения и вернется домой.

— Но Ромильда уже выстроила свои телеги! Весь обоз в двадцать подвод готов тронуться в путь!

— Ты прав. Но это я сам попросил ее поступить подобным образом. Иди и понаблюдай, что произойдет, когда Видо со своим сбродом попытается пройти мимо обоза. Ты должен больше доверять нашим людям, Витгерн. Среди наших сторонников осталось еще много таких, кто не желает превращаться в рабов. А теперь ступай.

Оказавшись опять под низко нависшим сумрачным небом хмурого утра, Витгерн увидел внизу под холмом в долине тревожную картину: огромная масса вооруженных воинов медленно прокладывала себе путь сквозь высокие заросли осоки к узкому выходу из долины, у которого стоял обоз с провиантом; Ромильда выстроила подводы в одну извилистую цепь. Казалось, яростная ненависть соплеменников к врагу сгустилась в сумрачном воздухе, предвещавшем грозу. Несколько сотен оставшихся в лагере воинов были взбудоражены всем происходящим и все еще не хотели смиряться с молчаливой пассивностью своего вождя.

— Бальдемар! Подымай нас в поход на врага! — раздавались нестройные хриплые крики, больше похожие на мольбы приговоренного к смерти о пощаде и милосердии.

Последняя радость и надежда покинули душу Витгерна, вытекли из нее, как мед из перевернутого рога.

«Вот он, конец», — пронеслось у него в голове.

Витгерн вкратце рассказал Зигвульфу о встрече с Бальдемаром.

— Или он сходит с ума, — сделал свой вывод Зигвульф, — или он стал таким же проницательным и всеведущим, как сами боги. Значит, он говорит, что это были не гермундуры. Так кто же это тогда был? Лесные духи?

Они видели, как Видо пустил своего коня галопом и поскакал вперед, чтобы занять место во главе войска. Верхом были только сам Видо, два его сына и пять избранных соратников, служивших ему телохранителями. Простые же воины, как это было принято у германцев, передвигались и сражались пешими. Видо очень прямо держался в седле, подняв поводья до уровня груди. Его острый, выдающийся вперед подбородок выделялся на лице, делая его еще более надменным. Видо явно красовался перед взорами друзей и врагов, потому что это, как он полагал, был момент его нелегко завоеванного торжества.